Испанский сон
Шрифт:
Никто не ответил.
— Это подвох, — сказал Сид. — Чую опасность.
— Может, он в подвале, — предположил Вальд.
— Разве в подвале встречают гостей?
— Незваных — конечно.
Друзья вернулись в маленький холл и вступили на другую лестницу. Ступени спускались все ниже. Редкие слабые лампочки наводили страх; повеяло сыростью и могильным холодом. Наконец, показалась дверь. Вальд тронул отполированное временем железное кольцо. Дверь заскрипела. Друзья с опаскою заглянули вовнутрь.
Это был роскошный винный подвал. Деревянные бочки и бочонки теснились на подпорках слева от двери; правый ряд, наоборот, состоял сплошь из стеллажей, выложенных и заставленных стеклянными бутылками, покрытыми пылью. Посреди подвала стоял простой деревянный стол — все здесь было натуральным, — а на табуретке сидел старина Эбенизер, ссутулясь, опершись локтями на стол и очевидно пригорюнившись. «Ремингтона» поблизости не было видно.
— Эй, — позвал Вальд. — Вы в порядке?
Старина поднял голову.
— А, это вы, — сказал он тускло. — Я в порядке, да.
— Вы не забыли? Мы насчет страуса.
— Да. Похоже, это и впрямь ваш. Выпить не желаете?
— Из этих запасов?
— Других нет. По пять капель амонтильядо?
Вальд замялся. Ради всего святого, Монтрезор…
— Амонтильядо сгодится, — быстро сказал Сид.
Старина Эбенизер неожиданно легко встал, подошел к стеллажам и в задумчивости остановился перед ними.
— Черт побери, Сид, — сказал Вальд вполголоса, — до сих пор я не был уверен, что такое вино в действительности существует.
— Почему? — удивился Сид.
— Ну… я не то чтобы бывал во многих местах, но где ни бывал, везде спрашивал амонтильядо; и ни у кого не нашлось. Все говорят: о да, амонтильядо! как же… но, к сожалению… и так далее.
— Значит, — заключил Сид, — не в тех местах ты бывал. Амонтильядо — это… о, амонтильядо!
Старик тем временем взял в руки одну из пыльных бутылок, глянул на этикетку и водворил бутылку на прежнее место. Снял другую, глянул на этикетку и утвердительно качнул головой.
— Кажется, это сойдет. Около 1974 года.
— Почему около? — удивился Вальд.
— Не заставляй меня краснеть, — сказал Сид. — Технология изготовления этого напитка такова, что на бутылке трудно указать точную дату; такого и не делается. Извините его, мистер Стамп, он просто никогда не пивал настоящего старого амонтильядо.
— Это бывает, — спокойно согласился Эбенизер. — Однако, идемте наверх; боюсь, вы здесь простудитесь.
— Да, — признал Вальд, — довольно прохладно.
— Ровно 58 градусов, ни больше ни меньше.
В большом холле старина поставил на стол три стеклянных бокала и миску с большими зелеными оливками. Затем он распечатал бутылку и налил в каждый бокал до половины. Затем он взял свой бокал в руки, понюхал его светло-янтарное содержимое и отпил глоток. Затем съел оливку.
Вальд с Сидом сделали то же самое. Цветочно-ореховый аромат старого вина настроил Вальда на романтический лад; вкус его был неизъяснимо печален. Оливка начисто перебила эти тонкие ощущения. Я дилетант, подумал Вальд. Я прожил сорок с лишним лет и ничего не знаю о настоящей жизни.
— Нравится? — спросил его Эбенизер.
— О, да… У меня нет слов.
Старик довольно ухмыльнулся.
— Ну, теперь можно и поговорить. Вы откуда?
— О, мистер Стамп, — протянул Сид, — это долгая история.
Старик отхлебнул еще глоток.
— Значит, послушаем, — сказал он.
— Что ж, — сказал Сид, — извольте…
— Как вам, должно быть, известно, — начал Сид, — в 1598 году достославный дон Хуан де Оньяте снарядил в Новой Испании переселенческую экспедицию, чтобы освоить территории, открытые за полвека до того — вы понимаете, что я имею в виду нынешние Соединенные Штаты, а точнее Новую Мексику, как она называлась тогда. Выйдя из Санта-Барбары в январе, экспедиция благополучно миновала пустыню Чихуахуа и достигла берегов Рио-Гранде в аккурат к празднику Пасхи.
— Да, это я изучал в начальной школе, — подтвердил сказанное старина Эбенизер, — правда, тоже изрядно давно.
— Очень хорошо, — одобрительно заметил Сид, — в таком случае, вы избавляете меня от необходимости живописать испытания, выпавшие на долю переселенцев. Надеюсь, вы обратили внимание на тот факт, что в состав немногочисленной охраны экспедиции входил простой солдат Франсиско Кампоамор.
— Хреновая у меня память на имена, — сказал здесь Эбенизер. — Ну, входил; что с того?
— Посреди дороги, названной впоследствии Camino Real, Королевской, — продолжал Сид, входя в режим монолога и не обращая внимания на ослабевающие реплики старины Эбенизера, — Франсиско заболел и был оставлен доном Хуаном в Сокорро, то есть в той индейской деревушке, которая дала экспедиции приют и поэтому получила от дона Хуана это новое название…
Здесь рассказ Сида, уже начинавший было входить в свое плавное, размеренное течение, оказался внезапно прерван неожиданной реакцией старины Эбенизера и вновь превратился в диалог.