Иисус неизвестный
Шрифт:
Так, полною платою расплатился Господь за Тайную Вечерю:
вот тело Мое, вот кровь Моя.
Плотники, должно быть, тут же, на дворе, изготовили три креста для трех распинаемых, Иисуса и двух разбойников. В верхних концах крестных столбов выдолбили для поперечных балок-перекладин, patibuli, нужные выемки. Гулким эхо стены казарм, окружавших двор, повторяли стук молотков.
После бичевания, до крестного шествия, оставалось свободное время, пока работали плотники. В это-то, кажется, время, воины, назначенные для совершения казни, и придумали себе от скуки забаву с «царем Иудейским».
Вспомнили весенние игры. Сатурналии, в которых сошедшего с неба на землю, поруганного людьми и убитого бога-царя Золотого Века, Сатурна, изображал осужденный на смерть злодей: ряженного в шутовскую порфиру, сажали его на шутовской престол, поклонялись ему, исполняли все его прихоти, потом вешали. [924] «Все происходило, как в театральных зрелищах», — вспоминает один из свидетелей. [925] Игрища, подобные римским Сатурналиям, совершавшиеся также у персов, вавилонян, а может быть, и у древних египтян, восходят, через мистерию-миф о поруганном и убитом людьми, боге солнца, Ра, к незапамятной древности, — к тому, что наука называет «преисторией», миф — «Атлантидой», а Откровение — «первым, допотопным миром». [926] Это — как бы вечно повторяющийся бред всего человечества — дьявольская, на Сына Божия карикатура — откинутая назад, до начала времен, исполинская тень того, что произошло во дворе Пилатовой претории, в 31 — 32-м году нашей эры, 6–7 апреля, в Страстную Пятницу, в 9-м часу утра.
924
Strabo, XI, 5, 12. — Dio Chrysost., De regno orat., IV, 66, о празднестве Сакейском, Sakaia, y вавилонян и персов.
925
Philo, in Flacc., VI:. — Klostermann, Marcus, 180. — Lagrange, Marc. 421. — Zahn, Das Evangelium d. Johann., 639.
926
Д. Мережковский, Тайна Трех, Египет и Вавилон, 1925. Озирис, тень Распятого, XX.
Воины, должно быть, вынесли на площадь из казармы походный стул центуриона и, поставив его посередине площади, посадили на него Иисуса, нагого, окровавленного, после бичевания. Кто-то, найдя валявшееся тут же, на дворе, служившее для подтирания ног, лохмотья воинского красного плаща, sagum, paludamentum, накинул его на плечи Ему, вместо царского пурпура; [927] кто-то, вынув, может быть, из кучи хвороста, служившего для растопки ночных костров на дворе, колючую ветку терновника, возложил ее на голову Его, вместо царского венца; [928] кто-то вложил Ему в связанные руки, из той же кучи, тростник, вместо царского скиптра.
927
H. Holtzmann, 294. — Lagrange, Ev., 558; Marc, 420.
928
«Раз на Него возложенный и никогда уже не снятый, терновый венец», corona spinea, semel imposita et nunquam defracta, по чудному слову Оригена. — Lagrange, Marc, 420.
И, становясь перед Ним на колени… поклонялись Ему, говоря: радуйся. Царь Иудейский! (Мт. 26, 28–29; Мк. 15, 17–18.)
«Ave, Rex ludaeorum!» — вместо «Ave, Caesar Imperator!» И прибавляли обычное приветствие римских воинов кесарю: «ave, Caesar Victor Imperator!» — «Кесарь Победитель, радуйся!» [929] — как бы сам дьявол, устами человеческими, ругался над Тем, Кто сказал: «Я победил мир» (Ио. 16, 33).
И плевали на Него, и, взявши тростник, били Его по голове. (Мт. 27, 30.)
929
Klostermann, Marci Er., 181.
«Царь ужасного Величия», Rex tremendae majestatis, — сатурнальное чучело, кукольного театра Гананова кукольный царь.
Се, человек! Ессе homo (Ио. 19, 5), —
это слово Пилата, вероятно исторически подлинное, — тоже «громовое чудо», такое, что «всей премудрости земной не хватило бы, чтоб изобрести его». Слово это мог сказать «почти милосердный» Пилат, увидев случайно, издали, и тотчас, может быть, прекратив недостойное «римского величия», поругание Смертника.
Там, во дворе Каиафы, иудеи ругались над Сыном Божиим, Царем Небесным, а здесь, во дворе Пилата, римляне ругаются над Сыном человеческим. Царем земным. Но сколько бы люди ни ругались над Ним, поймут когда-нибудь, что в этом терновом венце, в этой кровавой порфире, — единственный Царь.
И, глядя на это, сердце наше двумя чувствами раздирается, — одно: миру ничем не спастись, кроме этого; а другое: не лучше ли бы миру погибнуть, чем этому быть?
И, когда надругались над Ним, сняли с него багряницу, и одели Его (снова) в одежды Его, и повели на распятие. (Мт. 27, 31.)
Сам распинаемый должен был, по римскому закону, нести крест, или, точнее, так как цельный крест составлялся только на месте казни, из вбитого в землю кола, palus, и укрепленной на нем перекладины, patibulum, то осужденный нес одну из этих двух частей креста, или связанные веревками, обе. [930] Сами римляне не должны были касаться «проклятого дерева»: значит, не было особенной жестокости в том, что воины заставили Иисуса нести крестный кол. [931]
930
Руки осужденного привязывались ремнями к положенной на плечи его «перекладине», patibulum, в 1 1/2 метра длины: tibi esse eundum… extra portas, dispessis manibus patibulum quom habebis. — Plaut., Mil. glor., 359. — Bracchia patibuli expleicerunt. — Seneca, ad Mare, de consol., XX, 31. — Patibulo suffixus, in crucem erigitur. — Finn. Matern., VI, 31. — Patibulum ferat per urbem, deinde affigitur cruci. «Перекладину несет по городу; затем пригвождается ко кресту». — Plaut., ар. Non. Marcelli, 221. — Seneca, de ira, 16. — Plutarch., De sera numinis vindicta, IX: «каждый злодей несет свой крест» (stauros имеет двойной смысл: palus «кол», и patibulum, «перекладина»). — Tacit., Hist., IV, 3. — Apul, Metam., X, 12. — Seneca. De vita beat., 19, 3.
931
Renan, Vie de Jesus, 1925, p. 431.
Кто хочет идти за Мною… возьми крест свой и следуй за Мною. (Мк. 8, 34.)
Кто не несет креста своего, тот Мне не брат, —
это Он говорит и делает: первый из всех, на земле Крест несущих, — Он Сам. [932]
Двое разбойников шли вместе с Ним, по улицам, еще празднично-пустынным в этот утренний час. «Казнью заведующий, сотник» [933] нес, впереди шествия, крестную, белого дерева, дощечку, titulus crucis, , [934] с надписью крупными, черными буквами, римскими, греческими и еврейскими (Ио. 19, 19–20), так, чтобы все могли прочесть и понять:
932
Keim, III, 401.
933
Seneca, De ira, I, 16: centurio supplicio praepositus. — Tacit., Annal., III, 11: exactor mortis.
934
Sueton., Calig., 32; Domit., 10. — Dio Chrys., 54, 3.
Rex Judaeorum.
Malka di lehudaje.
Царь Иудейский. (Мк. 15, 26).
Выходя же, встретили некоего Киренеянина, по имени Симона… шедшего с поля… и возложили на него крест, чтобы он нес его за Иисусом (Мк. 15, 21; Мт. 27, 32; Лк. 23, 36).
Сам, должно быть, уже не мог нести. Судя по тому, что Симона встречают, «идущего с поля», — слово «выходя», у Матфея, значит: «выходя из города». А если так, то Иисус нес крест или перекладину, patibulum, от Антониевой крепости до городских ворот, что свидетельствует о несокрушимой, после бичевания до распятия, духовной и телесной крепости Мученика. Так понял Иоанн (19, 17):
Сам неся крест свой, вышел на Лобное место. Голгофу.
10. РАСПЯТ
«Крест был найден, сверх надежды», — сообщает церковный историк Евсевий о сделанной будто бы императором Константином находке Креста Господня на дне колодца, под мусором от развалин, воздвигнутого на месте Голгофы, Венерина капища. [935] «Сверх надежды найден» — значит: «был потерян, забыт, безнадежно». Помнит убийца, где убил человека, а где Сын Божий убит людьми, люди забыли.
935
— <В ожидании — (греч.)>, Euseb., Vita Constan., XI, 22, 59; III, 26. — Socrat., H. E., I, 17. — Sozomen., H. E., II, l. — Hieron., Epist. XLIX, ad Paulin.
Если мы и знали Христа по плоти, то теперь уже не знаем (II Кор. 5, 16),
— эту Павлову загадку разгадали православные так же почти, как еретики-докеты: «тенью только страдал», passum fuisse, quasi per umbram. [936] Если бы не только «тенью», — то могли ли бы люди забыть, где страдал, и через пятнадцать веков недоумевать, что целуют, истинный ли Крест или мнимый, тело или тень?
Чт бы почувствовали Петр и «толмач» его Марк, если бы знали, что это будет? Могло ли бы им прийти в голову, что когда-нибудь одного слова «Голгофа» будет уже недостаточно, чтобы сразу напомнить людям, то место, где Господь был распят? В первых, ближайших к Иисусу, двух поколениях, от 60-х годов, когда в Римской общине записывает Марк «Воспоминания» Петра, до 90-х годов, когда в общине эфесской записывает «Иоанн Пресвитер» «Воспоминания» Иоанна Апостола, память о Голгофе еще так жива, что люди, если бы даже хотели, не могли бы забыть это страшное место, потому что нет и, вероятно, не будет другого события во всемирной истории, изображенного с такой наглядной точностью, как это. В каждом слове всех четырех свидетелей чувствуется, что стоит им только закрыть глаза, чтобы все увидеть снова так, как будто оно происходит перед их глазами сейчас.
936
Hippol., Syntagma, ар. Ps.-Tertul., V. — Philast., 42.