Иридея (дилогия)
Шрифт:
Потянулись тяжёлые дни ожидания. Поиски главного повара Его Величества пока не давали результата: он как сквозь землю провалился. Весь город гудел, словно разворошённый пчелиный улей: неожиданная новость о кончине Властителя Иридеи привела всех в отчаяние, возможная коронация Юрия Тёмного лишь усугубляла это состояние. Осложняло ситуацию и то, что вслед за этой ужасной новостью пришли и тревожные вести об оживившихся обитателях Замрачья. Пока правил Константин, успешно объединивший под своей властью основные государства Иридеи или, по крайней мере, заручившийся их поддержкой, обитатели Замрачья долгие годы не высовывались за пределы своих территорий и не беспокоили жителей Иридеи. Теперь же, когда Властитель оказался мёртв, эти кровожадные монстры как-то быстро прознали
В этой тревожной обстановке трон Властителя Иридеи не мог и не должен был долго оставаться пустым. Для успокоения народных масс и организации отражения вражеских вылазок из Замрачья необходимо было как можно скорее определиться с наследником трона. Несмотря на то, что единственным законным наследником был Юрий Тёмный, уже отмечавший своё скорое восхождение на трон и предвкушавший возможности, которые откроются перед ним, его коронация на самом деле была под вопросом: правители государств Иридеи были едины во мнении, что допустить его восхождения на трон никак нельзя. Они считали, что наследником трона должен стать кто-то из ближайшего окружения Константина, какой-нибудь достойный человек. Лучшей кандидатурой правители считали Максимилиана, капитана Гвардии Властителя. Несмотря на то, что человеком он был не слишком открытым и дружелюбным, его качества талантливого организатора и превосходного стратега как нельзя лучше подходили для того, чтобы именно он возглавил Иридею. Не занимать ему было и амбициозности. Именно эти качества позволили ему сначала попасть в Гвардию Властителя, а потом стремительно подняться до чина капитана.
Осуществить задуманное правителям мешали три обстоятельства: во-первых, наличие законного наследника трона; во-вторых, не очень-то хорошее отношение воинов Гвардии Властителя к своему капитану из-за его жёсткости, доходившей иногда до жестокости; и наконец, настороженное отношение самого Константина к Максимилиану. Бывший Властитель Иридеи, ценивший людей душевных и даже иногда простых, находил капитана слишком скрытным. Эту настороженность разделял и начальник дворцовой стражи. В своё время перед присвоением Максимилиану чина капитана Гвардии Властителя начальник стражи изучал его биографию, и несмотря на то, что сам капитан говорил, что он родом из Харидрайского царства из маленькой деревни Опасово, начальник стражи лично ездил в эту глухую деревушку, и ни один из жителей не вспомнил соотечественника по имени Максимилиан. Тем не менее, в целом, биография Максимилиана демонстрировала его впечатляющую целеустремлённость и поздние её периоды были насыщены исключительно громкими успехами, поэтому можно было с уверенностью говорить, что чин капитана он заслужил.
Конечно, правители государств Иридеи обсуждали и кандидатуру самого начальника дворцовой стражи, но тот от такой чести категорически отказался. Таким образом, правители бились над единственным вопросом: как организовать восхождение Максимилиана на трон так, чтобы все были довольны, ну, или почти все за исключением Юрия Тёмного.
Именно в один из таких тяжёлых дней начальник дворцовой стражи получил письмо, которое показалось ему просто подарком свыше. Он находился у себя в покоях, когда к нему постучали и из-за двери раздался голос стража:
– Ваше Превосходительство, разрешите войти? Вам письмо!
– Конечно-конечно! Гонец из Либертины не изволил явиться лично?
– Это не от него. Письмо – от архимага Академии имени Первого властителя Иридеи Сиддхартхи Светлого Проспера Альпануса. Чрезвычайной важности!
– Вот как? – удивлённо переспросил начальник стражи и, сорвав голубую печать с золотым узором, развернул свиток.
Письмо было коротким и содержало просьбу выделить надёжного крепкого стража для сопровождения двух важных персон. Начальник дворцовой стражи хорошо относился к архимагу и никогда не отказывал в его просьбах, но скупость информации в письме насторожила его. Очень странно, что архимаг
~~~~~~~~~~~~~~~~
Я вижу зелень парков и садов, и площадей простор,
И мощь столицы, что цветёт судьбе наперекор,
И тихо про себя шепчу: «Как ты прекрасен, город мой!»
Я расскажу, друзья, о городе родном – о городе, в котором я родился, вырос. Я расскажу о Капитолии, и вы полюбите его, как я давно его люблю. Когда совсем мальчишкой был и по дворам носился голову сломя, мой Капитолий мне казался необъятным: я стен его не видел никогда. Он рос со мною вместе, так же стремительно, так же стихийно, так же бурно. В нём била жизнь ключом, и я был этой жизнью, стремясь везде успеть и радуясь всему. Я беззаботен был, и Капитолий, вроде, тоже.
Потом я вырос, возмужал, отец впервые взял с собою, и я в обозе, держащем на север, мой Капитолий так впервой покинул. Друзья, представьте мой восторг, когда впервые обернулся, когда увидел я врата златые, что открывают путникам дорогу в Капитолий! И этот гордый герб со львом на красном фоне! Я впечатлён был совершенно и дара речи полностью лишён.
Я опущу детали с отцом поездки нашей долгой – торговля, что ещё сказать. Ну, побывали в городе, что, по преданию, народов сотне домом служит, но впечатлён нисколько не был: то городишка шумный, людный, склочный. Я пропущу те дни и приглашаю вас в тот день, когда вернулся в Капитолий.
К моей любви, питал которую я с детства, добавилась тоска по дому и друзьям – и вот мы вновь перед вратами града, златыми бликами искрящими на солнце. Друзья, феерия, восторг! Нам стражи все приветливо кивают, как будто коронация идёт. Мы медленно, помпезно входим в город, словно гонцы с дарами, а не торговый люд. Мы шествуем по улицам, толпа нас обступает, и все галдят, стараясь первыми узнать, что привезли. Я счастлив видеть лица горожан, моих друзей, друзей моих знакомых – мне всё равно: я счастлив видеть всех! Мой взгляд скользит по сторонам проспекта, мой глаз так отдыха желал: ну, наконец бодрящие фонтаны и зелень парков, великолепие домов. Ведь каждый дом в родной моей столице, вот правда, каждый так неповторим: один высокий, рядом низкий, а третий вовсе выстроен чудно. А кто живёт в них вы взгляните: один высокий, рядом низкий, а третий… не будем про него.
Домой мы заскочили на мгновенье: похлёбку съесть и повидать родных,– тянуть нельзя, нас люди ждут, и мы стремглав к ним на базар несёмся. Из Града Ста Народов всё, привезли что, скорей кладём и продаём мгновенно, не успеваем класть, ещё уж продаём. Глядишь, и часа не прошло, а вся гора вещей, что высилась за нами, уже распродана, и мы усталы и довольны – считаем выручку, и счёта нету ей. И мой отец – о, он делец известный – торопится уже скорей домой, в уме прикидывая, когда же ехать снова, а я, друзья, здесь с вами остаюсь.
Я наблюдаю с вами с интересом, как запоздавшие разини пытаются купить чего-нибудь, хоть то, что вовсе им не нужно, но надо же хоть что-то им купить: не зря ж ходили на базар. Потом иду по улочкам, так с детства мне знакомым, иду туда, куда не бегал я юнцом. Вы слышали, возможно – я-то точно – про Капитолия жемчужину одну – так называют смотровую, что с запада в столице нашей есть. Чтоб на неё подняться, надо только ступеней с сотню одолеть, но не беда: в ступени каждой предвкушенье,– я поднимаюсь вверх к мечте, которой в детстве жил.