Игра на двоих
Шрифт:
— Так ты это имела в виду? Когда предложила не отвечать на их атаку?
Я мыслила более поверхностно, но, в общем, да. Улыбка получается неуместно веселой.
— Бункер ведь для того и создан, чтобы прятаться.
Койн не сводит с меня внимательного взгляда, а уголки ее тонких злых губ медленно ползут вверх. Секунду спустя по комнате разносится новый, последний приказ.
— Отменить вылет по тревоге. Прекратить огонь. Укрыть все системы противовоздушной обороны. Закрыть пусковые площадки и всю вентиляцию. Мы переждем налет.
— Они же заколачивают наш гроб! — подает голос находящийся на грани обморока Плутарх.
Я не испытываю и намека на симпатию к этому человеку, но сейчас мне даже
— С возвращением домой, господин Хевенсби, — с усмешкой говорит Президент. — Я смотрю, Капитолий вас избаловал. Вдохните поглубже. Нас ждет долгая ночь.
Подачу кислорода понижают, и очень скоро в комнате становится душно. Но мне все равно холодно. Холод исходит откуда-то изнутри. Он леденит сердце, заставляя его биться медленнее, замораживает кровь в венах, пускает стайку мурашек по спине. Мы выживем. Бункер выдержит. Штаб расположен глубоко внизу, чуть в стороне от бункера, куда эвакуировали население Дистрикта, так что капитолийцам и их снарядам нас не достать. Я говорю себе те же слова, которыми собиралась успокоить родителей, но не верю ни одному из них. Липкий страх снова заключает меня в свои объятия. За себя, за семью, за Хеймитча. Где он сейчас и что с ним делают? Пытаюсь отвлечься, но мысли рано или поздно возвращаются к смерти. Какая была бы самой подходящей для такой эгоистки, как я? В огне, вместе с остальными жителями Двенадцатого, или в безвыходном лабиринте из земли и камней, вместе с шахтерами? А может, под пытками, вместе с ментором? Не знаю. Не хочу умирать.
Время идет. Я продолжаю сидеть, уставившись в пол и почти не замечая ничего вокруг, лишь считаю удары от упавших бомб. Вдруг Президент бросает наблюдать за происходящим наверху, подходит ко мне и садится рядом.
— Тебе страшно? — тихо спрашивает она.
Мотаю головой.
— Я в порядке. Ненавижу клетки, особенно каменные и без выхода.
Койн молчит. Поднимаю голову, встречаюсь с ней глазами. Вдруг она стаскивает плотную темно-серую куртку, с которой никогда не расстается — видимо, Президент, даже будучи главнокомандующим армии, не обязан носить военную форму, — и накрывает ею мои подрагивающие в ознобе плечи. Кажется, будь мы одни, она бы обняла меня, прошептала что-нибудь ободряющее и напоила горячим чаем.
— Скоро все закончится, — Койн опускает руку мне на плечо. — Но после нам предстоит много работы. Хочешь кофе?
Не могу удержаться от смеха. Я уже не знаю, чего еще ждать от этой женщины.
Но, к сожалению, она оказывается неправа. Бомбардировка продолжается в течение следующих двадцати четырех часов. Целые сутки нас бьют ударные волны от непрекращающихся взрывов. Только мне кажется, что все закончилось, как бункер снова сотрясается в агонии. На протяжении дня Президент несколько раз обращается к народу с призывом сохранять спокойствие. Ее помощники во главе с Боггсом продолжаю отслеживать обстановку на поверхности. Хевенсби, едва придя в себя после трех чашек крепкого черного кофе, собирается обсудить со мной, Фалвией и Крессидой идеи будущих агитроликов — «Дистрикт-13 неуязвим! Мы живы и мы продолжаем!» —но я обрываю его на полуслове. Словно очнувшись после долгой спячки, я вспоминаю все, что предшествовало последним словам Пита и, со всей силы ударив ладонью по столу, привлекаю к себе всеобщее внимание и требую организовать спасательную операцию.
— Гидроэлектростанция в Дистрикте-5 — основной источник электричества. Вернее, была им до того, как ее разрушили повстанцы. Серверы рухнули, Бити удалось прорваться в эфир. Мы можем сделать это еще раз, чтобы ненадолго отвлечь Сноу и вытащить пленников.
Внеурочное собрание продолжается несколько часов. Наконец, после еще двух взрывов и дискуссии на извечную тему «стоит ли рисковать» затишье наступает не только на поверхности, но и в Штабе: Койн дает добро и приказывает Боггсу руководить операцией — собрать отряд добровольцев, подготовить транспорт, обеспечить команду всеми необходимыми средствами.
— Нужен материал, — заявляет Крессида. — Интервью, кадры с развалинами Дистрикта, агитролики — что угодно, чем мы могли бы занять эфир. Верно, Бити?
Лицо гения приобретает отстраненное выражение, как всегда, когда он что-то придумывает.
— Не совсем. Нужны не записи, а прямой эфир. Пока Капитолию не хватает электричества, диапазон доступных ему частот сильно ограничен, и мы можем заблокировать все электронные системы. Так спасательный отряд сможет войти и выйти незамеченным. Это и правда наш шанс, как сказала Генриетта.
Изобретатель использует все более и более сложные технические термины, и я, уже мало понимая его вдохновенную речь, перестаю слушать.
Нужно спешить: никому неизвестно, сколько времени у нас осталось. Мы ждем, не повторится ли нападение, и одновременно начинаем подготовку к спасательной операции. Боггс набирает группу добровольцев, первым из которых, конечно, становится Гейл. Я тоже вызываюсь лететь и уже делаю шаг к командиру отряда, но Рубака хватает меня за воротник и оттаскивает назад.
— А ты куда собралась, малышка? — громко, на весь Штаб, смеется он и, не слушая моих уговоров, сам подходит к Боггсу. — Я за твою жизнь головой отвечаю, между прочим! Хейм с меня скальп снимет, если увидит тебя в Капитолии! У вас и так работы хватит, в Штабе.
Подмигнув напоследок, он вместе с напарниками отправляется в Военный Центр за оружием. Остальных добровольцев я не знаю, но, по словам Боггса, в подобных операциях они — профи.
Пора прощаться. Мы стоим посреди ангара, у входа в планолет. После той истории с Мелларком и поездки в Двенадцатый Гейл и Китнисс не только не разговаривают, но почти не смотрят друг на друга. И все же, стоило главе охраны объяснить стоящую перед нами задачу, как Хоторн без лишних слов сделал шаг вперед.
— Это опасно.
— Знаю.
Упрямый, как мальчишка. Таким и останется до конца жизни. Весьма короткой, если он не перестанет разбрасываться ею направо и налево.
— Тогда зачем рисковать?
— Затем, что мне все равно, — его улыбка больше напоминает гримасу. — Больнее, чем сейчас, уже не будет.
— Будешь бороться за нее до конца?
Гейл пожимает плечами, делая вид, что растерян, но в его голосе звучит стальная уверенность.
— Наверное.
И снова кажется, что это Хеймитч стоит передо мной, сжимая в руках арбалет, кривя губы в горькой усмешке и готовясь к встрече со старой знакомой — старухой с косой. Он тоже не остановится, никогда и ни перед чем.
— На ее месте я бы выбрала тебя.
Парень оборачивается и внимательно смотрит мне в глаза. Я думала, что понимаю окружающих меня людей и читаю их, словно книги на хорошо известные темы на понятном языке, но, похоже, сама стала открытой книгой для каждого.
— Только если бы на моем месте был Хеймитч, — отвечает он. — Мы спасем его, Генриетта. Не сомневайся.
И уходит. Вот такое странное у нас получается прощание.
— Постарайся, чтобы старик Сноу нас не заметил, ладно? — шутливо просит Рубака, пока я поправляю защитные пластины на его костюме.