Игрок
Шрифт:
— Я до последнего не верила, что ты смогла так со мной. Я думала об этом долго, мол, мало ли таких помад в Петербурге, мало ли девок он таскает к себе… Но ты здесь. С ним.
Ее голос обрывается на высокой ноте. Кажется, что еще чуть-чуть — и Ви заревет. Только это вранье. Она слишком горда. Скорее умрет от разочарования в себе, чем унизится перед людьми, которые не заслуживают прощения.
— Ви, ты не знаешь… — начинаю и останавливаюсь.
Да, я сейчас могу начать оправдываться и рассказывать, как оно было на самом деле. О том, как вернулась болезнь, и мне просто захотелось почувствовать себя живой в объятиях парня, которого я встретила на улице. О том, как мы нечаянно столкнулись с ним снова. О том,
Я только что расписала вам то, что выдал мне мозг, но сердце — глупый, бракованный орган в груди — подводило меня всю мою жизнь и не собиралось изменять себе в этот раз.
— Мы познакомились до тебя, — говорю. — Все было до тебя.
— Бесспорно, он был знаком с целой ордой шлюх и до тебя, и после тебя, и даже после меня, но почему-то в этом номере именно ты.
Удар первый. Меня только что назвали шлюхой.
— Не передергивай! — старательно делаю вид, что не заметила. Ей больно, я это помню. — Я бы с тобой так не поступила — не предала бы.
Но ее взгляд не теплеет и на пару минут. Напротив, кузина выглядит так, будто я нанесла ей смертельное оскорбление. И, поскольку к Арсению счет небольшой, как к маленькому человеку, каким Ви его и считает, то весь груз ответственности перемещается на меня. Ведь с тех пор, как узнала о них, я лишена права на любые смягчающие обстоятельства.
— Да, ты все это время стояла под дверью с видом вечно грустной девчонки, которой все задолжали, и стоило мне выйти — побежала обратно. Дождалась. Поздравляю!
Удар второй. Меня только что прилюдно назвали попрошайкой-собирательницей объедков.
— Да в тебе подыхает моралистка, — присвистывает Арсений. — Ты точно та же собачка с грустными глазами, которая просила у меня благословения на свой брак в кровати, а потом выла белугой, обнаружив чужую помаду?
— Слушай, мальчик, я советую тебе поискать богатеньких клиенток в другом месте, здесь твои замашки уже ни для кого не секрет.
Если он думал, что Ви стушуется, то просчитался. Или нет? Они, видимо, немало крови друг у друга попили, и теперь нормально общаться не могут. Никогда не понимала смысла в отношениях с человеком, который тебе неприятен. Но у Ви и Арсения, с их заскоками, определенно был свой подход. Не удивлюсь, если они использовали страшные сказки о своем прошлом, чтобы наказывать друг друга. Возможно, Каримов рассказал ей и о Полине. Как мне.
Эта мысль вдруг заставляет ревновать. Ужасно ревновать… И это не проходит мимо
— Серьезно, Ви? — спрашиваю раздраженно. — Знаешь, если тебе настолько важно, чтобы с твоими бывшими не спал никто из знакомых, то ставь им клеймо. На лбу, чтобы уж точно заметили. Хотя Егора может заинтересовать такая щепетильность. Кстати, ему не интересно, где ты сейчас находишься и почему?
— На что это ты намекаешь? — щурится кузина.
— Ответь на вопрос: почему ты здесь?
— А, по-твоему, мне стоило закрыть глаза на то, что меня обманывает любимая кузина?
Судя по интонации, беспощадная стерва все же одержала в ней верх, а, значит, без потерь мы из этого номера не выйдем.
— Я забыла добавить, что отвечать надо честно, — огрызаюсь. Пожалуй, не только Ви
— Ну раз ты уже знаешь, где правда, поведай. Даже интересно послушать твои извечные сказочки!
— Ты хотела увидеть, что тыл, которым ты пользовалась раньше, свободен. А в противном случае покарать меня за то, что спутала карты. Ты пришла к Арсению и после помолвки, и теперь, потому что он был твоим запасным ходом, возможностью продемонстрировать независимость от своего мужа. Потому что ты знаешь прекрасно: Егор ни во что тебя не ставит. И это не изменится. Он и раньше унижал тебя, появляясь на людях с другими женщинами, а теперь, когда ты от него никуда не денешься — будет делать так и подавно. И ты будешь раз за разом это терпеть. Да, очень грустно, если нечем ответить… Но ты не мученица и жалеть тебя не за что. Чувствуй ты к нему хоть что-то, не выдержала бы — сразу бросилась выяснять отношения. Как сегодня — сюда. Кстати, это о многом говорит…
— Ты хочешь признания, что я не люблю Егора? Пожалуйста: я его не люблю. И, уверена, об этом знает каждый. Да и что толку любить, если все предают? Он, ты — все. Но так сошлись звезды, и если от него мне нужно положение, то от тебя больше ничего. И катись к черту.
Она отворачивается, а у меня от бессилия на глазах выступают злые слезы. Хочется оставить за собой последнее слово, чтобы не чувствовать себя проигравшей по всем фронтам, и я не выдерживаю:
— Обычно, Ви, если искренне любишь человека, недостаточно увидеть его в неподходящей компании, чтобы возненавидеть, А любви не всегда хватает, чтобы простить. Нужно еще и время. У тебя оно есть, а вот у меня — нет. Удачно тебе сожалеть о своем выборе до конца жизни.
Она шокированно застывает на месте, но не поворачивается. А я, чувствуя омерзение от самой себя, откидываю одеяло, встаю и начинаю собираться. Не смотрю больше в сторону кузины, слышу только громкий хлопок двери, когда она покидает номер.
Я не солгала. Не знаю, как можно простить человеку обесценивание настоящей дружбы. Но что толку было кричать об этом ей вслед? Все равно не поймет. Да и вообще, мне здорово надоело чувствовать себя так, словно я кому-то навязываюсь. Как только кто-нибудь узнает о том, что я не безгрешна и не идеальна, тут же вышвыривает меня вон. Я не могу так больше, и не хочу! Натягиваю одежду, а саму прям трясет от обиды. Неужели настоящая я настолько ужасна, что никому не нужна? Только перестаешь притворяться такой, какой тебя хотят видеть — мгновенно оказываешься за закрытой дверью. Да, допустим, понять Ви и Арсения можно, но почему в роли понимающего всегда выступаю я? Почему нет человека, который пытается понять меня?
— Не уходи, — тихо говорит Арсений. Или просит? Нет, не может быть. Должно быть, показалось.
— Дай пройти, — отвечаю резко.
Он этого не заслуживает, но разве сдержишься, остановишься под влиянием одного лишь гласа рассудка? Ви напомнила мне о прошлом… что ж, как удачно, что я не собиралась задерживаться в кровати Арсения дольше, чем на одну ночь.
— Да к черту! Не подыхать же в попытке ее разжалобить.
Да я и не уверена, что этого хочу. Я даже прощать ее не желаю. Знаю, что и Ви можно понять, но разве только ей обижаться? Все давно смешалось: невозможно определить, кто был прав и насколько. Да и нужно ли? Она была моим лучшим другом, самым близким, самым первым, но, как оказалось, наше с ней прошлое — столько маленьких вещей, которые сделали нас именно теми, кто мы есть — для нее менее важно, чем уязвленное самолюбие. Я догадывалась, что, если она узнает про нас с Арсением, все станет ужасно, но какой-то частичкой души смела надеяться, что значу для нее больше, чем Эго. Оказывается, нет. И поэтому все, что было, все эти усилия, все эти добрые воспоминания растоптаны парадоксальной уверенностью в собственной правоте. Мы не уступим, а, значит, все. Нечего ждать, не на что надеяться. Закрываем занавес, прячем отношения с Ви в дальний угол памяти и живем дальше. Уж как умеем.