Иллюзия бессмертия
Шрифт:
Протрезвев от страха, Хиль мигом сообразил, куда клонит мать и, трепыхаясь в руках удерживающих его мужиков, визгливо вякнул:
— Да. Клянусь. Именно так и было. Она мне всегда проходу не давала. А как узнала, что я завтра уезжаю, так пристала, как липучка: "Пойдем со мной в лес, попрощаться с тобой хочу" А там набросилась на меня…
— Хиль правду говорит, мы свидетели, — подключились к своему дружку его подельники, хватаясь за шанс избежать расправы.
Пострадавшая девушка надрывно всхлипнула, вжимаясь в поисках опоры в обнимающую ее
— Сволочи. Вы все врете, — выкрикнула Гайлен.
— А может, это твоя дочь врет? — обвинительно ткнула в девушку пальцем Фризэль. — Ее слово против их троих. Я требую расследования. Завтра приедут имперские отряды и во всем разберутся. А устроите самосуд — я вас всех дриммам сдам.
Видимо, страх перед дриммами был сильнее жажды правосудия. Мужчины, удерживающие Хиля и его дружков-подонков, тут же их отпустили, а отчаявшаяся мать с мольбой посмотрела на старосту:
— Рубан, у тебя ведь тоже есть дочь. Сегодня ты закрываешь глаза на то, что они сделали с моей, а завтра они то же самое сделают с твоей.
— Гайлен, нам придется дождаться дриммов, — староста повинно опустил свою лысую голову, избегая смотреть женщине в глаза.
— Для чего? — смахивая злые слезы, спросила она. — Разве ты не знаешь, что старший сын Фризэль — капитан дриммов? Он будет выгораживать своего брата, а в итоге во всем обвинит мою дочь. А вы все будете молча стоять, смотреть и слушать его, потому что боитесь.
— Парни клянутся, что твоя дочь сама их позвала, и требуют разбирательства властей. Свидетелей нет. Что я могу сделать? — жалко оправдываясь, пробормотал Рубан.
— Я всего лишь прошу справедливости, — женщина еще крепче обняла свою дочь и горько расплакалась, понимая, что ни до нее, ни до ее несчастной девочки никому нет дела. Прав тот, на чьей стороне власть и сила.
Вайолет, задыхаясь, смотрела на людское равнодушие и просто не могла поверить, что селяне, минуту назад требующие воздаяния за преступление, сейчас молчали, виновато отводили взгляды и трусливо собирались убраться восвояси. Как же так? Что происходит с этим миром и людьми? Как они станут жить после такого со своей совестью? И есть ли она у них?
Затуманенный слезами взгляд девушки прошелся по сгорбленной Урсуле, которая, втянув голову в плечи, узко кривила губы. Сухие морщинистые руки старухи от ярости сжимались в кулаки, но вмешиваться она не собиралась — напротив, сверлила пронзительным взглядом взбешенных Доммэ и Кина, не позволяя вмешиваться и им.
— Пусть твой сын, Фризэль, поклянется Темной Матерью, — рокочущий голос Айта взорвал тишину, как раскат грома, и заставил всех повернуть головы в его сторону.
Урсула побледнела, прикрыла глаза и прошептала какое-то короткое ругательство.
— Пусть поклянется именем темной богини, что говорит правду, — настойчиво повторил Айт, оставаясь сидеть спиной к собравшимся селянам, лишенным возможности видеть его лицо.
Зато его видела Вайолет. Темные глаза одарина смотрели на нее в упор, и в их непроглядной мгле девушка читала сосредоточенное
— Да, — с надеждой во взгляде вскинулась Гайлен. — Пусть поклянется богами, что не врет. И тогда они покарают его гнилую душу.
— Что скажешь, Хиль? — выжидающе застыл староста.
Вайолет понятия не имела, какой силой обладает такая клятва, но, судя по всему, люди в ее действенность истово верили, и сейчас их пронзительные взгляды все, как один, были устремлены на сына хозяйки таверны.
— Да пожалуйста, — он покосился на мать и, заметив ее молчаливое одобрение, вновь начал наглеть. — Кем угодно могу поклясться — светлым богом и темной богиней, что Маленка сама ко мне пристала. Ну что, видите? Я цел. И гром небесный меня не поразил, и под землю я не провалился, — парень, кривляясь, раскинул руки, демонстрируя свою неуязвимость.
Медленно, как выплывающая из тумана темная глыба, Айт поднялся из-за стола.
Пытаясь остановить одарина, Урсула мгновенно схватила его за запястье, на что он легко покачал головой:
— Ты знаешь законы, одэйя. Это моя обязанность.
Пальцы волшебницы разжались, рука бессильно опустилась на стол и седые брови старухи хмуро сошлись на переносице.
— Что он собирается делать? — шепнул Доммэ, тревожно наблюдая за тем, как Айт спокойно приближается к толпе селян.
— А что может сделать с клятвопреступником темный судья и палач? Только казнить, — угрюмо пробурчала Урсула. — Вот и отдохнули. Собирайте быстро остатки еды в сумки. Ночлег отменяется.
Вайолет не обратила на слова Урсулы никакого внимания. Взгляд ее был прикован к Айту, которого от развязно ухмыляющегося сына Фризэль теперь отделяло всего несколько шагов.
Собравшийся люд наблюдал за приближением странного мужчины с недоверием и настороженным любопытством, явно недоумевая, зачем чужак полез в местные разборки. Сидел бы тихо в сторонке да ел свой хлеб. Чего со своими советами вмешался? Тем более что толку от них в итоге — никакого.
— Что? — вызывающе задрав подбородок и совершенно обнаглев от безнаказанности, молодчик смело посмотрел в лицо Айта. — Одной клятвы мало? Какую еще хочешь услышать?
Чужак, одетый в запыленную дорожную одежду, на вид казался Хилю обычным простолюдином, каких по Тэнэйбре в поисках лучшей жизни шлялись сотни, а потому не вызывал у него ни страха, ни робости, хоть и был выше на голову и на порядок шире в плечах. Да и что он может сделать?
— Темной Матери достаточно той, что ты уже произнес.
Низкий грудной голос Айта заставил хозяйку харчевни вздрогнуть, почуяв в нем угрозу своему драгоценному чаду. Глаза ее испуганно забегали по фигуре мужчины и наполовину скрытому капюшоном куртки лицу.