И тысячу лет спустя. Ладожская княжна
Шрифт:
А если же выйти из пивной, можно было попасть на ярмарку, где некоторые женщины весело смеялись, потому как выторговали новые сапожки дешевле, чем это было прошлой весной. Некоторые же женщины плакали, потому как они были бедны, и их распухшие от тяжелой работы ножки никогда не мерили сапожек, да и женщинам вовсе не было знакомо такое слово: «Сапоги!» А если же пройти дальше, сквозь ряды и шумных иранцев, подняться на зеленые холмы у крепостной стены, то можно было разглядеть деревянных идолов, строго возвышающихся над Новгородом. Перун, Стрибог, Лада, Макошь, Даждьбог и другие… все были
— Чувства, — как-то сказала себе вслух Марна. Сказала так, будто открыла для себя нечто новое и удивительное, хотя то лежало всегда на поверхности. — Люди могут жить в разные времена, носить разные одежды и поддерживать разные ценности. Но чувства. Однажды один парень из Лимерика… кажется, его звали Джон… не ответил мне взаимностью, и я сохла по нему целых три года в старшей школе… Разве не чувствует сейчас Харальд то же самое к Ефанде? Или Олег ко мне? Разве не та же это боль? горечь? химия? гормоны? Как удивительно!
Марна протиснулась к любимой лавке через толпу зевак, что пришли поглазеть. Это была лавка иранского путешественника. Марна приглядела для себя странную золотую статуэтку в виде женской головы еще неделю тому назад, но никак не решалась спросить о цене. Все, что было у нее, — один дирхам, висящий на шее. Но какой бесценный! Ни один град, построенный из серебра и металла, не стоил этого дирхама!
Непонятно было, для чего та статуэтка предназначалась и был ли от нее какой толк в девятом веке, но Марна хотела ее по простой причине — она читала о ней в книгах и видела ее в музеях. Тысячу лет спустя статуэтку найдут в одном из курганов Старой Ладоги, и как уникальный артефакт будут очень беречь.
— Что же это за чудо? — как-то спросила она торговца на славянском, взяла в руки статуэтку и протянула ему.
— Масляная лампа! — довольно произнес иранец с акцентом. — Вставлять сюда шерстяной шнурок, наливать масло и гореть! Ты покупать?
Марна не могла отвести горящих глаз от статуэтки. Она похлопала себя по карманам и с грустью осознала, что при ней нет, да и никогда не было серебра, кроме одного медальона. Впрочем, Марна и не собиралась ее покупать. Она уже какой день кружила вокруг лавки иранца, чтобы придумать, как украсть статуэтку! И вот сегодня, когда, наконец, она решилась сделать это немедленно, кто-то подбежал к ней сзади и обнял со спины.
— Иттан! — Марна искренне улыбнулась во все зубы.
— Идем со мной! Я ищу что-нибудь для сваточной недели!
— Но… зачем? — удивленно спросила Марна, ведь Иттан была вдовой. Навсегда ли? Сможет ли она увидеть своего мужа вновь?
— Как зачем! Для тебя, дуреха! Ведь ты каждый день носишься в одном и том же! Верхом — в этом тряпье! Меч берешь — то же платье надеваешь! Неужели и князя своего в этом платье собираешься ублажать?
— Ты же знаешь, что для меня этот брак ничего не значит?
— Я замуж за Ларса тоже не по любви выходила, но неужели теперь не жить? Будет хоть повод покрасоваться! Я тогда заказала Рёрику самое дорогое платье, что он найдет и привезет
Иттан потянула Марну к следующей лавке. И Марна все же пошла. Быть может, она и не могла ничего купить, но эта забавная игра позволяла ей, наконец, чувствовать себя живой. Она торговалась, рассматривала товары, слушала зевак, любовалась женщинами, что примеряли бусы, сережки, китайские шелковые платья и височные кольца. Однажды один из путешественников, который держал путь в Париж, искал новые сапожки, платье и шерстяную накидку для своей жены. Марна смогла ему помочь.
— Моя жена такая же высокая и статная, как вы! Выше меня будет! Примерьте!
Марна не обиделась. Она привыкла быть выше остальных, выше самих викингов и словен, и понимала, что тому одно объяснение — время и гены. Она мерила разные сапожки, накидки и крутилась перед путешественником и так и сяк, пока он не выбрал то, что нужно.
— Париж… — протянула она шепотом, прощаясь с путником. — Это звучит так…
— Вы бывали в Париже? — учтивости ради мужчина спросил ее.
Сердце Марны пропустило удар. Кажется, ей было четырнадцать, когда приемные родители взяли ее в автопутешествие по всей Европе. Но та ли эта Европа теперь? Точнее… тогда? И что этот мужчина может знать о настоящем Париже? О поцелуях под Эйфелевой башней? Об ароматных круассанах и шоколадных крепах?
— Нет, не была, — хитро улыбнулась Марна и протянула мужчине свернутое платье, которое примеряла для его жены.
Сейчас это платье отправится в каменный Париж девятого века, а, может быть, однажды, спустя тысячу лет, Мирослава Новикова пройдет мимо него в Лувре на одной из выставок и не удостоит этот пресный невзрачный наряд даже взглядом. Если он, конечно, уцелеет на теле бедной женщины, когда викинги надругаются над ней при осаде Парижа, которая случится вот-вот.
— Это самый прекрасный город на всем свете! А я много где бывал! — воскликнул путешественник и взял платье. — Прощайте!
— Прощайте, — повторила эхом Марна и осталась стоять на месте, размышляя о Париже и гадая: останется ли этот мужчина жив, когда викинги придут в Париж? И, как жаль, что она не может его от этого уберечь!
Иттан схватила Марну за руку крепче некуда и ахнула от удивления.
— Какая ткань! — она расплылась в улыбке.
— Это из Византии, — горделиво похвастался купец. — А туда попало из самого Китая! Это шелк!
— Мы берем!
— Вот так сразу? — Марна подняла брови.
— Я отдам эту ткань своей служанке-китаянке, и уже через неделю у тебя будет лучшее свадебное платье! Брит тоже придется кстати!
— Брит умеет шить?!
— Он у меня все умеет! Только не говорит, — и Иттан рассмеялась, раскатилась смехом, словно громом, вынула из поясной сумочки несколько монет и протянула купцу. Он тут же свернул ткань в рулон.
— Я не уверена, что Райан это поймет… все эти ткани… и платья… — покачала головой вёльва. — А этот венок, который Олег просит для него сплести! Это все не для меня, Иттан. Я только хочу учиться владеть мечом, хочу уплыть с Райаном в Ирландию. Да и в мужских штанах мне сподручнее…