Индийский мечтатель
Шрифт:
Оркестр начинает увертюру. О, какой это удивительный оркестр! Вина, ситар, ребаб, саринга, там-там и другие местные инструменты соседствуют с европейскими скрипками, альтами, флейтами. Индийские мелодии преобразованы в стройную, звучную гармонию…
Бапу Лал запевает; певцы подхватывают припев. Эти стихи хорошо известны всем — они сочинены прославленным Бхарат Чандра 62 в честь бракосочетания магараджи Бордванского. Герасиму Степановичу так понравились эти стихи, что он положил их на музыку.
Оркестр умолкает. Бапу Лал поет мольбу всеблагому Вишну. Внезапно перед ним вырастает актер в шутовской маске. С уморительными ужимками он передразнивает певца. Сутрадхара сердится, тот отвечает злыми насмешками над ним и его труппой. Сутрадхара растерян. Тогда из-за занавеса медленно выползает маленький, толстый человек в маске, изображающей слоновью голову. Это Ганеша, сын Шивы и его супруги Парвати, бог мудрости, устраняющий все препятствия; к нему обращаются с мольбой всякий раз, когда начинают какое-нибудь новое дело. Появление Ганеша обращает в бегство пристыженного, испуганного шута. Гимн благополучно заканчивается. Сутрадхара со своей свитой скрывается за кулисами…
Поднимается второй занавес. Перед зрителями — открытая сцена. Она довольно просторна: двадцать шагов в ширину, сорок — в глубину. На сцене уголок сада у веранды. Здесь живет красавица, покорившая героя пьесы и заставившая его позабыть о невесте.
Входит Шукмой, переодетая юношей. Ее сопровождают слуги и музыканты. Шукмой приказывает им играть и петь серенаду в честь ее соперницы.
Лебедев стоит за кулисами.
Ему хотелось бы посмотреть из зала, но он не может уйти со сцены, так как сам следит за выходами артистов. Он не спускает глаз с актеров, напряженно прислушивается. Ему кажется, что сегодня все идет хуже, чем на последних репетициях.
Действительно, диалог звучит как-то вяло и тускло, актеры волнуются. Это опытные мастера своего дела, они привыкли играть в любых условиях, перед самой различной публикой, в том числе перед раджами и султанами, но необычность этого представления вселяет в них странное чувство неуверенности…
Серенада окончена. Шукмой произносит монолог, объясняющий подоплеку всей интриги. Актриса бросает тревожный взгляд в сторону кулисы, где притаился Лебедев. Тот улыбается и делает знакомый жест правой рукой, которым всегда на репетициях выражал одобрение. Актриса довольна; она произносит текст все более уверенно, ускоряя темп.
Сону, играющий слугу Рамшонтоша, стоит за другой кулисой в ожидании. Лебедев подходит к нему. Сону, вероятно, тоже не очень-то спокоен в душе, но вид у него самый разудалый.
— Приготовься, мальчик! — шопотом предупреждает Герасим Степанович.
Сону кивает головой.
Шукмой уходит со сцены.
— Пошел! — говорит Лебедев, услышав реплику на выход, и легонько подталкивает своего любимца в спину.
Сону выбегает на сцену, и сразу из зала слышится раскат веселого смеха. Он стоит спиной к Герасиму Степановичу, но тот знает, что в этот миг Сону скорчил такую гримасу, которая и на репетициях вызывала всеобщий хохот.
Сону, он же Рамшонтош, рассказывает публике о кознях и интригах, процветающих в больших городах. Он отлично подает остроумный, живой текст, сопровождая его выразительными жестами и мимикой.
Смех слышится все чаще и чаще. Невидимые нити протягиваются между артистами и зрителями.
Лебедев с некоторым облегчением переводит дыхание. Спектакль вошел в налаженную колею.
Лебедев стоит в наполовину опустевшем зале, оглушенный и взволнованный.
Когда в последний раз опустился занавес, публика наградила участников представления такими восторженными приветствиями, какие никогда еще не раздавались ни на одном из зрелищ Калькутты.
Многие, знавшие Лебедева, хотели выразить благодарность за полученное удовольствие. Вот опять! Чья-то рука легла на его плечо.
— О, капитан Фостер! И вы здесь?
— Вчера прибыл, — улыбается капитан. — И как раз во-время. Ловкую штуку вы здесь придумали, мистер Суон!
— Понравилось?
— Честное слово, никогда не думал, что черномазые годятся для этого!
— Они еще для многого годятся! — весело отвечает Лебедев.
— Пожалуй, что так, — соглашается Фостер. — Заглянете ко мне, мистер Суон?
— С удовольствием, капитан… Попрежнему «Принцесса Шарлотта»?
— Разумеется. Мы со старушкой живем душа в душу.
Подошел английский офицер.
— Его превосходительство сэр Джон Шор приглашает вас, — сообщил он.
Дружески пожав руку моряку, Герасим Степанович последовал за офицером в ложу генерал-губернатора.
— Мистер Лебедев, — важно начал сэр Джон проникновенным тоном, каким всегда высказывал самые общеизвестные мысли, — опыт ваш оказался удачным и заслуживает похвалы. При случае сообщу о нем вашему покровителю, графу Воронцову.
При выходе из ложи Лебедев наткнулся на градоначальника Александра Кида, который, в свою очередь, счел своим долгом повторить то, что только что услышал из уст своего высшего начальства.
Герасим Степанович не мог отказать себе в удовольствии напомнить этому джентльмену о том, что еще недавно тот отзывался о новом театре, как о фантазии Дон Кихота.
— Да что вы! — пожал плечами Кид. — Не припоминаю…
— А как насчет помещения, полковник? — усмехнулся Лебедев. — Разве вы не отказали мне?
— Для вашей же пользы, — невозмутимо ответил градоначальник. — Зато вы выстроили новое, и совсем недурное.
Железную логику калькуттского градоправителя решительно невозможно было опровергнуть.
Голукнат Дас ждал своего друга во дворе театра, где стояли наготове два паланкина: для него и для Радхи.
— Поздравляю! — сказал он взволнованно.
— А я поздравляю вас, — ответил Лебедев. — Половина лавров по справедливости принадлежит вам… Завтра утром побеседуем подробно.