Иду на вы
Шрифт:
Нурманов из Свенальдова хирда, тех что случится в полон взять, мыслил Мал потопить в болотах, на потеху водяным да русалкам. Киевских воевод лишить глав на могилах посечённой древлянской знати, а вот о простых дружинниках у него иные мысли были. Как и об Ольге.
Коль не захотела по доброму за него пойти, хуже того, обиды чинила, что ж, возьмёт силой. Всё одно его станет! Своевольна плесковчанка, ну да ничего. Как степняки объезжают норовистых кобылок, так и он управится со строптивой бабёнкой. Пойдёт за него, убоявшись позора, раз по другому никак, а там и Киев его будет. Тут то ратники полянские ему живыми окажутся нужнее. Однако ж, этими,
Всем хороши были задумки, да как часто случается, Боги по-своему судили...
Киевлян ждали летом, они же явились, как сошла распутица. Шли пешими, налегке. Верхом лишь сама княгиня, воеводы да ближние гридни, оттого войско прокормом лошадей не заботилось. Обоза тоже не было. Из припасов то, что в заплечных котомках. Вперёд киевской рати двигались скорым волчьим шагом нурманы, сходу беря не ждавшие беды, не успевшие укрыться в лесах древлянские селения. Люд секли весь нещадно, а из добычи брали одно съестное. Бородатые нурманские вои прошли сквозь древлянские земли как калёный нож сквозь масло, как волчья стая сквозь отару овец. Встали не доходя Искоростеня, а по их кровавому следу скоро подоспела киевская рать Ольги.
Тут Мал сотворил глупость из тех, какие князьям потомки не прощают - вывел древлянское войско в поле на битву. Останься за стенами, сохранил бы людей, так же положил половину ополчения. Добро ещё, вовремя одумался, не дал увязнуть войску в сече с дрогнувшим полянским полком. Отсек бы тогда его нурманский клин от града - все бы остались в поле кормить воронов. И, всё одно, та битва лежала у князя на сердце тяжелей мельничного жернова.
Но, не время ныне тризну править, время - о живых печься. На совете старшие гридни, все, как один рекли то, о чём князь и сам ведал. Мог бы и не спрашивать. Не поздно ещё обернуть всё себе на пользу. Всего то и делов, свершить прежде задуманное. Послать ловких людей собрать да поднять княжьим именем древлян, разбежавшихся по лесам от Свенальдова разбоя. Ими изводить киевское войско, не выходя в поле на битву. Охотничьи отряды бить стрелами из засад. Ночью лихими наскоками вырезать дозорных, да палить шатры. Гонцов в Киев перехватывать всех до единого, паче же захватить обоз с припасами, буде такой снарядят.
Всяк древлянин - охотник, всякому ведомо, как медведя берут. Лесного хозяина силой не обороть, тут ловкость, хитрость, да сноровка надобна. Псы издёргают его больными укусами, отвлекут. Тут уж не зевай, подбирайся, да вонзай рогатину. И держи, покуда зверь сам на неё не насядет, а сотоварищ подскочив, добьёт грозного супротивника, топором раскроив тому череп.
То же и с киевлянами. Оголодавшее да измотанное в мелких сшибках войско само подставит подбрюшье, и остатки древлянского ополчения наколет его как рогатина медведя, а княжья дружина, будто секира снесёт вражью голову.
Лучшего не выдумать, но Мал, хмурясь и не глядя никому в глаза, отказал на совете соратникам и впервые услыхал средь верных гридней ропот. Причиною же вновь была Ольга. Ныне, буде побьют соплеменники киевлян, уж вдовую княгиню нипочём не помилуют. Никаких резонов более не услышат. Много, ох много горя принесла древлянам коварная нурманка. Скормят её живьём медведю, как попадёт в полон, и княжье заступничество не спасёт. Не мог Мал такого допустить! Уж кажись, как ненавидел он Ольгу, а вот и любил ведь едва ль не пуще прежнего. Более жизни любил. Да, что своей жизни! Себе совестно признаться, но более жизней соплеменников!..
Как уберечь княгиню и древлян не погубить? Не сочтёшь сколь ночей провёл без сна, меряя шагами то горницу, то вот как ныне, крепостной вал. Надумал уж было человека верного послать во вражий стан - упредить Ольгу, что сама себя загоняет в ловчую яму. Вовремя одумался, не стал. Не сыскал надёжного человека. А то, стань такое ведомо остальным, как бы не пришлось и самому с медведем обниматься. Древлянский люд с изменниками скор на расправу, не поглядят, что князь. Один только выход узрел Мал чтоб заставить Ольгу снять осаду и уйти прочь без битвы. И, хоть был он ему не по сердцу, но иного не нашёл. Однако, тут ему надобно было согласие старейшин да волхвов. Дело он измыслил серьёзное, потому через три дня собирал совет. Раньше бы созвал, но волхвы на своём сроке настояли, а отчего, только им да богам ведомо.
До той же поры, придётся терпеть хмурые взгляды и недобрый ропот за спиной. А, что недобрый, ежели и были сомнения, то теперь Вышата их развеял. Вон, глядит в сторону, челом хмур паче обычного. И, молчит. Наговорился нынче ночью, поболее небось, чем за треть жизни. Рассказать бы ему всё как есть, но князь знал, что не скажет. Никому. Себе только, и то нехотя. А всё ж, смолчать тоже не ладно. Одного молчуна довольно.
Тряхнув головой, будто отбросив постылые думы, Мал положил гридню руку на плечо. Холодные кольца брони врезались от пожатия в княжью ладонь.
– Не стану я ни оправдываться, ни виниться. Поверь мне старый друже. Сам поверь и прочих ратников от меня проси поверить. Сделаешь ли?
Вышата молча кивнул.
– А, сам веришь?
Помедлив немного, гридень пожал плечами.
– Ну, и то ладно.
Князь развернулся, взметнув полы подбитого лисой плаща, и не оглядываясь зашагал в город. Какое-то время Вышата провожал его взором, словно думая идти ли следом, но после, не дав скрыться из виду, двинулся догонять плавным да скорым шагом старого воина.
ГЛАВА II
Дивна та пора летним утром, когда ночь, гонимая рассветом уже отступила, скрылась до срока в Навьих пределах, но ясно Солнышко не обогрело ещё землицу, и луга блестят в первых лучах его росою, будто самоцветами. Чиста роса, как девичьи слёзы, да так же и недолга. Вот приголубит девицу любый, глядь и высохли слёзки-то. Взойдёт по небу Ярило-батюшка, расцелует жарко землю - только ту росу и видели.
Ведьмы да знахари многие травы лишь в такую пору и берут, потому утренней влагой омытые те особую целебную силу имеют. Иным же хворобным и вовсе велят в утренних росах купаться. Говорят, какая есть хворь уходит, а какой нету не пристанет.
Но ныне, в утренний час на широкой поляне меж вековых дубов не знахарь седой с котомкой бродил, не отроки босоногие, сидя охлюпком, коней с ночного гнали. Ратники стояли вкруг поляны - кто в бронях, кто без, но все при оружии. Да не с топорами и кистенями. Даже у кого чекан иль клевец[34] сзади за пояс заткнут, а всё одно сбоку меч висит. По такой примете знающий скажет - не ополчение собралось, но княжьи дружинники.
Те, что постарше или молчали, или говорили меж собой не громко, степенно. У юных же, хоть щёки горели румянцем ярче рассветного солнца, и глаза блестели, что та роса, а и они, на старших глядя, удаль сдерживали. Оно и понятно, чай не с девками хороводы водить пришли. Здесь иные забавы, ратные, пристойные зрелым воинам.