Искатель. 1983. Выпуск №4
Шрифт:
— А пошто обиду чинишь? — глухо спросил Федька. — Ты моих дум не ведаешь, а сам таишься.
— Вона как? — усмехнулся Аким. — Ну, открою тебе все. А ты сам рек даве: лишнее мне, мол, знать ни к чему. Так ведь?
— То ранее было, сейчас все по-иному оборачивается.
— Тогда слушай! — зашептал Аким. — Объявились на Руси люди, кои знают, что им сейчас надо делать, кои могут думать не только о своем животе, но и обо всех людишках сразу. Кои умеют и горячее слово молвить, и людей за собой повести. Разумеешь?
Федька промолчал.
— И идут те люди в Комарицкую волость. Оттуда, слышно, народ на бояр пойдет. Вот и мы туда двинем. Много ли еще
— Да уж куда как понятно, — пробурчал Федька.
— А куда ж тогда твоя дорожка повернет?
Федька ссутулился, попытался собрать свои мысли, а они, как нарочно, летели что осенние листья — и прямо, и криво, и взад, и вперед… «Вона как дело-то оборачивается. Сказывали стрельцам, что на Суру идут, а сами вовсе в другую сторону. Знать, и не в том мы краю сейчас, а где-то недалеко от Оки. Помнится, еще ден восемь тому назад кто-то от перевоза в Комарицкую же волость собирался… И топать туда ой как далеконько… А мне куда же?»
Федька молчал и думал.
Аким понял, что не просто ему вот так сразу бухнуть: с тобой, мол, я до конца, и будь, что будет. Вспомнил, что и как делал Федька в эти дни… И откуда-то издалека тихая радость поползла в душу Акима: а ведь угадал я парня, ой угадал! Не прост он, но и не лжив. Есть в нем и ум, есть в нем и храбрость, но таит он ее, сам в себе сомневается и боится своей смелости, каб не занесла она его, не приперла к стенке…
— А не торопись, Федор, не неволю… Утром и скажешь.
Федька вздрогнул: вот сей миг и решиться бы, да… Пробурчал только:
— Угу. — Встал с бревна и отошел к углу риги.
Оборотясь к Демке, Аким заговорил негромко, но так, чтоб и Федька все слышал: — Запомни, Демьян, главное: воз, на коем лежит Гордей, ни и коем разе не бросать.
— Да неужто раненого брошу?!
— Тише. Не только о брате родном беспокоюсь. Под низом телеги есть место тайное. Казна наша там. На те деньги можно полсотни хороших коней купить.
— И к кому ж ты с этим подарком?
— К человеку одному. Иваном Болотниковым кличут. Может, слыхивал?
— Не, — просто ответил Демка. — А кто он таков?
— Именем-то не знатен…
Демка усмехнулся.
— Дак, поди, в цари метит?
— Пошто ему в цари? Он людей поведет. После уж мир решит, кому царем быть.
— А ежели его бояре побьют? Нам на кол или в петлю?
— Вот ежели со всей земли народ подымется, тогда еще посмотрим, чья возьмет! — Аким хлопнул Демку по колену. — На плаху не торопись. На нее сперва боярские головы лягут.
— Дожить бы до той-то поры, — тихо молвил Демка.
— Бог даст, доживем. — Аким встал и посмотрел на размякшую синеву предрассветного неба.
Заря ползла далеким, размытым отблеском большого пожара, а вокруг было тихо.
Федька, не мигая, пил глазами рассвет. Ему казалось, что там, в далекой земле, которая еще дремлет, скоро взовьется огненный вихрь, рванет оттуда острый жгучий ветер и загремит над округой всеми слышимый призывный набат…
2
Журнальный вариант.
Начальник
— Хочу поручить вам, Борис Петрович, одну головоломку. Вчера у себя дома был убит некий Хабалов Федор Степанович, художник-гравер. В материалах, собранных оперативной группой на месте происшествия, зацепиться не за что. Судебный медик дал пока лишь предварительное заключение, что смерть наступила около четырнадцати часов вчера, в воскресенье, 27 мая, в результате нанесения удара по голове в области темени тупым предметом. Протоколы допроса соседей по дому ничего существенного не содержат. — Дроздов продолжал перебирать документы в тонкой папке уголовно-розыскного дела. — Вот что показала жена убитого, Хабалова Зоя Аркадьевна: «…Я вернулась из магазина примерно в половине третьего, дважды позвонила, не хотелось в сумку лезть. Потом открыла дверь своим ключом, прошла в кухню, выложила продукты в холодильник, крикнула Федю к столу, он не отзывался. Ни в комнатах, ни в туалете его не было. Ванная была заперта изнутри. Я его позвала, он не отвечал. Сначала я подумала, что он шутит, и сильно отругала его. Потом почувствовала: что-то не то. Позвала соседей, взломали дверь. Было уже минут двадцать четвертого. Смотрю — на полу, в углу, Федя сидит с пробитой головой…» Не каждый день такое встречается?
— Да, слишком уж необычно, товарищ полковник, — осторожно ответил Морозов. — Убитый в запертой ванной…
— Это еще не все. Сосед по лестничной площадке Чурилин показал, что у мертвого Хабалова была в руке початая бутылка водки. Она передана на экспертизу химикам и в дактилоскопию. Заключения пока нет. Ясно одно: сам себе Хабалов голову проломить не мог.
— Но как преступник тогда запер Хабалова изнутри? Может быть, задвинул дверной шпингалет через щель ножом?
— Отпадает. Дежурная бригада проверяла: невозможно. Пока есть одна маленькая зацепка. Из-за нее-то я и решил поручить розыск вам, Борис. Петрович. Помните, по делу мошенника и спекулянта Гришина проходил свидетелем художник реставратор, некий Лаевский?
— Конечно, — насторожился Морозов.
— Так вот, в записной книжке Хабалова есть телефон и адрес Лаевского. Тогда его виновность доказать не удалось. Но теперь этого коллекционера картин нужно проверить еще раз. Убитый — художник-гравер, тот — художник-реставратор. Вот и разберитесь. Кто вел дело Гришина от прокуратуры?
— Николай Николаевич Нарышкин.
Начальник отдела снял трубку, позвонил в прокуратуру города и договорился, что дело об убийстве Хабалова будет вести старший следователь Нарышкин.
— В помощь возьмите инспектора Козлова.
Когда Морозов дочитал последний документ в тонкой папке, врученной начальником отдела, глаза Геннадия Козлова азартно заблестели:
— Борис Петрович, мне пришла одна идея.
— Ладно, потом ознакомишь. А сейчас едем к Нарышкину.
— Подождите, я мигом, — метнулся к двери Козлов. Вернулся он минут через двадцать с увесистым свертком под мышкой. Морозов вопросительно взглянул на лейтенанта, но расспрашивать не стал, поскольку и у него самого возникла интересная версия, которую следовало проверить на месте.