Imago
Шрифт:
Она просто хотела заслужить его благодарность. И всего-то четыре никчемных слова, четыре слова, которые он никогда не произнесет.
Я люблю тебя, тыковка.
Он любит. А любит ли вообще?
Просыпается Харли в кромешной темноте. Джокер спит в ее постели, тяжелое тело вдавливает ее в кровать, не дает вздохнуть. Как и повязки, плотно стянувшие грудь, он тоже лекарство. Гадкое, ядовитое, но полезное. Избил, а теперь растянулся и спит рядом, как ни в чем не бывало. Сам сломал, а потом перебрал, кое-как подправил,
И не извинится же ни за что.
Харли вздыхает, чувствуя, как скрипят сломанные косточки. Ей еще месяц как минимум не бегать. А запястье надежно укутано в гипс, так что даже издалека не пострелять.
Джокеру она теперь обуза. Никчемная игрушка, от которой пора избавляться.
Может, так ей и надо?
Может, на самом деле все было не так. И не Харли любит Джокера, а Джокер любит Харли. Может, там Бэтси должен быть с его тупой головой, начиненной правилами под самую завязку. Может, она вообще третья лишняя в этих безумных отношениях.
Бесполезная ты, Харли, говорит она сама себе, уставившись взглядом в темную зеленцу волос. Смотрит и понимает, ведь он и правда никогда этого не скажет. Хоть стреляй, хоть плачь.
Так что, наверное, с нее хватит.
Харли бы повернуться, а еще лучше встать и доковылять до туалета, да только она же прикована к кровати, а если разбудит мистера Джея, он точно не посмотрит, что она больна, добавит еще парочку тумаков.
Не любит он ее, вот и вся история. Пора смириться.
Время тянется так медленно, растягивается в бесконечную полосу темноты, тупой боли и ожидания, а в голове рождается прекрасный план.
Если она третья лишняя, то и уйдет она красиво. Осталось только выздороветь. И дотерпеть до утра сначала.
Свой план Харли осуществляет методично, постепенно, так аккуратно, что черта с два кто поймет, как же на самом деле ей осточертело это притворство, осточертел нелюбящий ее Джокер и осточертела жизнь.
Она улыбается ему так, что кожа на лице натягивается в свирепую гримасу счастья, а сама отсчитывает дни, минуты и секунды до того рокового часа, который оборвет ее бессмысленное существование.
Ей нужно совсем чуть-чуть. И ей нужен Бэтси.
Она подбирается к нему, понимая, что тут или пан, или пропал. Достает из кобуры свой старый пистолет трясущейся рукой — запястье все еще ноет после перелома, но и так сойдет.
Дергает за спусковой крючок и отправляет в небытие подружку Бэтмена. Как ее звали? Да какая разница, Бэтси забрал у нее Джокера, а она перед смертью заберет у него тоже что-нибудь дорогое. Бесценное. Поделом ему.
Как и положено, девушка валится на пол со стоном, хрипит и кашляет кровью. С такой дырой уже и в больницу нечего везти, Харли насквозь может грязный пол увидеть.
Наверное, ее Бэтмен очень любил.
Потому что в какой-то момент он тоже срывается, бьет ее, оказавшись всего лишь простым человеком под маской.
Дает по лицу, и Харли хохочет, скалится и показывает язык, прокушенный насквозь.
От руки Бэтмена, которого так и не убил Джокер. Вот она, вселенская справедливость.
Получите и распишитесь, мистер Джей. Вашу игрушку сломал мальчик, которого вы не хотите трогать.
Бэтмен снова ломает ей запястье, то, что еле-еле зажило, и Харли визжит, чувствуя, как лезет изнутри осколок кости, распарывая кожу.
Скоро все будет кончено, так что ей нужно еще потерпеть.
Под веками уже чудятся кровавые всполохи, и она вот-вот отключится, но откуда-то издалека приходит новый голос. Низкий и хриплый. Разъяренный.
Режущая боль в руке стихает, да и Бэтси ее больше не держит, не крутит выломанное запястье.
Лежит на полу, растянувшись в луже крови, рядом со своей мертвой летучемышиной подружкой, а над ним парит зеленая тень, гигантская, разозленная.
Мистер Джей пришел.
Джокер бьет, не сдерживаясь. Пинает Бэтси, как когда-то пинал ее, машет кулаками, выплевывая ругательства пополам с безумным смехом.
Как будто тот ему вовсе не дорог, а так… дорогу перешел неудачно.
— Ты посмел… — слышит Харли сквозь пелену шума в ушах. — Посмел ударить ее! Она моя, только моя, Бэтси! Гребаный ты ублю…
Когда все заканчивается, Джокер уносит ее на руках. Лицо опухшее — у Бэтмена тяжелый кулак, а грим стерся, сменившись кроваво-красной маской, и все же держит он ее крепко. Несет к машине, усаживает на сиденье рядом со своим, даже волосы ей пытается пригладить, как будто она больше не нелюбимая и надоевшая игрушка.
— Ш-ш-ш, куколка, тише, — успокаивает он Харли, — все будет хорошо.
Этот перелом будет заживать куда дольше, думает Харли, глядя на собственное запястье, раздувшееся и скользкое от крови. Но какая разница.
Теперь все снова как раньше.
Харли любит Джокера. А Джокер снова любит Харли.
========== Homecoming ==========
Возвращение в Аркхэм сродни возвращению домой.
Все совсем как прежде. Заунывная тишина, прерываемая тихими шепотками, несущимися изо всех темных углов. Ровное гудение электричества, замкнутой цепью опоясывающего лечебное учреждение в три кольца. Даже лампочки под потолком, затянутые сеткой, чтобы не разбить и не пораниться осколком, гудят, приветствуя ее.
Харли вернулась.
Харли дома.
Она улыбается, проходя мимо охранника, показывает ему язык, изображая из себя дурочку набитую, а сама ждет, выжидает тот самый удачный момент, чтобы потянуться вперед, ведь внимание ее стражи ослаблено, щелкнуть зубами и ухватиться за мочку уха, чтобы оторвать.
Ведь так будет очень весело. Голоса будут довольны, а весь Аркхэм узнает, что Королева снова с ними.
Ей хватает доли секунды и одного рывка, чтобы проделать этот фокус. Харли ведь гимнастка, так что изворачиваться умеет мастерски.