Игра как феномен культуры

Гузик М. А.

Мотив карт, карточного дома, банкометов, мечущих банк, понтеров, ставящих деньги на карту, крупных проигрышей и выигрышей при напряженном внимании игроков появляется в произведениях М.Ю. Лермонтова и Н.В. Гоголя. Азартные игры показаны в них как «сети, в которые сатана ловит души» (М.Ю. Лермонтов). Как и другие романтики, М.Ю. Лермонтов обращается к мотиву «жизнь-игра» в качестве испытания судьбы. «Утонувшему игроку» посвящена следующая «Эпитафия», не печатавшаяся при жизни поэта:

Кто яму для других копать трудился,Тот сам в нее упал – гласит писанье так.Ты это оправдал, бостонный мой чудак,Топил людей – и утопился.

Игровой мотив определяет композицию драмы М.Ю. Лермонтова «Маскарад» (несколько списков, последний – 1836 г.), которая начинается с кратких реплик, пересыпанных карточным жаргоном, между банкометом и понтерами (семпель – ставка, не

увеличенная против назначенной ранее суммы; гнуть – увеличить ставку в два раза; ва-банк – играть на сумму, поставленную банкометом и др.):

1-й понтерИван Ильич, позвольте мне поставить.БанкометИзвольте.1-й понтерСто рублей.БанкометИдет.2-й понтерНу, добрый путь.3-й понтерВам надо счастие поправить,А семпелями плохо …4-й понтерНадо гнуть.3-й понтерПусти.2-й понтерНа все?.. нет, жжется…3-й понтерСмотри во все глаза.Князь ЗвездичВа-банк.2-й понтерЭй, князь,Гнев только портит кровь, – играйте, не сердясь.КнязьНа этот раз оставьте хоть советы.БанкометУбита.КнязьЧерт возьми.БанкометПозвольте получить.2-й понтер(насмешливо)Я вижу, вы в пылу готовы все спустить.Что стоят ваши эполеты?КнязьЯ с честью их достал, – и вам их не купить.

Психология одержимого в карточной игре человека, теряющего над собой контроль, не способного прекратить игру как после крупного выигрыша, так и после постоянных проигрышей, раскрыта в разговоре Арбенина с князем Звездичем. Человек острого аналитического ума, сам опытный игрок, некогда смотревший «с волнением немым, / Как колесо вертелось счастья», когда «один был вознесен, другой раздавлен им», Арбенин раскрывает трагические последствия увлечения азартными играми, разрушающими личность, вызывающими необузданное стремление выиграть во что бы то ни стало любой ценой:

Но чтобы здесь выигрывать решиться,Вам надо кинуть все: родных, друзей и честь,Вам надо испытать, ощупать беспристрастноСвои способности и душу: по частямИх разобрать, привыкнуть ясноЧитать на лицах, чуть знакомых вам,Все побужденья, мысли; – годыУпотребить на упражненье рук,Все презирать: закон людей, закон природы…

О том, как игра в карты открывала доступ в свет людям незнатного происхождения, рассказывает Казарин:

Взгляните-ка, на стариковКак многие игрой достили до чинов,Из грязиВошли со знатью в связи.

Не менее откровенно и цинично Казарин признается в том, что жизнь для него – это игра, и в отношении к людям он применяет ее не всегда чистые приемы:

Что ни толкуй Вольтер или Декарт,Мир для меня – колода карт.Жизнь – банк: рок мечет, я играюИ правила игры я к людям применяю.

Мотив азартной игры как социального зла, наметившийся в «Маскараде», получил дальнейшее развитие в иронической поэме Лермонтова «Тамбовская казначейша» (1838 г.). Поэт отметил важную особенность своего времени: игра определила не только образ жизни аристократического бомонда, но она проникла в провинциальный чиновничий и военный быт. К примеру, «губернский старый казначей» Бобровский, владелец «крапленых колод», «любил налево и направо /… в зимний вечер прометнуть, / Четверкой куш перечеркнуть, / Рутеркой понтернуть со славой…». В описании игры подчеркивается экспрессивность поведения игроков, изменчивость их настроения:

Пошла

игра. Один, бледнея,Рвал карты, вскрикивал; другойПоверить проигрыш не смея,Сидел с поникшей головой.Иные, при удачной талье,Стаканы шумно наливалиИ чокались. Но банкометБыл нем и мрачен. Хладный потПо гладкой лысине струился.Он все проигрывал дотла.

Необузданность казначея в игре, его готовность все поставить на карту обусловили основную интригу поэмы. Он проиграл не только свой «старый дом», «коляску, дрожки, / Трех лошадей, два хомута, / Всю мебель», но и собственную жену, чем не преминул воспользоваться улан, «повеса юный».

Страсть к игре одного из персонажей повести «Фаталист» (роман «Герой нашего времени») – замкнутого и немногословного Вулича – настолько велика, что «за зеленым столом он забывал все». Во время ночной экспедиции он ухитрился метать банк на подушке. Когда раздались выстрелы и объявили тревогу, Вулич не бросился к оружию, как другие, а «докинул талью» и только потом стал отыскивать «своего счастливого понтера» под чеченскими пулями. «Семерка дана! – закричал он, увидав его, наконец, в цепи застрельщиков, которые начинали вытеснять из лесу неприятеля, и, подойдя ближе, он вынул свой кошелек и бумажник и отдал их счастливцу, несмотря на возражения о неуместности платежа. Исполнив этот неприятный долг, он бросился вперед, увлек за собою солдат и до самого конца дела прехладнокровно перестреливался с чеченцами».

Заглавие незаконченной повести Лермонтова «Штосс» (февраль – первая половина апреля 1841 г.), содержащее игру слов, находится в тесной связи с объектом изображения, сюжетом и центральной ситуацией. Штос(с) обозначает не только имя титулярного советника, дом которого разыскивал художник Лугин, но и род азартной карточной игры, определившей судьбу героя. Его «фантастическая любовь к воздушному идеалу», олицетворением которого является дочь старика-призрака, неразрывно связана с игрой. Всякий раз, как «остолбеневший совершенно под магнетическим влиянием» серых глаз старика Лугин проигрывал, удваивая куши, он встречал взгляд и улыбку «чудного и божественного виденья» – «воздушно неземной» красавицы, уста которой умоляли, а в глазах «была тоска невыразимая». Судя по черновым наброскам плана повести в альбоме Лермонтова 1840 – 0841 гг., чтобы выиграть, Лугин должен был обратиться к шулеру: «Дом: старик с дочерью, предлагает ему метать. Дочь: в отчаянии когда старик выигрывает. – Шулер: старик проиграл дочь, чтобы <?>. Доктор: окошко». Повесть должна была окончиться смертью художника во время игры: «Банк – Скоропостижная».

Лермонтову приписываются также шутливые экспромты (1841 г.), в которых Пятигорск сравнивается с Монако, прославившимся своим игорным домом:

Танцоров, игроков, бретеров в нем толпы;В нем лихорадят нас вино, игра и драка…,

и появляются завсегдатаи карточных игр и маскарадов, среди них – сам поэт:

В игре, как лев, силенНаш Пушкин Лев,Бьет короля бубен,Бьет даму треф.Но пусть всех королейИ дам он бьет:«Ва-банк!» – и туз червейМой банк сорвет.

По словам В.И. Чиляева (в его доме Лермонтов жил в Пятигорске), эти экспромты были произнесены в один из июньских вечеров во время игры в карты.

Мотив мошенничества, нередко сопутствующего азартной игре, ярко раскрыт в драматических сценах «Игроки» (1842 г.) Н.В. Гоголя. Героями этой пьесы являются профессиональные шулеры, оказавшиеся в городском трактире, чтобы найти доверчивых игроков, которых легко обмануть. Необычность интриги заключается в том, что обманутым оказывается прожженный жулик Ихарев, большой мастер по подмене колод. Он еще в университете «во время профессорских лекций… уже под скамьей держал банк» своим товарищам. Крапленую колоду карт, приносившую большой доход, Ихарев любовно называет Аделаидой Ивановной (пародийное обыгрывание Гоголем имени Аделаиды Петровны, героини романа Булгарина «Иван Выжигин»). Заезжие шулеры предлагают ему работать в сговоре с ними. Узнав, что его обвели вокруг пальца, Ихарев «в отчаянии бьет себя по лбу», «в изнеможении упадает на стул», а затем разражается гневным монологом: «Ведь существуют же к стыду и поношенью человеков эдакие мошенники. Но только я просто готов сойти с ума – как это все было чертовски разыграно! как тонко! И отец, и сын, и чиновник Замухрышкин! И концы все спрятаны! И жаловаться даже не могу!.. Хитри после этого! Употребляй тонкость ума! Изощряй, изыскивай средства!.. Тут же под боком отыщется плут, который тебя переплутует! мошенник, который за один раз подорвет строение, над которым работал несколько лет! (С досадой махнув рукой) Черт возьми! Такая уж надувательская земля!» В.Г. Белинского восхищала «художественная концепция» пьесы, «мастерская отделка характеров», «выдержанность в целом и в подробностях».