Идя сквозь огонь
Шрифт:
В былые времена, прыгая с мечом на палубу вражеского корабля, он знал, что рискует лишь собственной жизнью. Теперь от того, как он справится с поручением, зависели судьбы близких ему людей. Что ж, жизнь Ингрид и мальчишек в обмен на жизнь старика Никеля — такая цена устраивала бывшего пирата. Об остальном он тогда не задумывался…
Процессия неторопливо приближалась к месту, где ожидал своего часа датчанин. Несколько томительных мгновений — и обитые бархатом носилки величественно проплыли под недостроенной аркой. Ну, давай, Харальд!
В мгновение ока он перемахнул дощатый парапет и приземлился на плоскую крышу портшеза. Расчет датчанина оправдался. Хрупкая кровля с треском разверзлась под его весом, и Харальд обрушился на сановника, как ястреб на куропатку.
Перед взором пирата промелькнули изумленные глаза министра и его всклокоченная борода. Далее датчанин действовал, как бездушный, созданный для убийства механизм. Все человеческое умерло в нем на время, чтобы не мешать его миссии.
Не давая Бродериксену прийти в себя и обнажить кинжал, Харальд выхватил свой нож и что было силы ткнул им старика в сердце. Никель сдавленно охнул, кровь темной струей брызнула из его уст, залив убийце лицо, и одежду.
Все это длилось считанные секунды. В следующий миг датчанин уже выбил ногой дверцу носилок и выскользнул наружу. Тут он едва не налетел на конного солдата, защищавшего портшез от нападения сбоку.
Одетый в железо всадник на миг опешил при виде жуткой, запятнанной кровью маски, но тут же понял, что перед ним — смертный, и потянул из ножен меч.
Харальду не оставалось ничего иного, как нырнуть под брюхо его лошади. Меч солдата отрывисто свистнул в воздухе, но датчанин был уже недосягаем для его клинка.
Что есть духу он мчался по улочке, в конце коей его ждали Гмуры. Уразумев, что случилось с их подопечным, стражники погнались за убийцей.
Гмуры были к сему готовы. При виде бегущего им навстречу датчанина и несущихся следом солдат они вскинули к плечу арбалеты.
Харальду в запарке почудилось, что один из братев целится в него, и он спешно пригнулся. Но опасения были напрасны. Высоко пролетев над его головой, арбалетная стрела с хрустом вошла в переносицу стражника, настигающего датчанина.
Второй воин успел поднять меч, но захлебнулся собственной кровью, получив стрелу в шею. Прежде чем остальные всадники втиснулись в узкий переулок, Гмуры подхватили Харальда под локти и потащили в какой-то грязный тупик, обрывающийся у зловонной ямы.
Ничего не говоря датчанину, братья столкнули его, в эту дыру, показавшуюся бывшему пирату, вратами преисподней, и сами прыгнули следом. Это спасло им жизнь.
Пролетев несколько локтей до земли, Харальд шлепнулся на мягкую, сколзкую кучу тряпья, гнилых овощей и еще бог весть чего. Яма оказалась входом в стокгольмскую клоаку, куда стекали нечистоты со всего города.
В ноздри датчанина ударил жуткий, удушливый смрад. Кожаная маска от него не спасала, и Харальд с отвращением сорвал ее. Наверху раздавались крики стражников, столпившихся у края ямы. Рыцарь, возглавлявший отряд, требовал принести ему лестницу, чтобы продолжить погоню.
Услыхав это, Гмуры увлекли Харальда за собой в узкий, темный проход, откуда доносился плеск воды. Затем, кряхтя от натуги, задвинули за собой каменную плиту, отгородившись от входа в подземелье.
Какое-то время беглецы пребывали в кромешной тьме, но вскоре один из братьев наощупь нашел сумку с факелами, заботливо припрятанную им здесь на случай отступления.
Чиркнуло, высекая сноп искр, огниво, вспыхнул пучок сухой травы, от которого занялись факелы. Тьма испуганно побежала прочь, и в неверном факельном свете Харальд увидел длинный сводчатый коридор, уходящий в черную даль.
— Ну что, пойдем, датчанин? — с мерзкой ухмылкой обратился к Харальду один из Гмуров. — Или ты боишься темноты?
От того, каким тоном это было сказано, у готландского пирата по спине и впрямь пробежала дрожь. Но отступать было поздно.
— Веди, — холодно ответил Харальд, стараясь не выдавать голосом своей тревоги, — если только знаешь, куда!..
Похоже, Гмур знал дорогу. Держа перед собой факел, он двигался по хитросплетениям подземного города с такой уверенностью, словно шествовал из одной комнаты своего дома в другую.
Факел в его руке покачивался из стороны в сторону, и от этого датчанину казалось, что своды подземелья конвульсивно сжимаются, подобно утробе, заглатывающей свою добычу.
По шершавым стенам клоаки в танце прыгали жуткие тени, орды крыс с писком бросались врассыпную, напуганные нежданным в сем царстве тьмы источником света. Иногда их было так много, что путникам приходилось ступать по сплошному шевелящемуся ковру из крысиных спин.
Клоака уходила вглубь подземелья, и Харальд вскоре потерял всякое представление о том, под какой частью города они находятся. Все чаще им приходилось брести по щиколотку, а то и по колено в ледяной воде, сбегающей из бесчисленных стоков, увязать в скользкой помойной жиже.
В какой-то миг датчанин решил, что они заплутали и навсегда останутся пленниками сего зловонного ада. Он продрог до костей и хотел согреться.
Позади слышалось сопение Гмура, замыкавшего шествие. Оглядываясь, Харальд видел его грубое лицо в отсветах факела, казавшееся высеченным из серого камня. Это придавало ему сходство со сказочным троллем, и Харальду подумалось, что в жилах его спутников и впрямь течет кровь древних жителей подземелий.
Гмурами в Скандинавии называли местное племя, походившее с лица на сказочных гоблинов, или орков. Завоевав полуостров, люди с юга быстро истребили сей дикий народец, не владевший техникой выделки металлов.
Но память новых хозяев земли хранила предание о вымершем племени, наделяя его неуклюжестью и уродством. Если у кого-нибудь в семье рождался ребенок, со скошенным подбородком или излишне развитыми надбровными дугами, его с детства дразнили Гмуром.
Не обошла сия чаша и близнецов, прислуживавших фон Веллю. Чересчур скуластые, с низкими, покатыми лбами, они сызмальства служили мишенью для насмешек и унижений. Но с возрастом братья научились достойно отвечать на обиды.