Иду на вы
Шрифт:
– С молодым Свенальдовичем-то не ладно вышло,-нахмурился посерьёзнев Урхо.-Воевода не забудет.
Осмуд отмахнулся.
– Я с воеводою и без того, как псина с волчиной. К тому ж, за молодого горбун просил. Я уважил, так теперь он мне должник.
– А, это - добрая весть. Горбатого колдуна уж коль не союзником, так хоть должником иметь, лишь бы не ворогом. Молва идёт будто, секирою он с одного удара борт лодьи прорубает. А, ещё слыхал что он как-то со своего драккара на вражий сиганул на длину весла. Да, в брони. Даром, что горбат. Хотя, может и брешут...
– Не брешут,-покачал головою Осмуд.-Видал я его в поединке. Может. Да, и разумом
Нежданно, неспешную их беседу оборвал крик белобрысого отрока, разодетого в расшитую красными птицами рубаху да печенежские сапоги. Никакого оружия, меж тем, отрок при себе не имел.
– Дядька Осмуд!-голосил он сбегая с холма.-Вон ты где хоронишься, а тебе с княжичем княгиня велит немедля к ней быть!
Осмуд скривился недовольно, но кликнув Святослава, поднялся - княгиню не больно-то ослушаешься.
– Чего голосишь, Божко?
– Так, княгиня ж...
– Да, слышу уж,-проворчал Осмуд, потрепав подбежавшего княжича по волосам.-Веди, коль велит.
Божко, какого вместе с девкою Чарушей из всей челяди только и взяла с собою в поход Ольга, припустил едва не бегом, то и дело оглядываясь на княжича с его пестуном. Старый да малый на бег срываться не спешили, на что Божко хмурил брови и качал головой. Осмуд же, видя такое медлил из одного упрямства. Не люб был ему Божко.
Княжьему отроку, почитай уж пятнадцатое лето а по сию пору ни меча, ни рогатины в руках не держал - ладони белые да тонкие, будто у девицы. Зато, уж лукав не по летам. Не воин - нутро с гнильцой. По всему видать, быть ему виночерпием, а может и ключником, либо иным каким княжим наушником. Оно бы может и не дурно. Мудрый князь от советов чело не воротит, да только этакий-то что ж присоветует?! Что ни нашепчет - всё с душком да кривдою, всё со своею корыстью.
Допрежь князья к себе таких на полёт стрелы не пускали. Ныне же от базилевсов обычаи берут, а у тех всё более не воеводы в наперстниках, но стольники, да постельничьи, какие и нравом и обликом поганы - мужами назовёшь, только порты с них стянув. Впрочем, иных и тогда не назовёшь, потому как, срамно молвить - скопцы!
Оно конечно, есть чему у греков учиться. Да, хоть бы и тому же воинскому правилу. Взять вот, нынешний ратный стан. У полян, да прочих сродных племён принято в походе, на время стоянки, лагерь повозками огораживать. Умно, да только идя на древлян обоза-то с собою не брали. Как быть? Осадив Искоростень, Свенальдовы ратники, став поодаль, насыпали окрест себя вал. Киевляне же, оседлали всхолмье, и чаяли, будто этого одного довольно. Осмуд, однако, настоял чтобы вкруг стана врыли нарубленных рожнов, а меж ними ветвей наплели. Труд невелик, а вышла словно бы малая крепь, за какой сидеть куда спокойнее - осаду не выдержать, но от ночного набега сбережёшься.
Задумка Осмуда пришлась по нраву всему войску от ратника до сотника, да и Свенальд велел поверх своего вала кольев набить. Обычай же такой княжий пестун углядел у греков, а тем он достался от ромеев, чьи воины, по слухам, и вовсе с собой в походы заготовленные рожны носили. Воину у воина учиться не стыдно, но мудро, и будь близ княгини царьградские воеводы, Осмуд хоть и ворчал бы, ясное дело, но не роптал. Она же к себе звала греческих волхвов. Будто своих нету! А, у греческих всей премудрости - как кривду за правду выдать. С ними знаться станешь - глядь а уж под пятой у базилевса очутился. Коварны да алчны без меры, даром что "святыми отцами" зовутся!
За думами Осмуд не заметил,
У входа, где застыли на страже два ратника, Осмуда с княжичем уже поджидал Божко. Глядел с укоризною и от нетерпения ногою притоптывал. Непоседа Святослав, устав должно быть, от неспешной ходьбы, вприпрыжку вырвался вперёд и юркнул под полог. Божко, зыркнул с сомнением на княжего дядьку, но рассудив, что княжич-то поважнее будет, махнул рукой да и шмыгнул вослед.
Осмуд, поравнявшись с гриднями, каких наперекор Свенальду Ольга ставила в ближнюю стражу только из полян, молча кивнул. Дождался от ратников ответных кивков и после уж, без лишнего спросу широко откинув полог, шагнул в княжий шатёр.
Глаза со свету не враз свыклись с полумраком. По ясному времени дорогих свечей не жгли, а растворили прорезанные в полотне оконца - малые, отчего покой озарялся скудно.
Впрочем, где обычно пребывает Ольга Осмуд знал, потому войдя, поклон отвесил сразу, не глядя. Княгиня сидела чуть в стороне по правую руку от входа на складном деревянном стуле с царьградскою резьбой и позолотой. Место это выбирал ей сам Осмуд. И, не случайно, а с тем, чтобы вошедший с оружием да щитом, волей-неволей в первый миг казал свой необоронённый правый бок. Гридню, что во всякую пору нёс стражу подле княгини, того мига может статься довольно для удара рогатиной.
Ольга, вроде и не взглянула на Осмуда, однако на его поклон, голову в ответ, хоть едва, а всё ж склонила. Княгиня! Ныне, как и весь поход она нарядом почитай не отличалась от девки своей Чаруши. Только что колты[50] поверх простого, без украс повойника[51] носила не медные, а из чернёного серебра. Ну, и летник[52] ещё цвета багряного, более княгине пристойного, однако ни бисером, ни жемчугом не шитый. Этак, не ведая, глянешь мельком, и помыслишь будто киевлянка из зажиточных, да не знатных. Но, то ежели мельком, потому стоит лишь присмотреться к её облику, а паче встретить взор отливающих харалугом очей, и спина сама согнётся в поклоне. Княгиня!
Осмуд, однако, долее потребного спину не гнул - чай не холоп, но вой, и не из последних. У русичей - хвала Перуну!
– не в обычае, по примеру степняков да греков, брюхом о землю елозить. Стал прямо, и заложив персты за широкий кожаный пояс, расправил плечи.
– Звала что ль, княгиня?
– Звала,-Ольга одною рукой приобняла усаженного на колени сына, в другой же держала за клинок тот нож, каким он давеча игрался.-Востёр.-княгиня подбросила нож и умело перехватила его за рукоять.-Не скажешь ли что это?
Осмуд пожал плечами.
– Вестимо что. Иль не ведаешь? Нож варяжский. В Новограде кован, а рукоять умелец один из чуди ладил. Добрый клинок! Я им с единого раза берёзку смахнул, да на черены порубил.
Ольга сощурившись, кольнула взором.
– Ты, старый, из ума выжил, иль скоморошничать удумал? Про те черены отдельный спрос, а ныне ответь-ка, почто дитя ратным железом одарил. Не желаешь ли чтоб убился по неразумности?
– Дитя?! Княжича русского!-Осмуд, возмутившись аж голосом задрожал.-Это не то ли дитя, что перед бранью с древлянами сулицу метнуло[53]? У пастушонка, да бортникова сына и тех ножи к поясам приторочены. А, Святославу дружины водить, ему без оружия на люди выйти постыдно!