Испорченная кровь
Шрифт:
« Выжить, чтобы умереть».
Он спасал жизнь, чтобы умереть самому. Чтобы
оставить плохую часть себя мёртвой, доктор должен
был постоянно напоминать себе о бренности жизни.
Медицина была единственным спасением для
Айзека.
Боже.
— В чём разница? — спросила я его. — Между
любовью всей жизни и родственной душой?
— Первая — это выбор, вторая — нет.
Я
меня она скорее было чем-то неизбежным. Но если
вы остаётесь с кем-то, кто страдает саморазрушением
и решаете сохранить любовь, это может быть
выбором, я полагаю.
Я ждала, чтобы он продолжил. Чтобы объяснил,
как я вписывалась в его теорию.
— Существует нить, которая соединяет нас,
которая не видна глазу, — сказал Айзек. — Может
быть, у каждого человека душа соединена с
несколькими людьми, и так весь мир пронизан
этими невидимыми струнами.
Как будто , чтобы подтвердить свою точку
зрения, он прочертил своим пальцем линию по
чёрной ленте, которая была вплетена в гриву моей
лошади.
— Может быть, вероятность того, что ты
найдёшь каждую из своих половинок, слаба. Но
иногда тебе везёт наткнуться на одну. И ты
чувствуешь притяжение. И это не совсем выбор
любить её, несмотря на недостатки и различия. Ты
любишь её, даже не пытаясь изменить. Ты любишь
эти недостатки.
Он говорил о полигамии с родственными
душами. Как можно было отнестись к чему-то
подобному всерьёз?
— Ты дурак, — выдохнула я. — В этом нет
никакого смысла.
Я чувствовала, что злюсь. Хотела наброситься
на него и заставить увидеть, как глупо он выгляд ел,
веря в такие не прочные идеалы.
— В этом слишком много смысла для тебя, —
сказал он.
Я оттолкнула его. Айзек т акого не ожидал.
Расстояние между нами увеличилось только на одну
секунду, пока левой ногой мужчина отступил на шаг
назад, чтобы удержать равновесие. Тогда я сама
набросилась на Айзека, откинув его на красочную
лошадь за спиной. Ярость в кулаках. Я колотила его
по груди и ударяла по лицу, а он стоял и просто
позволял мне. « Как он посмел. Как посмел».
С каждым ударом мой гнев опускался на более
низкую точку кипения. Я била его, пока мой гнев не
испарился,
а
я н е была в изнеможении. Я
соскользнула
вниз,
мои
руки
коснулись
металлических
упёрлась в копыта лошади, на которой я каталась.
— Ты не можешь исправить меня, —
произнесла я, глядя на свои колени.
— Я и не хочу.
— Я истерзана, — добавила я. — Изнутри и
снаружи.
— И всё же я люблю тебя.
Он наклонился, и я почувствовала его руки на
своих запястьях. Позволила ему поднять себя. Я была
одета в чёрный джемпер из флиса, который
застёгивался на молнию по всей длине. Айзек
потянулся к моей шее, захватывая верхнюю часть
застёжки-молнии, и потянул её вниз к моей талии. Я
была настолько потрясена, что у меня не было
времени среагировать. Минуту назад он был с голой
грудью, теперь это была я. Если бы у меня были
соски, т о они бы заострились от холодного воздуха.
Если бы.
Я лишь шрамы и куски от женщины. Айзек
видел меня такой. В некотором смысле он всё создал
скальпелем и твёрдой рукой, но я всё равно
потянулась,
чтобы
скрыть
свою
грудь. Айзек
остановил меня. Схватив меня за талию, он поднял
меня и усадил боком в седло пронизанной лошади.
Мужчина раскрыл флис, открывая себе доступ, а
затем поцеловал кожу там, где должна была быть моя
грудь. Он целовал, нежно касаясь шрамов. Моё
сердце. Конечно, Айзек чувствовал, как стучит моё
сердце. Хотя нервные окончания были повреждены,
но я почувствовала, как его тёплые губы и дыхание
двигаются по коже. Я издала звук. Скорее не
настоящий звук. Это был вздох и облегчение. Каждый
вдох, задержанный мной когда -либо,
за
раз
освободился из меня, вылетая со свистом.
Айзек
поцеловал
мою
шею,
за
ухом,
подбородок, в уголок рта. Я повернул голову, когда
он попытался поцеловать другой уголок, и мы
встретились на середине. Мягкие губы и его запах.
Айзек поцеловал меня однажды у двери моего дома,
и тогда это был барабанный бой. А этот поцелуй был
вздохом. Облегчением, и мы были настолько пьяны
от него, что цеплялись друг за друга, будто ждали
т а кого поцелуя всю жизнь. Его руки были под
флисом, обнимая мои рёбра. Мои руки держали его
лицо. Он снял меня с лошади. Я направила его к
единственной скамейке на карусели. Это была
изогнутая колесница с кожаным сиденьем. Айзек