Испанский сон
Шрифт:
— Извините, — сказала Марина. — Я учту. Итак, в тот момент, когда Вася спросил вас, занимались ли вы уже любовью с кем-нибудь другим…
Ольга поморщилась.
— Я помню этот момент… но — «занимались любовью»!.. Тоже не очень-то. Заемное выражение, из голливудской порнухи… Любовь — это чувство! это состояние души… как счастье, восторг… Подумай сама — можно ли заниматься восторгом?
Ольга с сомнением покачала головой. Марина, потупившись, пристыженно молчала. Ольга смягчилась; взгляд ее потеплел и выразил понимание.
— Ладно; еще
— А может быть, — предположила Марина, — вы еще не читали беллетристики, и ваш словарь был ограничен.
— Очень может быть, — согласилась Ольга. — Так что ты хотела узнать?
— …в ответ на его вопрос вы покраснели. Почему?
— Было не так, — сказала Ольга, — твоя информация все же не совсем верна… Он спросил меня — так как я уже взрослая, буду заменять неправильно примененное слово — он спросил: «Ты с кем-то уже была близка, что ли?» — «Нет, — ответила я. — Мне просто рассказывали. Девчонки». И тут же покраснела.
— Вот как…
— Да: вначале ответила, а потом покраснела.
— Почему?
Ольга смутилась.
— Потому что подумала, что сказала неправду, и мне стало совестно.
— То есть, вы все-таки были с кем-то близки?
— Нет; но я уже начала заниматься самоудовлетворением и по наивности полагала это родом измены. И я не хотела его огорчать. И еще — боялась, что если я скажу правду, то он не захочет иметь со мной близости.
— Вы правильно поступили, — заметила Марина, — кто знает, как бы он это воспринял? Но скажите, Ольга… вы упомянули выражение «половой акт»… а разве то, что было у вас с Васей, можно назвать половым актом?
— Конечно. А как же? Классический вестибулярный коитус. Но я не стала рассказывать об этом куратору…
…просто, как он велел, сняла трусы. Он положил меня на стол — если считать, что стол в форме буквы «Т», то на нижний торец вертикальной ножки — и дефлорировал.
Так я соприкоснулась с жестокой действительностью. Проявила, конечно, мужество и дисциплину… Зашла врастопырку в туалет — а туалеты там роскошные! — в зеркало посмотрелась… Вроде ничего. Немножко бледна — но даже как-то слегка интригующе… Напихала в трусы туалетной бумаги и вернулась в банкетный зал.
Боря на меня посмотрел косо — нехорошо, знаешь ли, посмотрел — и бедное мое сердчишко тут екнуло и упало. Вот оно как, думаю. Нет, думаю, не быть тебе, Оля, уже Эскуратовой… Не убереглась ты, Оля, до мужа. И то ладно, что первым был у тебя хотя
И переводят меня из младших инструкторов сразу в старшие, минуя просто инструктора… Это, соображаю, не случайно; такие вещи — только за особые заслуги, а какие особые в данном случае? Девственность, что же еще. Жаль, правда, что такая заслуга может быть только раз в жизни… не продешевила ли, думаю — кто знает?
Так или иначе, не обделили меня. Сидела бы на месте, не дергалась бы — стала бы, может, кем-то и выше… завсектором, например… или даже отделом… Но с Борей Эскуратовым больше не могла. Тырк, мырк — тепленькими местами что-то никто не разбрасывается… Поищу, думаю, что-нибудь более денежное, раз уж такие дела.
Вот и пошла в официантки. Не состоялась по служебной линии. Почему именно в официантки? Ну… много общего… В работе с документами, например. Кожаные обложки одни и те же — здесь для меню, там для грамот, для бумажек на подпись… Под диктовку пишешь и там и здесь… По рукам даешь одинаково… бутылки пустые выносишь… Такие же проверяющие…
Непросто было устроиться, кстати. Если бы знакомый инструктор из горкома партии не порекомендовал… Но как ты думаешь — должна была я хоть что-нибудь поиметь за свою погибшую мечту и карьеру?
Направили меня к директору ресторана. Захожу.
«Здравствуйте… Я от Николая Петровича…»
«Да-да. Присаживайтесь, пожалуйста».
И молчит. Улыбается противно.
Я начала нервничать.
«Меня зовут Ольга».
«А меня — Анатолий Петрович». — И опять молчит.
Я положила ногу на ногу, чтобы почувствовать себя посвободнее. У него при этом глаза аж загорелись.
Фигу тебе, думаю. Вот вначале оформишь меня, а там видно будет.
«Все бы хорошо, — говорит, — но выше чем ученицей взять вас не получается, квалификации-то у вас никакой…»
«Как это, — возмутилась я, — никакой? По-вашему, чтобы работать старшим инструктором горкома комсомола, для этого не требуется никакой квалификации?»
«Ах, вот как! — говорит он. — Николай Петрович меня не предупредил… Просто сказал — зайдет хорошая девушка Оля…»
А это уже, думаю, мелкая месть моего знакомого, инструктора Коли. Намекал ведь… скромно так, не напористо, в соответствии с должностью… а я притворилась, что не поняла. Не сделала вывода из урока, что преподал мне куратор. Ладно, думаю… впредь буду умнее…
«И правильно, — говорю, — разве я не хороша? А относительно должности… вот, посмотрите на мою трудовую…»
Он посмотрел.
«Да. Что ж… в инструкции прямо не запрещено… можно и официанткой… разряда, правда, последнего…»
Теперь уж, думаю, моя очередь молчать.
«…при условии, однако…»
Молчу.
«…что теоретически подготовишься и практически повысишь разряд в самом ближайшем будущем».
«Это не сомневайтесь. Я очень старательная».
«Верю, — говорит. — Не была бы старательной, не работала бы в горкоме…»