Иду на вы
Шрифт:
Спегги кивнул.
– Знаю. Ты в своём праве, но если сейчас убьёшь Ульфа, то увидишь во мне кровника, а если остановишься - должника. В том я, Спегги Топор, клянусь перед всей дружиной кровью, сталью и землёй.
Горбун выхватил из-за спины нож, и отворив им запястную жилу, окропил окрест себя примятые травы.
С дюжину ударов сердца Осмуд молчал, но после отпустив палку, устало поднялся на ноги. Глянул мельком на сипло тянущего воздух Ульфа, чуть дольше на горбатого воина, молвил:
– Быть по сему,-и пошёл к расступившимся перед ним ратникам.
Святослав
* * *
В лагере у Осмуда был свой шатёр. Не хоромы - одному едва развернуться, а ему в большем и нужды нет, чай не послов принимать. Заночевать ежели, так места хватит. Трав нарвал, накидал на сыру землю да шкурой устелил - чем воину не ложе. А, и без того бы обошёлся, да княжьему дядьке подле княжича быть должно, оттого и притулилась его палатка даже не со старшими гриднями, а прям посередь лагеря, меж шатров Киевской знати. Осмуд, однако, без нужды тут бывать не любил, боле времени проводя у костров дружины, что стояла вкруг по десяткам да сотням. Ну, и Святослав с ним, вестимо.
У младших ратников шатров не встретишь. Попервоначалу поставили шалаши из шкур да еловых лап, но ныне уж землянок нарыли. Шутили промеж собою, дескать, теперь хоть зимуй, а то и новый град руби заместо Киева, коль по иному древлянских земель не взять. Осмуд ведал, что от таких шуток и до ропота недалече. Сколь ещё мыслит княгиня бестолково сидеть под Искоростенем? Воину от безделья скоро дурь в голову лезет, а на голодное пузо ещё скорее. Меж тем дружина-то, уж какой день одною рыбой живёт, да и той с каждым разом всё менее отлавливают.
Вот и теперь, от котла, что парил над огнём, исходил густой рыбный дух. Молодой воин деревянным черпалом вылавливал из варева ершей с уклейками да отбрасывал псам. Те сварились из-за прокорма, но на ломти трёх судаков да щуки, что на расстеленной рогожке дожидались очереди в котёл, покушаться остерегались - допреж учёны были палкой.
Кашевар зачерпнул чуток горячей жижи и шумно хлебнул. Поморщился.
– Без трав да кореньев похлёбка тока, вон, псам в радость,-молвил словно бы и про себя, а так чтоб рядом слыхать было. Скосил глаз на десятника, но тот будто глухой. Тогда зашёл с другого боку, уже громче-Я говорю, в лесок бы наведаться. Травок нужных да корешков собрать.
– Ага,-отозвался за десятника Осмуд, что лёжа рядом, пожёвывая лениво стебелёк, приглядывал за игравшимся с ножом княжичем.-Ну-тка, наведайся. В том леске древляне тебе твой корешок и отчекрыжат.
– Так откуда тут древляне?-буркнул кашевар. Без веры, правда, а более из упрямства.-Какие не за тыном сидят, те по болотам, поди, хоронятся.... От Сенальдовых разбойников.
– А, ну-кась умолкни!-рявкнул десятник.-За похлёбкою следи! Ишь, воевода выискался.
Ратник насупился, но смолчал, перечить не посмел.
– Ты, Боброк, поди к знахарю,-присоветовал Осмуд.-Авось даст травок.
Боброк сначала не ответил, да вскоре не сдержался:
– Чего ж не дать. Знамо дело даст. Клюкой по загривку... Лешак замшелый.
– Ты ныне от меня по загривку допросишься,-приподнялся на локте десятник.-Кому велено в котелок глядеть!?
– Да не лютуй, Урхо,-вступился за кашевара Осмуд,-Не за себя ж парень радеет. На-ка, Боброк.
Осмуд выудил из котомки на поясе малый холщовый кулёк и кинул его ратнику. Тот поймал, развернул и ссыпал на ладонь мелкие серые кристаллы. Не веря глазам, лизнул.
– Соль! То ж соль!!!
– Она,-кивнул Осмуд.
– Рот-то шибко не разевай, галка этакая,-опять встрял десятник.-Одарили, так возьми пясть, а иное верни с поклоном.
Боброк захватил щепоть соли и кинув в котёл вернул Осмуду кулёк.
– Откуда ж такое богатство, дядька?
Осмуд сощурился потянувшись, и широко улыбнулся.
– Так я ж не калика перехожая. Княжича пестую! У меня в Киеве одних кун серебряных три горшка, а сколь их в тех горшках не ведаю. Не считал.
– Брешешь,-выдохнул Боброк
– И то,-молвил десятник Урхо.-Не бреши, старый. Этот дурень разнесёт, как сорока, чего доброго татей накликает. То мне ведомо, что у тебя всего богатства - меч да щит.
– Верно,-Осмуд погладил потертые кожаные ножны.-А, ещё вон,-кивнул он на Святослава. И тут же,-Руку-то, княжич, не от уха замахивай. С плеча руби!
Мальчонка глянул серьёзно на дядьку и принялся по новой рубить воздух крест-накрест тяжёлым ножом, какой по его летам и за меч мог сойти.
Урхо, меж тем, откинулся на спину, рукою прикрыв от солнца очи. Муж ростом невысок, да кряжист родом из чуди. Ещё дед его, как сел Синеус в Белоозере, прибился к русской дружине, а после с Рюриком подался в Киев. Отец нашёл свою погибель от стрелы в хазарском походе Вещего. Урхо же, ходил с Игорем и на Царьград, и прежде на древлян. Ну, а ныне, при Ольге водил десяток в младшей дружине.
Ратникам Урхо был люб. Хоть и мог он, иной раз, перетянуть древком рогатины по хребту, но никогда по злобе, а по правде только.
Так уж вышло, что Осмуд сошёлся с десятником-чудином, и в лагере можно было его сыскать чаще прочего середь десятка Урхо. Ныне, после сшибки со Свенальдовичем, сюда пришёл, подалее от пересудов, однако молва, как водится, вновь скорее оказалась.
– Скажи-ка, чего ты с сыном воеводы не поделил?-с ленцой, будто и без интереса спросил вдруг Урхо.
Осмуд сплюнул в сердцах.
– Отколь уж ведаешь-то?!
– Замята прибег, как ошпаренный. По лагерю разнёс, мол, дядька Осмуд пятерых княжих ратников одним дубьём побевоше, а Свенальдова сына и вовсе едва вусмерть не придушил. Было иль как?
– Было,-согласился Осмуд.-А, Замяте твоему подрезать бы что торчит не к месту.
– Не-э-э,-протянул десятник.-Девки затоскуют.
– Чего бы? Я ж про язык.
Десятник пожал плечами.
– Так и я о нём.
Оба заулыбались, а навостривший ухо Боброк трясся, зажав рот дабы не выдать старшим своего любопытства - погонят ещё, чего доброго.