Именем Анны
Шрифт:
За окном мело. Лент выезжал из дому всего дважды – прикрывал Савилу, когда кроме магазинов случалась срочная работа. На одном вызове ему достались завывания в стене, на другом – сны-якоря. Стена в итоге оказалась не по его части – плохо заложили старый камин и при определённом направлении ветра, он странно подвывал во внутреннем колодце. К приезду специалистов звук исчезал, и предъявлять было нечего. Савила позвонила Ленту, как только получила звонок от перепуганных хозяев. Он примчался. Стену вскрыли, звук пропал. Лент попросил не благодарить.
Со снами оказалось сложнее. К слову, этот вызов не был срочным, Лент сам напросился.
Лент так и не понял, кто и с какой целью навесил на него этот якорь. Хороший паренёк, совершенно пустой с точки зрения силы, но такой сильный духом. Хотелось бы Ленту знать, что выберет его собственное подсознание в такой ситуации. Идея жертвенности, само собой, Ленту была чужда, даже более того, неприемлема. Хватит с него мамы и Анны. Но понять, кто и с какой целью устраивает людям ночной отсев с помощью снов-арканов, было бы неплохо. Способ опасный. В общем, этот случай он подробно описал Савиле и передал на контроль.
В остальном было тихо. К Алевтине клиенты заходили редко, новых заказов она не брала, дорабатывала старые «хвосты». Любочку Лент так и не дождался. Когда за пару дней до юбилея заявились служители международной логистической конторы, коробки, под требовательным взглядом кормилицы, они упаковали сами. Не беда, успокаивал себя Лент, логистики были из синих, кому доверять, как не им? А помощница, ей всё равно придётся ковыряться в архиве, если не пакуя, то разбирая материалы по приезду. Просто он соскучился. Нет, не так. Ему наскучило. Наскучило ждать того дня, за который ещё недавно он цеплялся, как за соломинку, а теперь хотел оставить позади. День юбилея.
Глава 24
Банкетный комплекс, надо же! Площадка «люкс» – ведьмы решили разориться? Хорошо хоть на Цветном, тащиться недолго. Савила намекала на загородный клуб, и Лент очень надеялся, что в шутку. Так и оказалось: она быстро призналась, что обожает наблюдать за сменой цветов на его удлиняющемся лице.
Накануне, по юбилейной традиции, замело. «Мазду» откапывать не стали, вызвали группу подкрепления. С утра звонил отец, поздравлял, даже желал чего-то приятного, обещал содействие и надеялся на скорую встречу. Вот это содействие Лент и решил востребовать наперёд – пусть синие для начала откопают заезд к ним во двор и отвезут их с Алевтиной на банкет.
Синие копали давно, иногда позванивали, чтобы рассказать, что проход уже раскопали, а проезд – ещё нет, прощупывая, не согласится ли юбиляр пройтись по двору ножками до ожидающего за аркой
А он принимал звонки. Из клиентов звонили только те, кому он захотел перед отъездом оставить свой новый номер. Поскольку старая симка погибла в Париже, он решил похоронить вместе с нею целый пласт своего прошлого. Он знал, что «прошлое» тоже пыталось поздравить, но натыкалось на сообщение «абонент отключён» и перезванивало Любочке. Бедняжка наверняка не имела ни секунды на собственные сборы, отвечая на удивлённые, а иногда и взволнованные звонки: уж ни случилось ли чего с юбиляром?
В итоге Алевтина была готова первой. Архивная комната, опустев, обнаружила не только блистательный паркет, но и несколько настенных зеркал в нишах. Кормилица провела в этой комнате больше часа, прихорашиваясь и убеждаясь в совершенстве каждой линии. Когда она открыла дверь, Лент её не узнал. Белый тяжёлый атлас с отливом в серебро, обтекал что-то стройное и прекрасное, украшенное пелериной и огромным количеством пуговок. Судя по малюсенькой шапчонке с меховой оторочкой, а так же по муфте такого же белоснежного оттенка в синеву, наряд являл собой верхнюю одежду. В шагу он кокетливо приоткрывался, выпуская на обозрение шёлк белоснежного платья. Оказывается, белое на белом тоже может быть цветным! Оттого ли, что контрастировали тяжесть и лёгкость тканей, или потому, что меховой оклад оттенял текстиль, Алевтина бликовала, как гранёный алмаз.
Волосы она убрала жемчужной заколкой, предварительно спрятав седину; на руки натянула короткие перчатки с перламутром и… что-то сделала с лицом. Ну, Алевтина!
– Да ты красавица!
Красавицей она не была. В её лице мелькало что-то простецкое, слишком широкие скулы, слишком подчинённый взгляд... Но с тем материалом, которым её наделила природа, Алевтина сделала невозможное. Сколько же ей лет? Праздновать свой день рождения она отказывалась, даже упоминать о таком событии не разрешала, но, если учесть, что отец Лента был для неё Петенькой, то ей должно быть в районе двухсот, не меньше. Ведьмы редко доживают до таких лет. Не потому что не могут, это как раз пожалуйста, а потому что работа вредная – своей смертью умирают редко.
Глядя на точёную фигурку и лёгкую походку кормилицы, Лент невольно задумался: каким станет он к двумстам? Хотя уж он-то точно вряд ли доживёт.
Алевтина окинула его настороженным взглядом.
– Так и пойдёшь?
Контраст получился разительным, но менять своего решения Лент не собирался. Гладко выбритый, молодой, синеглазый, с зачёсанными в хвост волосами, он избрал своим вечерним туалетом чёрную водолазку, такую же, как «доставал» на свой прошлый юбилей. Анна говорила, что такой стиль ему идёт, делает его элегантнее. Видела бы она его сейчас. Сердце защемило.
Довершали образ чёрные брюки и чёрные туфли. Из украшений – серьга. Серебряная вещица, чернённая, заговорённая «от сглаза», подаренная на рождение бабушкой. Эта маленькая реликвия была найдена ими с Алевтиной в процессе генерального шмона перед отправкой вещей за рубеж. Украшений Лент не носил в принципе – достаточно уставал от оберегов и амулетов, но Алевтина сказала, что надеть эту серьгу на столетие будет очень символично. Он согласился и начал свой сотый день рождения (если не считать поздравлений) с секундной экзекуции – прокалывания левого уха.