Игра на двоих
Шрифт:
— Не могу, — тот отмахивается, но продолжает бежать рядом со мной.
— Ты понимаешь, что теперь с тобой сделает Тред?!
— Ничего. Я убью его первым.
С этими словами он толкает меня в руки напарника и, достав из кармана нож, бросается на миротворцев. Хеймитч велит мне залезать внутрь железной птицы, а сам спешит на помощь Гейлу. Я прошу Лео отвести родителей в пассажирский отсек и кричу пилоту, чтобы тот поднял планолет в небо и спустил нам лестницу. Выхватив из кармана нож, выбиваю из рук подоспевшего миротворца пистолет, валю его на землю и резкими ударами всаживаю лезвие в тело. Не ожидавший нападения, он не успевает сопротивляться. Белый, чуть светящийся в темноте мундир мгновенно окрашивается
А в следующий момент вижу ясное звездное небо и чувствую, что мои руки свободны. Из леса выбегает волк, разбуженный нашими криками. Мгновенно учуяв знакомый запах, зверь бросается мне на помощь. Своим мощным телом он сталкивает с меня миротворца, прижимает его к земле всеми четырьмя лапами и с утробным рычанием вгрызается ему в горло, окатив меня фонтаном горячей крови. Я медленно поднимаюсь и осматриваюсь. Хеймитч добивает лежащие у его ног бесчувственные тела, Гейл вырубает второго противника, Треда почему-то не видно. Ментор заканчивает и бросается ко мне.
— Почему ты не в планолете?! — орет он.
Напарник берет меня за руку и тащит за собой на склон, к свисающей из нижнего отсека планолета веревочной лестнице.
— Я…
Не успеваю ответить: меня прерывает звук выстрела, вскрик боли и шорох упавшего тела. Оборачиваюсь на шум и вижу, как Тред выходит из-за дерева, что в пяти шагах от нас, и на ходу выпускает весь заряд в спину волка. Моего волка.
— Нет!
Волки умирают в одиночку,
В одиночку умирают волки.
Не стеная, не крича, не плача,
Волки умирают молча.
С диким криком раненого зверя бросаюсь на миротворца сзади и молниеносным движением, не задумываясь, перерезаю ему горло. Мужчина намного выше и крупнее, но сейчас это неважно. У меня столько сил, что хватило бы на целую армию. Пистолет с глухим стуком падает на землю. Выпускаю из рук нож и, оттолкнув от себя безжизненное тело, на подкашивающихся ногах подхожу к волку и опускаюсь рядом с ним на колени. Тот приподнимается и ползет в сторону леса, будто не хочет, чтобы я видела его раны. Его последние минуты. Его гибель. Чтобы я до самого конца верила, что он бессмертен, а мы с ним — вечны. Гейл и Хеймитч зачем-то суетятся вокруг, но мне нет до них дела. Какой-нибудь чудом выживший миротворец может сейчас подкрасться ко мне и убить, но я даже не замечу этого.
Шао-линьские монахи в горы
В этот час от глаз людских уходят.
И уходят одиноко волки
Не нужна им жалость глупой своры.
— Не смей умирать!
Силы, которые помогли убить Треда, которых было бы достаточно даже для битвы со Смертью, покидают меня, стоит взглянуть на бьющееся в судорогах тело волка. На его месте должна быть я. Пули не простые: каждая из них наполнена ядом, уже проникшим в кровь, а вместе с ней в каждый орган, в каждую лапу, в каждую клетку. Это он заставляет жертву кататься по земле, дергаться, сгорать заживо. Яд убивает не сразу, но противоядие, даже если бы оно у меня было, уже не поможет. Я вижу, что это конец, но не хочу верить. Волк приподнимает голову и заглядывает мне в глаза.
— Не бойся. Все в порядке. Я здесь, с тобой, слышишь? Все будет хорошо, — не знаю, успокаиваю ли я его или себя.
Кто был пойман гадкими силками
И убит охотником с прицела
Зайцы на рождаются волками —
Только
Кто был загнан в подлые капканы,
Падал хлипкой лужей грязи в морду,
Кто зализывал растерзанные раны,
Знает — волки умирают гордо.
Обнимаю зверя за шею и беззвучно плачу. Не оставляй меня. Пожалуйста. Не надо. Не сейчас. Я не смогу без тебя. Слезы обжигают лицо и падают на его шерсть теплым летним дождем. Волк что-то скулит мне на ухо, а я все смыкаю кольцо рук, по-детски наивно веря, что чем крепче мои объятия, тем дольше он будет со мной. Ладони скользят по содрогающемуся в предсмертных конвульсиях телу. Пытаюсь закрыть раны, но их слишком много. И крови тоже. Темно-красная влага течет и течет, заливая поблекшую серо-черную шерсть, меня и холодную землю, на которой мы лежим, тесно прижавшись друг к другу.
Не нужны прощания пред рассветом
Это, друг мой, все — такая малость.
И растерзанного буйволом банкета
Или то, что от него осталось.
Все, что было, знают, за плечами.
И над окровавленным собратом
Не танцуют волки диких танцев
И не пишут волки завещаний.
Кто-то подходит сзади и насильно поднимает меня на руки. Извиваюсь, царапаюсь, кусаюсь. Я готова на все, чтобы остаться рядом с другом.
— Ты уже ничем ему не поможешь, — шепчет мне на ухо Хеймитч.
Пусть так, но я не могу оставить его умирать в одиночестве. Он такого не заслужил.
Запах мяса, плоти, клоки шерсти
Тех, кому принадлежит победа
Гонит ветром, нюхом, чувством мести
Не обглоданного вкусного обеда.
Гонит мародеров и шакалов
Не обступит волка волчья стая,
Не спасет сугробами буранов —
В одиночку умирать оставит.
— Все кончено, Эрика. Взгляни на него.
Как кровь вытекает из открытой раны, так из стекленеющего взгляда уходит жизнь.
Кто-то молодой застонет —
Сильный, юный, дерзкий и горячий.
В этой драке ничего не стоит
Этот стон и этот вой щенячий.
Я уже почти смирилась, почти перестала сопротивляться, почти готова уйти, как вдруг…
Будет выбран волчею общиной
Новый предводитель Благородных
Будет снова горная вершина,
Будут снова покидать негодных.
Хеймитч медленно тянет меня за собой к планолету, как вдруг нам под ноги бросается выбежавший из леса волчонок. Маленький, пушистый, серый волчонок. Он пролетает стрелой мимо нас и как вкопанный останавливается у остывшего тела отца. Трогает его лапкой, тычется носом в поникшую морду. Жалобно подвывает. Не понимает. Не хочет понимать. Он еще не знает, что отец не вернется. Не знает, что такое смерть.
— Надо идти. Через минуту здесь будет армия миротворцев.
Я не двигаюсь с места.
— Эрика!
Будут клясться в том, что не забудут
Не шакалы — новые щенята.
Волки умирают — значит будут
Новые рассветы и закаты.
Вдали слышится шум голосов и звон оружия. Я бросаюсь обратно к волку, прижимаюсь лицом к его морде, шепчу последнее «спасибо», провожу рукой по мягкой шерсти, резким движением подбираю к земли волчонка и, крикнув Гейлу «прячься!», бегу к Хеймитчу. Тот забирает у меня зверя и толкает к лестнице. Не помню, как добираюсь до верха и как меня затаскивают внутрь железной птицы.