Иду на вы
Шрифт:
– К слову сказать,-продолжал он.-С чего бы ты стал поносить напрасно древлянского князя. Мал - враг нам, но он вовсе не глуп.
– Глуп,-упрямо тряхнул жидкими волосёнками Спегги.-Ибо растерял разум из-за бабы. Что же до моих речей, то ты прав, они вряд ли придутся по нраву Хельге, но я не вижу здесь её наушников.
– Зато, ты видишь здесь того, кого сам же назвал неразумным мальчишкой!
– Это так, и твоему сыну пришло время становиться разумным мужем. Ульф и теперь может водить хирд в походы, однако ты ведь не желаешь ему судьбы вольного ярла. Ты не хочешь, чтобы он жил набегами. Ты хочешь чтобы он владел.
Спегги
– Послушай меня, ярл Свенальд! Я научил Ульфа побеждать своим мечом и секирой. Пора ему узнать как побеждают чужими мечами. Как правят.
Воевода вновь вытянул из-под расшитого алою тесьмой ворота свой оберег. Горбун умолк. Ульф же, и так едва дышал, разумея, что ныне решится - оставаться ли ему впредь простым, пусть даже из первых ратником, либо приобщившись тайн двора княжего, стать наконец, ежели и не десницею отцовой, то хотя б по левую от него руку.
Невдомёк ему было, что разделить с сыном свои чаяния да заботы воевода уж давно решился. До сей поры Свенальд не противился молодецким его забавам. В юные года надобно вдосталь и мечами позвенеть, и медов упиться, да хорошенько разглядеть чего там девки под подолом прячут. Воину иной жизни не надобно. Так и живут, покуда ту жизнь не оборвёт чужая сталь. Однако, и для себя и для потомков своих Свенальд чаял большего, оттого и замыслил, воротясь из похода, обременять сына делами своими, да княжьими, помалу допуская к тому, что от прочих сокровенно. Помалу, потому как и меч в руке воина - оружие грозное, но дай его неумелому, так не только ворога не сразит, а и себя, чего доброго, посечёт. Иное же знание - оружие пострашнее меча. Да, что там меча! Оно и целого войска стоить может.
О том, что древлянский князь сохнет по Ольге знали многие, и ещё большие догадывались. При княгине, правда таких речей не вели, но уж шептались не таясь. А, чего таиться? О чём Малу мечтается - то его забота, а Ольга жена верная. Вон, по мужу своему загубленному, уж который месяц кровавую тризну правит.
Свенальд, однако, ведал о княгине другое.
Не от дурости, да гордыни возжелал древлянский князь киевский стол под своё седалище, а киевскую княгиню на свое ложе. Нет! Сама же Ольга его к тому и подвигла. Сколь бы ни был муж разумен да крепок, а брага всё одно крепче - из любого сотворит безумца. Но, во сто крат крепче самого хмельного мёда любовь да власть, и отравой этой Ольга опоила Мала не скупясь. Ну, а как обезумел древлянский князь, с той поры дни Игоря были сочтены.
Тут-то Ольга и сговорилась со Свенальдом. Хирдманы его бахвалились перед княжими гриднями добром взятым в древлянских землях. Дружина зачала роптать, а княгиня нашептала Игорю идти самому брать с древлян полюдье.
Зная алчный норов Старого, ведали, что оберёт он лесовиков до исподнего и чаяли, что возмутившись, те враз учинят расправу над лиходеем, но не тут-то было. Долготерпеливы оказались древляне, и пришлось Свенальду перехватить Игоря с полпути. Оглядев обоз, посмеялся тогда Свенальд, молвя, что дескать, обманули древляне киевского князя, на дав ему и трети добра против обычного. Кривил воевода, но Игорь поверил, осерчал и отпустив обоз, с ближними гриднями поворотил коней - добирать невзятое. На свою погибель.
Ну, а вдовая Ольга, сгубив мужа руками древлянского князя, вовсе не чаяла делить с ним ложе, а уж тем паче киевский стол. Ей на престоле и с Игорем было тесно, так с чего бы делиться с Малом. Одна желала владеть Киевом, и ныне владела, хотя именем сына.
Правду об Ольге помимо Свенальда, и верного ему Спегги, ведал само-собой Мал, а боле никто. Воевода, однако, по разумению полагал, что в таком деле без греков никак не обошлось, а стало быть, те накрепко держали теперь княгиню за глотку. Не даром подле неё греческие жрецы кружат.
Мал, хоть и прозрел с той поры, как Ольга трижды сгубила едва ли ни всю древлянскую знать, однако станет молчать. Прав Спегги, люба она ему по-прежнему. А, кабы и заговорил, так кто ж ему поверит - что не скажет дурного об Ольге мятежный князь, всяк решит, что навет.
И, всё одно молчание Мала не сохранит ему живота. Не угомонится Ольга, покуда навеки не закроет его уста, и в том Свенальд ей - усердный пособник. Правда, из своей корысти - очень уж по нраву пришлись ему богатые пушниной древлянские земли. Как сидел там тиуном Игоря, то собрал половину из того богатства, каким владеет ныне. Чаял и наперёд этакого куска из рук не упустить. Однако и понимал - лишь расправится Ольга с Малом, настанет черёд и прочих ведающих о ней сокровенное. До греков-то княгине не дотянуться, другое дело - воевода Свенальд.
Что ж, на такой случай он и не скупился для своих воинов. Его хирд всей киевской дружине не по зубам, да и на волнах Славутича у пристани, под приглядом трёх десятков ратников качаются четыре драккара. Силой плесковской волчице его не обороть, а вот коварством может, и тут уж надобно поостеречься.
Нет, что бы ни говорил горбун, а не ко времени Ульфу такое знание. Не теперь. В походе и без того забот хватает, вот пусть ими и займётся - всё меньше времени на дурь останется.
– Вот, что я решил,-Свенальд заправил шнурок с оберегом за ворот рубахи.-Нынешний разговор мы продолжим, как вернёмся в Кенугард[63]. До той поры ты, Ульф, о нём забудешь, а ты, Спегги, ему не напомнишь. Я сказал - вы услыхали. Так?
Воевода дождался пока оба согласно кивнут. На сыне взор задержал чуть дольше.
– Ну, вот,-хохотнул он.-Теперь у тебя рожа, словно горсть клюквы сожрал. Уймись, Ульф! Потерпишь. Но, и бездельничать тебе довольно. Мы увязли под этим проклятым городом, как лось в болоте. Приступом нам его не взять. Измором тоже. Уйти ни с чем мы не можем. Ни у меня, ни у княгини, ни у сотников нет решения. Найди его ты, сын. Докажи, что ты не только воин, но и вождь. Всё, иди теперь.
Ульф вновь кивнул, но подняться не поспешил.
– Я хочу спросить, тебя, отец.
– Ну,-воевода поморщился недовольно.
– Спегги назвал меня неразумным мальчишкой, и ты с ним согласен. Не стану спорить, я молод и малоопытен, но не так уж и глуп,-Ульф вдохнул воздуху, чуть помолчал, будто собираясь сигануть в студёную воду, и высказал остальное на едином дыхании.-Ты всего лишь воевода. Сперва у Ингвара, теперь у Хельги. После станешь служить Свендославу. Но, спроси всякого, и он скажет, что ты рождён быть конунгом! И ты можешь им стать! Теперь, пока Свендослав - ребёнок, а кенугардская дружина слаба. В любую из ночей наши воины втопчут их в землю. Через седмицу мы без преград войдём в Кенугард и ты займёшь княжий престол. Нет, не княжий! Кенугард велик и править его землями подобает великому конунгу! Такому же, как Карл Пипинсон. Тебе, отец! Ответь же, почему ты медлишь?! Почему не возьмёшь то, что само идёт тебе в руки?!