Игра на двоих
Шрифт:
Смешно, но я ревную, когда у него появляется союзница. Он не хочет поддаваться человеческим слабостям и проявлять привязанность, сострадание и милосердие, но природа берет свое. Теперь я знаю, какой кошмар снится напарнику, когда он нестерпимо больно сжимает мою руку во сне. Я готова наброситься на девушку из Одиннадцатого и вцепиться зубами ей в горло. Но острый ум не подводит Хеймитча даже в момент, когда тело уже бьется в предсмертных судорогах. После увиденного я знаю своего напарника на бесконечность лучше. Никакие его рассказы не могут сравниться с теми мыслями, что бродят в моей голове после увиденного. Теперь я знаю, за что Капитолий даже после
— Не хотел, чтобы ты это видела.
— Что именно? Твою победу?
— Чудовище, в которое я превращаюсь в минуту опасности. Игры и Арена здесь ни при чем. Я всегда был таким.
— Я смотрела, как ты убиваешь детей ради меня.* Слышала крики. Ощущала их кровь, когда держала тебя за руку. Ты пообещал уничтожить мир и я верю, что ты это сделаешь. И я не против, Хейм, если ты еще этого не понял. Может, именно поэтому я с тобой.
— Ты самая необычная девушка, которую я встречал, — признается Хеймитч.
И, немного подумав, добавляет:
— Я совсем не изменился?
— Ничуть, — посмеиваюсь я. — Такой же самоуверенный. Веришь, что можешь все.
— Я и могу. Ты же рядом.
— Что тогда заставляло тебя верить двадцать пять лет назад? — отчего-то мне очень не хочется узнать, что причиной была та, другая девушка.
— Просто я очень хотел жить.
Утром меня будит стук дождевых капель о стекло. Прибываем в Капитолий. Команда подготовки, дружно прижимая кружевные платки к накрашенным глазам, забирает Китнисс и Пита прямо со станции. Я мысленно желаю Эвердин и Мелларку не утонуть в потоках слез. Вечером, по традиции, — Парад Трибутов. Пока с наших подопечных смывают прилипшую к юным телам пыль и грязь, Цинна и Порция демонстрируют нам их наряды. Я с восхищением смотрю, как черная ткань оживает, переливаясь всеми оттенками пламени.
— Как долго ты смотрел в огонь?
— Пока не погас последний уголек, — отвечает смущенный нашими похвалами парень.
Команда подготовки еще занята, и Цинна предлагает помочь мне с прической и макияжем. Всегда разговорчивый стилист молчит и скоро я не выдерживаю. Необязательно ведь обсуждать Игры. Можно поговорит … Ну, например, о погоде.
— Цинна?
— Я в порядке.
— Неправда.
— Ты слишком хорошо меня знаешь, — вздыхает он.
— Я слишком хорошо знаю, что происходит. Нам всем несладко. И ты — не исключение.
— Дело не в этом, — он сокрушенно качает головой. — Мне ужасно жаль всех вас, но злюсь я, как ни странно, даже не на Президента, а на самого себя.
— Почему?
— Я беспомощен. Хочу стать частью восстания, хочу что-то значить. Но мне даже нечего предложить, нечего дать. Эскиз свадебного платья? Или вуаль со стразами? А может, туфли на каблуке? Писк моды, между прочим!
Он поправляет последний завиток в моей замысловатой прическе и яростно отшвыривает в сторону гребень. Опирается руками на спинку моего кресла и, опустив голову, глубоко вздыхает. Я смотрю на него в зеркало. В нем что-то изменилось. Что-то сломалось. Словно парня вывернули наизнанку, обнажив хрупкую, беззащитную душу.
— Прости. Не знаю, что на меня нашло.
Вскочив на ноги, огибаю кресло, подхожу к нему, хватаю за лацканы пиджака и заставляю посмотреть мне в глаза.
— Послушай, ты — самый талантливый и необыкновенный человек из всех, кого я знаю. Не такой, как остальные, но гораздо сильнее многих. Твое оружие ранит ничуть не хуже, чем самый острый нож.
— Листок бумаги и карандаш? — горько усмехается стилист.
— Да. Ты пронзаешь сердца людей насквозь, трогаешь их души, заставляешь увидеть скрытый
— Спасибо, Генриетта.
— Я сама готова участвовать в Играх, только бы примерить тот пылающий костюм, ослепить зрителей его огненным сиянием и сорвать оглушительные овации, — шутливо ворчу я.
Парень грустно улыбается и еле слышно произносит:
— Ну уж нет, хватит с меня лишиться одной Музы.
На самом деле стилист подумал и обо мне: мое платье украшает такой же огненный пояс. Хеймитч нерешительно обнимает за талию и тут же опускает руку:
— Теперь ты опасна даже для меня.
Наших трибутов гримируют так, что даже мы не сразу узнаем их, что уж говорить про зрителей. И снова они производят фурор, и снова становятся негласными звездами Открытия. Все внимание — только на них, и другие Дистрикты завидуют, волнуются и злятся. Даже ледяной взгляд Сноу теплеет, стоит ему с интересом взглянуть на Китнисс и Пита. Наверное, предвкушает головокружительный успех еще одного умело поставленного спектакля. Актеры же гордо смотрят вперед, делая вид, что не замечают, какое сногсшибательное впечатление произвели.
В общем, вечер проходит нескучно. Когда церемония заканчивается, и трибуты возвращаются в Центр Подготовки — новое здание, специально построенное и оборудованное для Третьей Квартальной Бойни, — Хеймитч представляет их своим старым друзьям из Одиннадцатого. Китнисс переводит возмущенный взгляд с Эбернети на Рубаку, нагло сорвавшего с ее губ поцелуй, но оба лишь смеются. В лифте Джоанна демонстративно соблазняет Пита, жалуясь на своего горе-стилиста. Эвердин уже готова зарычать от ярости, но Мейсон успевает избежать мести: кабина останавливается на седьмом этаже, мы поднимаемся выше, на последний. Тем же вечером, несмотря на усталость, смотрим запись Жатвы. Не для того, чтобы познакомиться с другими трибутами — их мы уже видели на Церемонии Открытия, —, но чтобы лучше знать сильные и слабые стороны каждого из них. Брат и сестра из Первого, добровольцы из Второго, невозмутимые Бити и Вайресс, пара мало что соображающих наркоманов, Финник со своей сумасшедшей подругой, Джоанна — если бы Китнисс погибла, я повторила бы судьбу старой знакомой, став единственным победителем женского пола, — Цецелия, оставившая семью, Рубака. Все актеры, задействованные в спектакле, так или иначе запоминаются. Всех знают, всех любят. Со всеми жаль прощаться. Не мне — зрителям. Рейтинг программы-интервью, что ведет Цезарь, взлетит в этом году до небес.
Количество дней, отведенных трибутам для подготовки, уменьшают до трех. Утром четвертого дня — демонстрация навыков и объявление результатов. Вечером пятого — интервью и торжественное прощание. Хеймитч велит Китнисс и Питу лучше присмотреться к каждому участнику и выбрать союзников. Парень согласно кивает, девушка произносит категоричное «нет». Нам не остается ничего, кроме как припугнуть ее, что если они останутся вдвоем, их уничтожат в первую очередь, хотя это и не совсем так. Каждый из Победителей знает, что происходит в его Дистрикте — видит беспорядки, слышит об ужесточении правил, ощущает запах восстания в сгустившемся тумане страха. Все они хотят либо остановить это и сделать шаг назад, к старому миру, либо найти в своих рядах настоящего лидера и идти за ним вперед и вперед, к новому миру — миру в полном смысле этого слова. Мы должны убедить всех, что Сойка-Пересмешница и есть тот самый лидер. Что за нее не жаль даже пожертвовать пожертвовать собой на Арене.