Испанский сон
Шрифт:
Касик задумался.
«Что ж, — сказал он наутро, — вижу, ничего не поделаешь, придется мне примириться с бочонком… но забери ты, Христа ради, хотя бы кольцо».
«О’кей», — сказал Адам с тяжким вздохом; хитрый же касик повеселел, смекнув, что без кольца зловещий бочонок, небось, куда как слабей и может быть полностью нейтрализован самыми простыми заклинаниями.
Так бочонок был помещен на прежнее место.
«Смотри, — сказал Адам касику на прощанье, — теперь у тебя уж нет золотого кольца; не забывай же и без него передавать завет поколений. Как только придет человек, который покажет твоему наследнику любое из двух колец — серебряное ли, золотое, — пусть его препроводят сюда и выкопают ему бочонок».
«Бледнолицый брат! — отвечал касик. — Не беспокойся, слово мое твердо: мало того, что завет в клане никогда не забудут, но выдадут пришельцу бочонок даже и безо всякого кольца — так же, как выдали тебе, между прочим».
Выкурили трубку — и разошлись. Временно оставим Тейпану и мы, поспешая мыслью за Адамом, которому довелось в течение года-двух совершить кругосветное путешествие. Восстание в Польше, как всегда, было жестоко подавлено, и Адам в числе активных его участников был сослан режимом в Сибирь; однако благодаря тому, что он был один, ему удалось бежать через китайскую границу и с многочисленными приключениями добраться до Кантона. Здесь он устроился кочегаром на пароход, идущий в Сан-Франциско. В Америке вовсю бушевала гражданская война. Наш герой, ступив на берег 20 февраля 1865 года…
(«Откуда такая точная дата?» — удивленно спросил здесь старина Эбенизер.)
— Мнемонический прием, — объяснил Сид: — дело в том, что ровно через 38 дней после описанного события генерал Шеридан начал штурм защитных порядков южан близ Ричмонда — а это случилось, как известно, 1 апреля того же года. Нет нужды говорить, что Адам П. немедленно поспешил на защиту Конфедерации; как раз к дате сражения он был зачислен в войска. Полный сил и боевого задора, Адам буквально наполнил вторым дыханием измученные отряды южан, в результате чего решающая битва началась с их неожиданного, ошеломляющего успеха; однако численное превосходство янки было столь велико…
(«Есть идея, — сказал Эбенизер. — Что бы тебе не пропустить еще пару-тройку поколений?»)
— Что ж, — отозвался Сид, — перечисляю события ретроспективно. Тяжело раненный, Адам без сознания валялся в грязи на поле боя, и кровь его стекала в прозрачные воды Матросского Ручья. Без сомнения, он бы умер, если бы его не подобрала и не выходила местная девушка по имени Элизабет, дочь вирджинского плантатора, фамилию которого история не сохранила; но это и не важно, так как Адам женился на Элизабет сразу же после выздоровления. Первенцу долго выбирали имя, поскольку Адам поставил условием, чтобы оно имелось не только в английском, но и в польском языке; по мысли Адама, это не дало бы сыну забыть свои корни.
Перебрали массу имен. Например, имя Энтони не годилось из-за разницы в написании; имя Стэн писалось на двух языках одинаково, но по-английски в те времена выглядело экстравагантным обрубком, и так далее; имя Адам годилось, но уже было задействовано в семье и отвергнуто во избежание путаницы; в итоге сошлись на Эдварде, как единственно безупречном для обеих сторон. Началась полноценная семейная жизнь. Конечно же, Адаму очень хотелось съездить на Рио-Гранде, но хозяйство не давало продыху. Эд, в общем-то, к кольцу отношения не имел… единственное, что он произвел на свет сына Адама, которому его дед и передал тайну вместе с кольцом — это произошло в самом начале нового, двадцатого столетия.
Тем временем в штате Нью-Мексико дела тейпанских индейцев шли все хуже и хуже. Вскорости после отъезда старшего Адама власти вынудили их заключить невыгодный земельный договор, и знакомый нам касик задумался, не дал ли он маху, оставив на родной земле окутанный тайной бочонок пусть даже и без кольца. Чем хуже обстояли дела клана, тем больше бедный касик терзался тягостными сомнениями, пока к почтенным годам ему вдруг не ударило в голову, что истинная причина невзгод лежит вовсе в другом. Не от золотого кольца нужно было сдуру отказываться, сказал касику голос свыше; что было нужно, так это изначально не выдавать бочонка без предъявления серебряного кольца. Поступивши так с Адамом, именно он, касик, нарушил заветы предков и тем самым жестоко наказал и себя, и всех соплеменников. Осмыслив все это, касик тут же тронулся умом и строго наказал потомкам выдать бочонок только тому, кто предъявит одновременно оба кольца — и серебряное, и золотое. Больше касик уж ни о чем ином и не думал; как магическое заклинание, он повторял свой завет столько раз на дню, что во всем племени не осталось индейца, обойденного тайной. Одно время к бочонку был проложен туристский маршрут, но следующий касик запретил этот бизнес, опасаясь, что священный предмет будет попросту выкраден.
Младший Адам страстью к романтике полностью пошел в деда; на первые же заработанные деньги он купил «Форд-Т», сел за его новенький руль и тотчас дунул в западном направлении. Достигнув Тейпаны, он нашел молодого касика — внука того, что сошел с ума — и гордо предъявил ему золотое кольцо. Касик внимательно осмотрел кольцо и посмотрел на Адама с уважением, но одновременно и с вопросом, как бы ожидая чего-то еще.
«Понимаю, — догадался Адам, — ты хочешь знать, чего я хочу. Так знай: я хочу, чтобы мы немедленно поехали на высокий утес и выкопали бочонок».
Касик молчал, и Адам забеспокоился.
«Может быть, — с тревогой спросил он, — бочонка уже нет? Вы отдали его кому-то другому?»
Касик отрицательно покачал головой.
«В чем же дело? Нужно что-то еще?»
Касик знаком показал, что Адам не ошибается.
«Что же именно?»
«Кольцо, — отвечал касик. — Серебряное».
«Как? Моя легенда гласит…»
«Врет», — сказал касик, и больше Адаму не удалось добиться от него ни единого слова.
Разочарованный, он вернулся в Вирджинию и, движимый фамильной страстью к приключениям, устроился репортером в агентство новостей. После битвы при Ричмонде новостей в Вирджинии поубавилось, и молодой репортер изнывал от окружавшей его рутины; и тут в Европе грянула первая мировая война. Конечно же, только там было место Адама. Узнав, что Красный Крест ищет водителей для фронтовых медицинских бригад, он немедленно записался (не забывайте, он был отличным водителем) и к началу июня 1918 года прибыл в Италию через Париж. Каждый день, рискуя собой, он выезжал на передовую. Ровно через месяц, в тот самый момент, когда он раздавал шоколад солдатам в траншеях, снаряд австрийской мортиры разорвался в двух шагах от него, убив одного из солдат и оторвав ноги у другого; несмотря на то, что две сотни осколков буквально изрешетили тело Адама, он героически принялся спасать раненых солдат. В тяжелом состоянии он загремел в госпиталь и, вероятно, умер бы, если бы не бурный роман с медсестрой, немецкой аристократкой по имени… э-э…
(Здесь Вальд выразительно посмотрел на Сида.)
— Опустим детали, — предложил Сид. — После войны Польша получила независимость; Адам ощутил в душе мощный зов предков и, написав в Ричмонд трогательное письмо, с радостью возвратился на историческую родину и обосновался в городе Львове. Вас, может быть, интересует судьба медсестры? Ага… Ну, как бы там ни было, во Львов Адам приехал один; правда, тут же женился (между прочим, на дочери депутата сейма). Родился сын Эдик… но здесь мы временно оставим линию П. и возвратимся к Кампоаморам, бывшей креольской семье, пропустив — подчеркиваю! — не менее пяти поколений.
Все они с наполеоновских времен так и жили в объединенном городе Йебенесе, держали харчевню и были примечательны только тем, что добросовестно передавали детям и внукам старое семейное предание и серебряное кольцо. Даже первая мировая война, столь радикально вмешавшаяся в судьбу Адама П., не оказала на Кампоаморов никакого влияния. Однако в очередном поколении этих, казалось бы, тихих мещан неожиданно проклюнулся ген первого Франсиско, конкистадора; в то время как младшие братья его послушно пошли под ружье к будущему генералиссимусу, этот Франсиско сбежал из Йебенеса и присоединился к республиканским войскам.