Игрок
Шрифт:
Посмеявшись над собственной глупостью, вставляю ключ в замок и поворачиваю его как можно тише. Я же хочу узнать наверняка, что она делала. А то выбежит еще встречать.
Свет льется только из-под одной двери: спальни. Остается надеяться, что Жен не заснула. Я прохожу тихо, осторожно. Стараюсь не шуршать пальто, когда снимаю его и водружаю на вешалку, не топать, пока иду по коридору. Заглядываю в щелку и обнаруживаю, что гостья не спит, а сидит на кровати в моей рубашке с ножницами в руках. Судя по всему, что-то вырезает. Она сосредоточена настолько, что не замечает направленного на нее взгляда. Расстегнутые рукава смешно болтаются в районе локтей, мешая работать, и периодически Жен встряхивает руками, чтобы хоть как-то их обуздать. Что, интересно, она там делает? Пройти бы узнать, но я стою и смотрю на нее, как зачарованный.
Сегодня, получив множество отказов в поддержке центра, я думал о том, чтобы пойти к отцу и еще раз попробовать договориться. Я знаю, что он не согласится, а если и согласится, то все равно не даст мне то, чего я хочу… Но сейчас я стою и понимаю, что — к черту. Жен стоит всех этих сложностей. Она всего стоит: и громкого развода, и скандала с родителями, и даже риска потери наследства. И она бы не пошла, не стала бы умолять, не прогнулась. Она готова была загубить всю карьеру, лишь бы отстоять решение не работать на Мурзалиева. Такая вера всегда вдохновляет.
Не выдержав, толкаю дверь и быстро подхожу к Жен. Обхватываю руками лицо и жадно целую, пытаясь ее опрокинуть, но Жен смеется и отчаянно сопротивляется, бормоча что-то о снежинках, которые нельзя помять. Черт возьми, она вырезает снежинки.
— Уже украшать мою квартиру вздумала, женщина? — спрашиваю со смехом и отступаю назад. Приходится. Кто бы подумал, что я проиграю войну каким-то бумажкам. Вот так мужчины и теряют веру в свои силы.
— А что делать? — подчеркнуто вздыхает. — Ты не похож на парня, который ставит елку и обвешивает ее мишурой. А праздника хочется.
Не могу не улыбнуться.
— Хочешь, мы поставим елку? Куплю самую большую, какую найду. Чтобы в потолок упиралась.
Говорю это и чуть-чуть мрачнею, потому что, судя по всему, мне теперь придется фильтровать подобного рода обещания. Жить на широкую ногу, как прежде, уже не получится. Вера была права, сказав, что исследовательский центр пока приносит весьма скромный доход. Большая часть активов поступает ко мне вовсе не от него… Поправочка: поступала. Теперь, стараниями отца, доступ к нескольким банковским счетам мне закрыт. И господа из банка уже потрудились об этом проинформировать.
— Ты в порядке? — спрашивает Жен, гладя меня по щеке пальцем.
— Все-то ты заметишь, — улыбаюсь. — Я просто задумался.
— Хорошо, — кивает она, заставляя кудряшки весело прыгать по плечам.
— Так, убирай это все, у меня на вас с кроватью огромные планы.
Она смеется, спускает на пол голые ноги, чтобы переложить лохматые бумажки на тумбочку, а я старательно отворачиваюсь, потому что настраиваюсь на серьезный разговор. Это необходимо сделать до того, как мой мозг от ласк превратится в вату. Я не настолько хорошо владею собой, чтобы вести заумные беседы, лежа в кровати с полуголой красавицей.
— Я начну, — говорит Жен, отбрасывая волосы с глаз и натягивая на коленки плед под моим плотоядным взглядом. — Ты переехал в исследовательский центр, потому что…
Ах, вот откуда мы начали. Улыбаюсь, но не очень-то радостно.
— У нас с отцом возникли некоторые разногласия.
Короткая пауза.
— Из-за меня?
— Из-за развода, — отвечаю уклончиво.
— Я тебя предупреждала.
— А я сказал, что не боюсь.
Она некоторое время молчит, думая о чем-то своем, но, к счастью, подробности не выпытывает, да и вообще переводит все в шутку:
— Так, значит, у нас с тобой теперь, как это называется, отношения? — смеется. — И мне нельзя держаться за ручку с другими мальчиками?
— В точку. Даже с пациентами, — отвечаю.
— Вот как! А если я скажу, что в рамках некоторых процедур любуюсь на голые мужские задницы?
— В принципе, я спокоен, — отвечаю в таком же шутливом тоне. — Навряд ли ты найдешь в своей практике задницу лучше моей.
Она долго над этим хохочет, повторяя, что я невыносим, но правоту слов признает.
— А теперь серьезно: мне неловко об этом просить, но пока ситуация не прояснится, давай повременим с выходами в свет. Хотя бы до официального развода с Верой. Можем видеться у меня или у тебя, если захочешь… Но ради спокойствия давай чуть-чуть подождем. Это не должно долго продлиться.
От этих слов у меня даже пульс учащается. Просьба очень неприятная, чувствую себя так, будто предлагаю побыть тайной любовницей. Я очень надеюсь, что Жен поймет.
— Кирилл, твой отец что, выставил тебя на улицу? — спрашивает она прямо. — Поэтому ты перебрался в исследовательский центр?
— Это такой способ запугать. Он передумает.
— А что, если нет?
Я поднимаю глаза на нее и смотрю прямо, открыто.
— Ты того стоишь.
Она смотрит в ответ огромными глазами, испуганно. И с трудом сглатывает в горле комок. Я понимаю, что срочно пора менять тему. О женщинах надо знать одно: нельзя давать их тараканам достаточное количество времени и простора, чтобы те устроили парадное шествие.
— Но я чего-то не понял, — говорю, укладываясь на бок и обхватывая жадной лапой лодыжку Жен. — По-моему, днем ты называла меня иначе. И мне это понравилось куда больше, чем сухое и сдержанное «Кирилл».