Игра на двоих
Шрифт:
Напарник не видит смысла отрицать свою причастность.
— Хочешь выдать ее за сумасшедшую? — в моем голосе больше любопытства, чем негодования.
Мы медленно идем по коридору прочь из больничного отсека. У меня кружится голова от резкого запаха спирта. Трудно дышать. Ощущение, будто аромат лекарств вытеснил из воздуха весь кислород.
— Нет, — ухмыляется мужчина. — Я просто сам пока не очень хорошо представляю, чего от нее ждать, когда она придет в себя.
— Ну, по крайней мере, Арену она покидала, будучи в здравом уме и твердой памяти, — парирую я.
— Подумай сама, волчонок, — качает головой Хеймитч, — сейчас Сноу поймет, насколько грубо он просчитался, пустив
— Логика железная! Интересно, Крейн вообще поставил его в известность, прежде чем вытаскивать Пита и Китнисс с Арены?
— Сильно сомневаюсь, — протягивает напарник, распахивая передо мной дверь на улицу.
Я останавливаюсь посреди тротуара и делаю несколько глубоких вдохов и выдохов.
Зато следующие несколько дней мы оба едва успеваем дышать: хлопот у нас и правда оказывается более чем достаточно. Пока на телах наших подопечных затягиваются раны, мы с ментором приступаем к подготовке празднеств по случаю их победы. Каждый в Капитолии занят своим делом. Цезарь составляет список самых откровенных вопросов, чтобы ни одна подробность, ни одна деталь не осталась без внимания. Ювелиры делят золотую корону на две половинки и украшают каждую драгоценными камнями. Зрители с нетерпением ждут появления наших подопечных на публике, чтобы выразить им свою радость и гордость. На Центральной Площади сооружают трибуны и сцену, на которой в присутствии самых важных лиц государства через несколько дней будет происходит коронация. Сноу не показывается, и это слегка тревожит. Эффи договаривается о месте и времени проведения Бала. Я принимаю поздравления от Победителей прошлых лет и рассылаю приглашения фотографам и журналистам, которые поедут с нами в Двенадцатый. Цинна и его команда не выходят из мастерской, сооружая что-то совершенно невероятное для предстоящих мероприятий. Торжеств предстоит немало, и на каждое мы должны надевать что-то новое. Я вижу, как загораются глаза Порции, когда она узнает о том, что в этом году после Игр есть работа и для нее. Они сумасшедшие, эти люди, живущие творчеством. Хеймитч где-то пропадает и никто не знает, чем он занят. Что-то подсказывает, что ментор пытается разведать обстановку в Капитолии и в других Дистриктах. Но это, скорее всего, только мои догадки.
Так, в сумасшествии предпраздничной суеты, проходит три дня. Мы почти не видим друг друга: утром каждый старается встать пораньше и выпить кофе побыстрее, а вечером все слишком устают и расползаются по спальням, не дожидаясь ужина. Я в который раз удивляюсь, сколько по сути ненужных формальностей требуют наших сил и времени.
Наконец, все готово. Я спускаюсь в больничный отсек, чтобы узнать, как себя чувствуют наши подопечные, и с облегчением узнаю, что завтра утром они возвращаются к нам в пентхаус. Мне разрешают ненадолго заглянуть в палаты. Китнисс спит, разметавшись по кровати и отбросив в сторону одеяло. Даже в тусклом свете ночника видна ювелирная работа хирургов, которым из года в год приходится возвращать трибутов к жизни, а их внешность — к такому состоянию, чтобы ее можно было показать искушенным в том, что касается
— Привет.
— Как ты? — спрашиваю нерешительно, понимая всю глупость вопроса.
— Привыкаю к протезу.
— Больно?
— Скорее, неудобно, — как он может улыбаться в такой момент?
— Кто тебя так?
— Кто еще умеет ударить обычным ножом так, чтобы в разрезе была видна кость? Катон, конечно. Умеет… умел.
— Мне жаль, — сухо говорю я.
Что еще сказать человеку, потерявшему пол-ноги?
— Не стоит. Вы с Хеймитчем мне жизнь спасли. По сравнению с этим протез — сущий пустяк.
— Не мы. Благодари Китнисс.
Пит насмешливо фыркает и складывает руки на груди.
— Как будто я не понимаю, что без вашего вмешательства Сенека вообще не смог бы подумать о двух Победителях вместо одного.
— Они хотели обмануть нас, но твоя напарница не позволила себя провести.
— Ладно, — улыбнувшись напоследок, отставляю в сторону стул и иду к двери. — Рада, что ты поправляешься. Отдыхай, завтра важный день.
Но Пит не слышит меня. Опустив на глаза на белое одеяло и сцепив руки в замок, тихо, будто самому себе, говорит:
— Я все никак не могу понять, почему она оставила меня в живых. Думаю об этом с тех пор, как пришел в себя после операции. Почему?
Я не знаю ответа, а потому просто молча выскальзываю за дверь. Поднимаюсь на наш этаж. Уставшая, но довольная Эффи пьет ромашковый чай и пишет в ежедневнике. Стилистам предстоит бессонная ночь: коронация уже завтра. Остался «последний штрих», который, как учил меня Цинна, важнее всего остального вместе взятого.
— Где Хеймитч?
— Понятия не имею, — ворчит Бряк. — Ушел куда-то рано утром и до сих пор не вернулся. Скинул все обязанности на тебя и гуляет где-то допоздна!
Острые коготки тревоги царапают меня изнутри. Вдруг что-то случилось? Да нет, не может быть. Если бы наша тайна вскрылась, наказали бы всех сразу. Одного Эбернети Сноу будет мало, нужна вся команда бунтарей.
Чувство голода притупляется само собой. Я желаю Эффи добрых снов и отправляюсь к себе. Сидя в кресле у окна, бездумно вожу ручкой по бумаге и прислушиваюсь к каждому звуку, доносящемуся из-за нарочно приоткрытой двери. Ментор возвращается, когда на часах далеко за полночь. На нем ни царапины, но хмурое выражение лица говорит без слов: что-то и правда случилось.
— Главный Распорядитель мертв.
Началось. В первый момент мне кажется, будто я ослышалась, но впоследствии, покопавшись в себе, не нахожу места удивлению. И даже не нужно спрашивать, как это произошло: ясно, что не несчастный случай.
— Отравился страшно ядовитыми темно-синими ягодами. Морник, кажется.
— Как узнал? Сноу ведь наверняка хотел сохранить это в тайне.
— Даже у стен есть уши. Поговорил с парой всезнающих друзей.
Прихрамывая, Хеймитч подходит ко мне и обрушивается в соседнее кресло.
— Это заняло целый день? — с нотками упрека в голосе иронично интересуюсь я.
Ментор виновато улыбается и, потянувшись ко мне, гладит теплой рукой по моментально вспыхнувшей щеке.
— Нет, детка. У меня было много вопросов, которые требовали ответа.
— Расскажешь?
Мои подозрения подтверждаются одно за другим, но я отнюдь не уверена, что хочу услышать, какие ужасы творятся сейчас в столице.
— Не сегодня, — напарник откидывается на спинку кресла и прикрывает глаза.