Ищите женщину
Шрифт:
– А там и такое есть? – неожиданно загорелся Зотов.
– Слушайте, – устало сказал Турецкий, – Рэм, вы меня просто удивляете. Удивляете и убиваете! Ну какого хрена я такую речь держал?! В расчете на кого? На дурака? Или умного, зрелого журналиста? Ну честное слово…
– Нет, – упрямо возразил Зотов, – вы же собираетесь выдать нам жалкие остатки! А зачем они? Где острота? Где цимес, наконец?
– Будут вам и булки, будет и цимес в них, все будет. И вообще, как говорил Остап Балаганову, не касайтесь пока своими лапами хрустальной мечты. Все ясно?
– Почти, но…
– Больше никаких «но». Гуляйте,
Грязнов тоже попрощался и вышел вместе с Зотовым в приемную. Там сказал секретарше, чтоб она вызвала дежурную машину и отправила журналиста в редакцию.
Затем вернулся в свой кабинет и широко развел руками:
– Ну знаешь!
– А ведь ты, как всегда, оказался прав, – сдался Турецкий. – Ну а как ты собираешься меня отправлять?
– Так тебе и торопиться некуда. Сейчас только седьмой час. Темнеть уж начало, но недостаточно. А в семь будет в самый раз. Я с тобой Кольку своего пошлю, пусть поиграет, посмотрит. А то что-то он у меня в последние дни какой-то смурной ходит. Влюбился, что ли? Ты мастер психологических загадок, вот и узнай. Тут ляпнешь, а человек возьмет да и обидится. Хамство в душе затаит. Против начальства.
– Ну да-а, конечно! Против тебя затаишь! Как же!… Слушай, а чего мне, в самом деле, ждать-то?
– А наш с тобой «сморчок», по идее, должен ведь еще доложиться. Ты бы при случае узнал про этого Бориса-то Николаевича.
– Само собой. Но это для нас пока не главное. Лишний хвост, не более. Давай поеду, все равно пить у тебя нечего. А так я хоть пораньше домой вернусь, столько времени своих не видел.
– Наконец-то вспомнил! Босяк, верно говорил про тебя Костя.
– Не ври, они у меня всегда здесь! – Турецкий стукнул себя по груди.
– Развеялся, значит, в Питере? – гнул свое Грязнов.
– Это официальная версия.
– Эх, черт возьми! – Слава потянулся так, что кости хрустнули. – Давно что-то не случалось у нас официальных визитов, а, Саня?
– Я уж подумывал было рвануть с тобой на пару в Питер! Да ведь дело такое, что опасно нынче становится. Пример нашего с тобой юридического министра оказался уж больно заразительным. Да тебе, поди, видней из своего кресла.
– Есть… – неохотно ответил Слава. – А я так понимаю, что на всех таким вот образом кризис августовский подействовал. Однова живем! А тут тебе и самая компра! Теперь ведь всякую такую технику можно на рынке приобрести. А закон о защите не действует. Все у нас наоборот… Ладно, помечтали, поехали дальше. – Он наклонился к селектору: – Саватеева ко мне.
ПАБ-КРОЛ ПО-ТУРЕЦКИ
Турецкий сидел на заднем сиденье «Жигулей» цвета мокрого асфальта. А рядом с ним, почти лежа, расположился Саватеев. На Николае был длинный плащ, как у Турецкого, и такая же кепочка, выданная из нескончаемых запасов Грязнова. Они ехали к Варшавке. Не торопились, ибо их не должны были потерять
Люди в двести восьмидесятом «мерседесе» – машине неновой, но достаточно мощной, было видно, ждали Турецкого. Они словно знали, что он куда-то собрался, что при нем портфель, что дороги в Москве далеко не все прекрасно освещены, да и асфальт тоже – не очень. Мало ли что может случиться! Но грязновские «Жигули» тоже были очень хорошей машиной с форсированным движком да к тому же больше приспособленные для езды по кривым московским дворам и закоулкам. Так вот и ехали: первые не торопились, вторые не отставали.
Турецкий разговаривал с лежащим на сиденье Колей. Он поднимется и сядет на место Турецкого тогда, когда Александра уже не окажется в машине.
Причина «смурного» вида быстро разрешилась. Саватеев, рассказывая о том, как они держали след киллера Апостолу, дошел до таможни, затем до самой молодой таможенницы Зои Махоткиной, и тут славного сыщика будто зациклило: что бы дальше ни говорил, о чем бы ни вспоминал, повсюду исподволь всплывала эта самая Зоя, у которой такие яблоки!… А сад, а канал через дорогу! А сама…
Саватеев словно светился в темноте. Турецкий слушал его и посмеивался, вспоминая и свою первую любовь, которая закончилась трагически. Впрочем, была ли то любовь? Замужняя женщина… Нет, она-то в нем что-то нашла. И такое, что пожертвовала своей жизнью. А он? Давно это было… Все на той же проклятой ярмарке в Сокольниках… И тогда за ним следили гэбисты. Полтора десятка лет прошло, а они все следят, вон сзади катят. Будто ничего не изменилось на земле за эти годы. Катят… следят… чего-то выжидают. Ну тогда все-таки была ясность: кто возьмет власть, тот и будет сочинять дальнейшую историю государства. А ведь очень многие рвались к пирогу! Ох, какая драчка была! Сколько крови лилось!…
Ну ладно, это тогда, а сейчас? Неужели не устали от переделов? И вот, кстати, вспомнилось. Ведь наш Музыкант именно тогда и приезжал в Советский Союз. Причем вторично. Что он привозил сюда? Материалы и валюту. А кому? Может быть, именно такая постановка вопроса и является для всех причастных к тому делу сегодня наиболее опасной? Как-то не думалось… А зря. Потому что суть проблемы может как раз и заключаться в том, на кого была сделана ставка и того же Михайлова из частного института, и ЦРУ иже с ним. Конечно, если им нужен был в России твердый кулак, хотя Михайлов и мнит себя официально ярым демократом, то нынче такой прокол может быть очень неприятен для фрондера, каким слыл Музыкант в молодости, выступая против войны во Вьетнаме и в прочих молодежных акциях. Но это все опять-таки «если». И в этом, как сказал Костя, должен был помочь разобраться старый друг.
«Ну что сказать, мой старый друг? Мы в этом сами виноваты…»
А почему он «должен»? Он же из их конторы! Служба собственной безопасности. А это не только очистка рядов, но и защита своих.
– Чего это вы запели, Александр Борисыч? – удивился Саватеев, прервав свой рассказ о Зое.
– Разве? – удивился Турецкий. – Своим мыслям. Молодость вспомнил, Николай, мы ведь с Грязновым были тоже молодыми и знаешь как за девками ухлестывали? Тебе такое и не снилось!
– Да вы и сейчас еще вполне ничего, – поощрил Саватеев.