Искусство провокации
Шрифт:
Ну, это и так понятно! Что ты мне тут прописные истины рассказываешь? То, что надо ехать — понятно, но почему в Уругвай? У нас с ними почти никаких контактов? Разве не знаешь? Зачем так сложно? Что-то ты не то предлагаешь. Ну-ка, давай, обоснуй, попробуй. А я посмотрю, чего у тебя получится.
Да вот тут штука такая... Через залив Ла-Плата из Уругвая в Аргентину постоянно переправляются толпы местных в поисках работы. Смешаться с местными можно легко. Есть и второй вариант: скажем, под видом немецкого журналиста, исследующего вопросы миграции населения, там, флору, фауну — ну, с этим же нет проблем, Вы же понимаете. (Начальству всегда надо давать право выбора, что бы твоя идея стала их собственной! Только в этом случае можно что-то сделать.) Понимать-то не хуже твоего понимаю. Журналиста из ФРГ? У тебя какой язык-то, немецкий, что ли?
Немецкий и испанский. Из ГДР — проблем не оберешься. В Буэнос-Айресе же колония нацистов. Думаю среди них и Конрад где-то.
А чего не хочешь проще — едешь, как наш дипкурьер. Все знают, что ты из чекистов и внимание поэтому не такое пристальное. Полномочия же у тебя ограничены: привез дипломатическую почту, отдал, отдохнул сколько надо и так же тихо мирно уехал? Так оно, кажется, проще и лучше. Да и остановиться сможешь
Вячеслав Леопольдович, Вы поймите, что у дипкурьера не только полномочия ограничены. Хотя, конечно, мысль правильная (как тут не прогнуться перед идиотом!). Но передвижения дипкурьера по стране тоже ограничены маршрутом: порт — посольство — порт...
Да не мели ты ерунды, Сергей! А, что, он и погулять не может, там, город посмотреть, мороженое поесть в скверике. Чем он тебе ограничен? Ты уж не завирайся.
Трошин понимал, что для Леопардовича главным было не утруждать себя сложными многоходовыми комбинациями, в которых, не понимая сути профессии, легко заблудиться и показать — кто он есть на самом деле. Да и финансы: при той схеме, о которой говорил Сергей, операция была дорогостоящей. Смотрите: длинная дорога, документы (ну, этого добра, правда, навалом), легенда, счет в банке посолидней (чтобы не выглядеть чекистом в командировке), хорошая и дорогая одежда, да и тянутся это может полгода и больше. Может это понравиться человеку, который рассматривает твое предложение не иначе, как попытку за счет государства (а значит, его, начальника!), пошляться по свету, изображая богатого и независимого журналиста? Вкусно жрать, сладко спать в роскошных отелях, трахать дорогих девочек, пока он, начальник, тут спасает мир от империалистической погани и капиталистических вшей? Сергей понимал, что реакция Леопардовича стандартная. Конечно, они дадут добро на операцию, но только она будет спланирована так, как они считают лучше и дешевле. Ну, не любят начальники сидеть в своих кабинетах, пока какая-то там тварь не дослужившаяся, гуляет, шикует и жирует! Понятно, что тут включается и зависть, а это чувство страшное, особенно если она исходит от начальника. А если он «уйдет», кто будет отвечать? Начальник! А если не уйдет, а вернется с успехом? А вот это — еще хуже: себе ведь все подряд не припишешь. Придется признавать и его заслуги! А какие заслуги могут быть у человека, который является твоим подчиненным?
Трошин отчетливо понимал, что исхода в любой операции может быть только два: победа или поражение. Но и в том, и в другом случае — начальник окажется прав, а вот, что выгоднее ему, Сергею? Но, это — потом. Сейчас главное понять: что они решили. Если, как предполагает Леопардович — дипкурьером, то это — хуже не придумаешь. Потратишь время, средства, а вернешься ни с чем и все — всему крышка. А если будет необходимость или политическая ситуация, то могут приписать еще черт знает какие грехи. Дипкурьером, конечно, им спокойнее: курьеры-то ездят по двое, так что наблюдать за ним будет кому. Правда, на этот случай Сергей продумывал комбинацию, как уйти от напарника — но это в том случае, если он достанет Конрада через друга-повара Вазгена. Есть еще один довод, который может им помешать принять глупое решение: дипкурьеры не могут задерживаться в стране более двух-трех недель, потому что в противном случае они точно вызовут подозрение политической полиции страны. Дипкурьер на то и курьер, чтобы, как почтальон возить почту туда-сюда, а не разгуливать по чужой стране, как турист. Все же в мире знают, что у советских никогда не бывает денег, чтобы даже в дешевый ресторан сходить. Если кто-то из прибывающих советских дипломатов, шикует в ресторане, значит точно — высокопоставленный начальник. Все остальные едят в посольстве, ходят по трое и близко не подходят даже к кинотеатрам, где в темноте зрительного зала очень даже удобно продать Родину по дешевке. «Кстати, а почему это выражение все время сквозит у наших вождей — «Продать Родину по дешевке». Можно что ли, но за дорого?» — Трошин внутри весь кипел, глядя на самодовольное лицо Симановича. Понимал, что решение скорее всего уже принято, а этот тут строит из себя вершителя судеб. Хотя, может быть, можно еще как-то повлиять на дело. Пора выкладывать козыри, пока чего еще похлеще не придумал этот великий деятель».
Вячеслав Леопольдович, нельзя, чтобы дипкурьером. Никак нельзя. Просто потому что он даже из города выезжать не имеет права, да и виза только на один месяц. Наверняка же Вы что-нибудь хитрое придумали? Расскажите.
А ты, парень, настоящий разведчик! Сразу чувствуешь, где собака зарыта! (Трошин решил подыгрывать по полной программе). — Насчет визы ты правильно догадался и насчет того, что ездить не сможешь — тоже. Молодец. У товарищей есть мнение, что ты хороший кандидат на это дело, хотя последнее время как-то сдал, работаешь слабее, недотягиваешь до нормы. Занялся бы спортом, что ли! Ладно, иди работай. Я тебя вызову, когда придет время. Поедешь, как решим, но работать, думаю, будешь под моим контролем, а на месте тебе помощь окажет наш резидент. Он тебя и встретит и введет в курс происходящего в Аргентине. Ситуация там не очень стабильная, тенденция к поклонению Западу стала что-то сильна. Заодно и посмотришь, что можно сделать: может параллельно клиентуру для нас подберешь. Ступай, я подумаю над твоим предложением.
Трошин вышел из кабинета и направился к себе в архив. Поймал себя на мысли: к себе — в архив! А может быть, правда? Может — шанс? «Не гони ты. Наверху не только такие пройдохи с сальными глазками сидят. Разберутся. А вот то, что узнаю резидента — это очень хорошо, это может потом пригодится».
Сергей, столько времени проведя с документами по Конраду, понимал, что если Конрад действительно играет против них, то он ждет его. Мало того, понимал, что не только ждет, но и провоцирует на приезд сотрудника МГБ в Аргентину. Тут — игра в одни ворота пока. Конрад знает, что он делает, а я — нет. Не понимаю, хоть убей. Если же он — наш человек, значит надо будет понять: где он был все это время и не завербован ли кем. В любом случае, без личного контакта не обойтись, хотя это и не по правилам. Любой личный контакт — пятьдесят процентов провала. Но, провала ли? Смотря во что играть! Как это ни странно, но у Трошина резко поднялось настроение: «Ни хрена у них не выйдет. Я не оставил им ни одного шанса — все будет так, как я предлагаю. Другое дело, что они мне этого не простят, потому что будут все время зависеть от того, что я там делаю. А почему же именно меня выбрали для этого дела? Думали, что я не докопаюсь или
Трошин вышел на площадь: все куда-то спешили, машины с грохотом проносились мимо и опять собирался дождь. «Мулатки, говоришь? Что ж, будут и мулатки, только не у тебя. И никакой ты не Леопардович, а так — чмо болотное!»
26.
Белый костюм выглядел слегка вычурно, но легкая помятость, как будто его хозяину было совершенно наплевать, что стоит он больше трехсот долларов (за эти деньги можно купить себе шикарный автомобиль!), придавала ему тот необыкновенный шарм, когда вычурность уступает место вкусу. Дамы на палубе обращали внимание на еще достаточно молодого для возможных романтических последствий человека, который сидел, развернув свое кресло в сторону океана. Брызги не доставали до верхней палубы «Святой Марии», им оставалось довольствоваться только двумя нижними палубами, на которых разместились не самые обеспеченные граждане многих стран мира. Кто-то плыл искать счастья на новом месте, кто-то убегал от неудач, словом, всех преследовали призраки. По вечерам на верхней палубе играл оркестр и стюарды разносили пенящееся шампанское на серебряных подносах. У мужчин в петлицах плакали розы, облитые вырвавшимися из бокалов пузырьками дивного французского вина. Дамы всех возможных возрастов, а особенно те, кто по той или иной причине лишил себя присутствия родственников на время плавания, искренне надеялись на скоротечные и бурные романы среди волн атлантического океана. Много дней в пути окрашивались в слезы и смех, в зависимости от того, кому повезло, а кому нет. Мужчины были галантны не в меру, но чаще всего им нравились замужние дамы, последствия от общения с которыми бывают менее болезненны, хотя бы в медицинском смысле, а одиноким дама нравились, к сожалению, обремененные семействами мужчины. Это, увы, не совпадение, а закономерность: мужчины «при исполнении супружеских обязанностей» меньше пьют, опрятнее выглядят, да и болтают меньше всяких глупостей, пошлостей и чепухи.
Романы и романчики, которые возникают внезапно и также быстро заканчиваются, происходят вовсе не из нелюбви к своим женам и мужьям. Господа! Это всеобщее заблуждение, что со временем всех тянет на сторону, потому что любовь проходит. Настоящая любовь не может пройти, как не может пройти и само желание любви. Умная жена сама станет любовницей и потаскухой, от обладания которой у мужчины начинается преждевременное семяизвержение. Только умная и свободная в своих фантазиях женщина способна идти дальше обладания записью в церковной книге. Она понимает, что только вовремя потраченное количество гормонов ее мужчины способно создавать его уверенность, что его не используют как банальный кошелек. Обсуждайте со своими мужчинами прелести и достоинства юных дев и дам, подбирайте пожестче слова в постели, научитесь делать свою работу в любом месте и в любое время, отбросьте стыд и мораль — оставьте их монахиням. Следите за своим телом и первое время через силу заставляйте себя быть развратнее шлюх с Риппербана и ля Пляс Пигаль, читайте эротическую литературу, чтобы хоть чуть-чуть овладеть этим искусством, почаще смотрите на себя в зеркало, станьте гибкими и стройными, чтобы мужу хотелось видеть Ваше тело чаще — и Вам самой все это понравится. Вы сами к этому быстро привыкните, потому что любая женщина завидует тому, как смотрит мужчина на проститутку — станьте такой и все будут смотреть на Вас. Мужчины ведь смотрят на свободу, а не на красоту. Для этого многого не надо — любая из Вас и есть самая дорогая проститутка, потому что каждой из Вас муж платит тем или иным способом и платит гораздо больше, чем шлюхам. Каждая из Вас, выйдя замуж, уверена, что мужчина теперь Ваш должник до самого конца. Интересно, а что это такое золотое Вы ему продали? Но Ваша цена бывает столь высока, что у мужчины уже не остается желания Вам платить — Вы забираете у него все: время, силы, свободу, вкус, привычки, друзей и подруг, его слабость и его душу. Поверьте мне — это слишком для любого мужчины! Ни одна женщина не достойна такой цены, тем более, что каждая из Вас имеет только то, что имеет и это не отличается от того же, но у другой женщины и за другую цену. Вы сами делаете свой выбор — Вы сами убиваете любовь к себе. Дайте свободу и станете свободной сами, и никогда Ваш избранник не уйдет, потому что второй раз найти совершенство и понимание очень трудно.
Самые свободные женщины — актрисы и проститутки (что, в принципе, одно и тоже): им завидуют остальные, кто ими любуется со стороны, их ненавидят и ими восхищаются, потому что понимают — они способны создавать свою жизнь каждый день заново, потому что они верны себе в своих желаниях. А верность — это не рабство — это счастье, которое не находится между ног. Вы разглядываете женщин и мужчин в иллюстрированных журналах, а Ваши мужчины смотрят на таких же в эротических изданиях — смотрите вместе и восхищайтесь. И когда задаете себе вопрос: «Как им это удалось?», вспомните ответ: «Стань тем, кто тебе самой понравиться». Всегда помните только одно — Ваше время уходит навсегда и скоро, очень скоро станет поздно. Впереди будет только увядание, а позади вместо воспоминаний, ощущений и знания останется только злость на всех, кто Вам не рассказал, как Вы были прекрасны!
Я сидел и смотрел на океан. Я не поэт и не писатель, я играю в эту жизнь наяву и кроме многих сотен тон соленой воды ничего вокруг себя не вижу. Что толку восхищаться хорошо отлаженной чужой жизнью — океан справедлив только к тем, кто знает его закон и подчиняется ему. А людям на палубе кажется, что они самые главные, они на белом пароходе и они — цари. Уберите этот пароход и окуните в холодную воду всех этих напомаженных красоток и затянутых в брюки на размер меньше, чтобы крупнее выделялись их достоинства, кавалеров — то-то станет с их лицами! Куда денутся их напыщенность и самоуверенность — без парохода Вы похожи на безмозглых рыбок по доллару за килограмм. Без Ваших кредитных карточек, колец и бижутерии, без фраков и кринолинов, без краски на лице и шикарных причесок — разденьтесь, умойтесь и подойдите к зеркалу. Кто Вы? И почему за это надо кому-то платить? Оцените себя без мишуры и попытайтесь понять: Вы сами за это заплатили бы? Скорее всего — нет. Успокойтесь и попытайтесь себе понравиться, тогда не придется уповать на упаковку, в которую Вы себя наряжаете. Бросьте чертов круг и плывите сами — кто смеет Вас упрекнуть? Только те, кто сидит на пароходе? Они скоро утонут, поэтому пожалейте их и забудьте — у них другой маршрут — в пустоту, которую они создают себе сами, наслаждаясь океаном, как ванной. Но океан не создан для мытья — он создан для жизни и смерти. Хотите выжить? Плывите, а не купайтесь.