Игра на двоих
Шрифт:
Нет слов, чтобы передать мою реакцию.
— Я подумаю над твоим предложением, — это все, на что я сейчас способна.
— Договорились, — женщина протягивает мне руку, и я неуверенно пожимаю ее. — Теперь идем, нам пора занять свои места для казни. Старик терпеть не может, когда кто-то опаздывает на встречу с ним. Даже если это сама Смерть. А мне еще нужно успеть рассказать ему об Играх.
Ее последние слова напоминают кое о чем.
— Скажи, Аль, ты не будешь жалеть о своем сегодняшнем решении?
Она останавливается на пороге и оборачивается ко мне.
— А я должна?
Вопрос остается без ответа. Она не выдерживает моего пристального взгляда и опускает глаза. Все, что сказал
— Осуждаешь меня?
— Нет. Всегда считала, что единственные, перед кем мы должны держать ответ за свои преступления — это мы сами. И если уж я готова осудить тебя, то мне не помешает встать к стенке вместе со Сноу и получить стрелу в сердце от Китнисс. Мы все отнюдь не безгрешны.
— Двум тиграм не место в одной клетке, — она повторяет слова, которые я уже слышала несколько дней назад от старика.
Покидая кабинет, думаю о том, что Альма Койн так и осталась для меня загадкой. И это, наверное, тоже никогда не изменится.
Мы отправляемся к месту казни, на Центральную Площадь перед Президентским особняком, на служебной машине. Всю дорогу я думаю над предложением Президента, но так и не успеваю принять решение. Койн стоит на балконе, я — позади и чуть в стороне, в двух шагах от нее. Рядом со мной — Плутарх, Лео и Эффи. Сноу демонстративно выводят на площадку и привязывают его руки к столбу. Вокруг собирается толпа. Охрана оцепляет место казни, образуя живой коридор, по которому уверенным шагом ступает Китнисс. Она останавливается в десяти метрах от своей жертвы. По бокам от нее стоят Победители. Звучит барабанная дробь. Сойка хватает стрелу, устанавливает ее и прицеливается. Мне виден профиль Сноу. Он кашляет, и тонкая кровавая струйка бежит по его подбородку, окропляя белую бороду. Он улыбается так широко, что я вижу алые от крови зубы. Китнисс смотрит на старика и натягивает тетиву все сильнее. Меня не отпускает странное ощущение, что в этот момент между ними происходит диалог. Внезапно девушка отвлекается и переводит взгляд наверх, на Койн. В следующее мгновение женщина, перевалившись через низкий край балкона, летит на землю со стрелой в сердце. Все происходит так быстро, что я не успеваю ни броситься к ней и спасти, оттолкнув в сторону, ни даже осознать, что случилось.
Сноу смеется так громко, что его слышно даже сквозь оглушительный рев толпы. Он медленно оседает на землю, кашляя и захлебываясь кровью. Охранники закрывают его от наших глаз. Я вдруг понимаю, что это все, что он умирает, но думаю только «как жаль, что старик не увидит свою внучку на Арене». Стражники хватают Китнисс за руки, но ей удается вырваться и сбежать, скользнув в самую гущу наступающей толпы. Охрана помогает Хеймитчу и остальным добраться до Дворца в целости и сохранности и бросает все силы на то, чтобы восстановить порядок. Трудная, почти невыполнимая задача.
Похороны Альмы Койн назначены на следующий день. Об этом во всеуслышание объявляют по телевидению — работы у журналистов как никогда много, что ни час, то свежий выпуск новостей, —, но пришедших попрощаться с новым Президентом Панема можно пересчитать по пальцам. Я, Хеймитч, Плутарх, несколько ее помощников из Тринадцатого. Все. Ей явно не суждено было снискать популярность как правителю. Охранникам удалось вытащить тело старика до того, как до него добралась разъяренная толпа, и я настояла, чтобы их обоих похоронили вместе, в семейном захоронении Сноу. Недоуменный вопрос читается даже во взгляде могильщика.
Холодно. С неба падают крупные снежные хлопья. Голые ветви деревьев жалобно скрипят. Насквозь промерзшая земля хрустит под натиском лопат. Деревянные гробы — черный и белый — медленно опускаются в глубокие ямы. Их засыпают землей вперемешку со снегом. Я кладу на могилу Койн две темно-красные розы. Могила Сноу смотрится до крайности
— Иди с остальными, я вас догоню.
Он пристально смотрит мне в глаза, нерешительно кивает и разворачивается, чтобы уйти. Его длинный меховой плащ развевается на ветру, словно крылья падшего ангела. Из-за начавшейся метели я теряю ментора из виду, хотя нас разделяют какие-то десять шагов. Опираюсь на железное ограждение и опускаю голову на сложенные руки. Острые пики впиваются в тело через плотную ткань серого пальто, но я не замечаю ни боли, ни холода. Вниз по щеке ползет одинокая слеза, а губы обиженно дрожат. Совсем как ребенок, у которого отобрали подарок. Даже смешно: никогда не думала, что буду оплакивать Альму Койн. Только сейчас я осознаю степень своей привязанности к этой женщине. Пусть все сказанное Сноу оказалось правдой, пусть я теперь не знаю, что заставило ее сохранить мне жизнь, пусть она никогда не ответит на мои вопросы, пусть мне никогда не разгадать загадку. Пусть. Она стала частью моего мира и безжалостно освежевала его своим уходом. Я стаскиваю с руки перчатку, стираю кончиком пальца выступившую на глазах влагу и пытаюсь проглотить вставший в горле горький ком.
— Вас снова заперли в одной клетке, тигры. Извинений не дождетесь. Это неслучайно и навсегда.
Я возвращаюсь в Министерство пешком. Мой путь недолог и прост: метель стихла, стоило мне выйти за ворота кладбища. Хеймитч, наверное, волнуется и с нетерпением ждет меня в комнате, но мне надо кое-что сделать до следующей встречи с ним. Поднимаюсь на этаж выше и сворачиваю налево. Иду по коридору, до самого конца, пока не упираюсь в дверь. По аскетичной обстановке, что скрывается за ней, я понимаю, что не ошиблась. Это комната Президента Койн. На спинке стула висит знакомая серая куртка с рыжим меховым воротником, внося диссонанс в идеальный порядок, царящий в комнате. Я забираю ее и уже готовлюсь уйти, но взгляд цепляется за фотоснимок, лежащий поверх стопки исписанных бумаг на столе. Опустившись на стул, протягиваю руку и осторожно беру пожелтевшую от старости карточку. На ней изображены двое — Президент Панема Кориолан Сноу и его жена Альма Койн. Он, молодой и полный сил, улыбается на камеру и обнимает ее за талию. Она, юная и красивая, склонила голову ему на грудь.
Они бессердечно-жестоки и приторно-сентиментальны. Я долго держу в руках фотографию, не отрывая взгляда от счастливой пары, воскрешаю в памяти разговор со стариком и грустно усмехаюсь. Нас всех одурачили. Не было ни прекрасного нового мира, ни светлого будущего. Была лишь борьба двух лидеров, двух тигров, по неосторожности запертых в одной клетке и связанных брачными узами. Не было умерших от болезни мужа и дочери, на которую я так похожа. Была лишь потребность в сильном союзнике, который проложит безопасный путь в Капитолий и поддержит нового кандидата в Президенты. Сноу подумал, что мной владеет страсть, именуемая любовью, но ошибся и проиграл. Койн поставила на ненависть и выиграла.
Я разжигаю камин и бросаю снимок в огонь. Хватит. Моя партия в шахматы завершена. Я выхожу из Игры. Сейчас самое время: оба ферзя — черный и белый — мертвы.
— Я хочу домой, Хейм.
— Как скажешь, дорогая. Поезд Капитолий — Дистрикт 12 будет ждать нас на первом пути завтра на рассвете. Но прежде…
Мы стоим на крыше Министерства, на самом краю, и смотрим сверху вниз на разрушенный город. Разноцветные камешки браслета на моем запястье бьются друг о друга и весело звенят.**