Игра как феномен культуры
Шрифт:
В романе «Евгений Онегин» (1825 – 5832) в повествование о «жизни действительной» включаются различные игры, подчеркивающие прозаичность светского и мелкопоместного существования. Отец Онегина играл «в дурачки» со своей ключницей Анисьей. Сам Евгений, поселившись в поместье,
… домаПоэт упоминает игру в горелки – любимое развлечение Ольги и ее маленьких подруг. Дворовые ребятишки придумывали незатейливые ролевые игры:
Вот бегает дворовый мальчик,В салазки Жучку посадив,Себя в коня преобразив.Во время встреч Ольги с Ленским влюбленные,
Уединяясь от всех далеко,… над шахматной доской,На стол облокотясь, поройСидят, задумавшись глубоко,И Ленский пешкою ладьюБерет в рассеяньи свою.В «веселый праздник именин» Татьяны в доме Лариных после праздничного обеда
Столы зеленые раскрыты:Зовут задорных игроковБостон и ломбер стариков,И вист, доныне знаменитый.Среди мелкопоместных обывателей был и свой отъявленный игрок – Зарецкий, «картежной шайки атаман».
Игровые элементы используются в романе в качестве художественного приема. Душевная опустошенность Евгения, его неспособность к сильному чувству уподобляются «равнодушному гостю», который
На вист вечерний приезжает,Садится; кончилась игра:Он уезжает со двора.Тема карточной игры по-новому раскрывается в повести А.С. Пушкина «Пиковая дама» (1833 г.), начинающейся эпиграфом – «рукописной балладой», в которой воссоздается времяпровождение представителей света, обозначенное ими как «дело»:
А в ненастные дниСобирались ониЧасто;Гнули – бог их прости! —От пятидесятиНа сто,И выигрывали,И отписывалиМелом.Так, в ненастные дни,Занимались ониДелом.Исходным пунктом развития событий в повести является разговор игроков, которые провели всю ночь за картами у конногвардейца Нарумова. Они рассуждают о риске, удаче, расчете, пересыпая свою речь карточными терминами:
«– Что ты сделал, Сурин? – спросил хозяин.
– Проиграл, по обыкновению. Надобно признаться, что я несчастлив: играю мирандолем, никогда не горячусь, ничем меня с толку не собьешь, а все проигрываюсь!
– И ты ни разу не соблазнился? ни разу не поставил на руте?.. Твердость твоя для меня удивительна».
В разговор включается граф Томский, рассказавший о событии шестидесятилетней давности: в Париже его бабушка, «la Venus moskovite», проиграла в фараон большие деньги герцогу Орлеанскому. Отказ мужа заплатить ее долг вынудил графиню обратиться к вельможе Сен-Жермену, открывшему ей тайну трех карт, что дало ей возможность отыграться. Так мотив карт приобретает мистический смысл и становится основным двигателем сюжетного действия. В рассказе о Чаплицком этот мотив усиливается таинственной, почти магической «игрой» цифр. Совершенно необъяснимо, почему графиня открыла тайну не своим четырем сыновьям, «отчаянным игрокам», и не своему внуку, а случайному человеку – Чаплицкому, проигравшему «около трехсот тысяч». Но неожиданный дар и баснословный выигрыш не принес ему счастья: Чаплицкий промотал миллионы и умер в нищете.
Процесс карточной игры, описанный в заключительной части повести, неразрывно связан с азартом, нервным напряжением. Пушкин использует этот мотив, чтобы выявить социальную сущность русского общества первой половины XIX века, определившую отношение к игре. Для дворянина XVIII в. карты являлись забавой, развлечением, но к карточному долгу относились как к «долгу чести». Например, для тех, кто состоял членом Английского клуба в Санкт-Петербурге, главным позором было занесение фамилии на черную доску за неплатеж проигрыша в срок. Для честолюбца, разночинца Германна, человека XIX века, одержимого манией богатства, карты – это средство обогащения, жизненного успеха. В начале повести он только следит за игрой, объясняя это тем, что «не в состоянии жертвовать необходимым в надежде приобрести излишнее». Рассказ Томского является своеобразным катализатором: Германн готов использовать любые средства, чтобы овладеть тайной трех карт, особенно после сна о фантастическом выигрыше: «… ему пригрезились карты, зеленый стол, кипы ассигнаций и груды червонцев. Он ставил карту за картой, гнул углы решительно, выигрывал беспрестанно, и загребал к себе золото, и клал ассигнации в карман». Одним из таких средств становится бедная воспитанница графини Лиза. Проникнув с ее помощью в спальню графини, Германн то взывает к ее состраданию и великодушию, то умоляет «всем, что ни есть святого в жизни», то встает на колени. Когда все его усилия остаются бесплодными, он прибегает к помощи пистолета, что приводит к трагическому концу. Раскрытие тайны трех карт связано с фантастическим: Германну является призрак графини. Открыв ему долгожданную тайну, она требует соблюдения трех условий: не ставить более одной карты в сутки, не играть больше «во всю жизнь» и жениться на ее воспитаннице.
Игра, которая должна осуществить желаемое, уподобляется поединку, но люди в нем сражаются не за честь, а за богатство: «Германн снял и поставил свою карту, покрыв ее кипой банковых билетов. Это похоже было на поединок. Глубокое молчание царствовало кругом». Однако вместо ожидаемого туза выпадает карта меньшего достоинства – пиковая дама. Германну почудилось, что она «прищурилась и усмехнулась» как знак тех таинственных, мистических сил, которые управляют случайностями. Крушение всех надежд героя, связанных с выигрышем, привело его к сумасшествию: Германн «сидит в Обуховской больнице в 17 нумере, не отвечает ни на какие вопросы и бормочет необыкновенно скоро: – Тройка, семерка, туз! Тройка, семерка, дама!..». Как отметил Пушкин в своем дневнике 7 апреля 1834 года, ставка на три карты вошла в моду: «Игроки понтируют на тройку, семерку и туза».
В 1890 году П.И. Чайковский написал оперу «Пиковая дама», существенно отличающуюся от повести А.С. Пушкина своим сюжетом, социальным положением героев, трактовкой их характеров, разработкой мотива борьбы за тайну трех карт (либретто М.И. Чайковского). Время действия перенесено из эпохи Александра I в эпоху Екатерины II. В опере Герман – бедный гусар, а Лиза – внучка и наследница Графини. Богатство нужно герою, чтобы преодолеть социальный барьер, отделяющий его от любимой девушки. Узнав из беседы Сурина и Чекалинского о тайне трех карт, Герман часами сидит в игорном доме, наблюдая за игрой, но из-за своей бедности не может принять в ней участия. В заключительной седьмой картине в арии Германа появляется мотив «жизнь – игра»:
Что наша жизнь? Игра!Добро и зло – одни мечты…Кто прав, кто счастлив здесь, друзья?Сегодня ты, а завтра я!Так бросьте же борьбу,Ловите миг удачи!Пусть неудачник плачет,Пусть неудачник плачет,Кляня, кляня свою судьбу!Одержимый мыслью о трех счастливых картах, Герман в отчаянии поставил на кон все, в том числе и свою жизнь, что привело его к трагическому концу – безумию и смерти.
Карточная игра должна была определять фабулу романа А.С. Пушкина с условным названием «Русский Пелам», в котором писатель предполагал создать образ прожигателя жизни и вместе с тем расчетливого политического карьериста-аристократа Пелама. В планах и заметках к роману сообщается: «Он [Пелам] помогает ему [Ф. Орлову] увезти любовницу, – отказывается от игры фальшивой. Брат его в игре получает пощечину». В этом незаконченном произведении намечалась игра с литературным подтекстом: в имени героя – несомненная перекличка с «ньюгетским романом» «Пелэм, или Приключения дженльмена» английского писателя Э. Булвера-Литтона (1803 – 1873), повествующего о великосветских преступниках.