Исповедь книгочея, который учил букве, а укреплял дух
Шрифт:
Августиновский урок самостановления - как быть, как в собственное исповедальное слово исхитриться (не то слово!) включить внечеловеческий смысл человеческого бытия в его полной богоданной человеческой мере. И этот урок тоже будет преподан. Но - опять-таки - с каким исходом?
Урок Абеляра: учить читать
"Наставляя нас нравственно собственным примером, бог пожелал воссесть в двенадцатилетнем возрасте среди учителей и спрашивать, скорее являя нам образ учащегося в вопрошании, чем образ учащего в высказывании, хотя тем не менее он обладал полной и совершенной божественной
Когда же приводится нечто высказанное в Писании, то оно побуждает читателя и привлекает его к исследованию истины тем более, чем более восхваляется авторитет самого Писания..."
Умение читать - риск ничего так и не вычитать - риск жизнью, запечатленной тоже в исповедальном, хотя и противоположном Августиновой "Исповеди", слове.
Слово и об этом научающем умении - читать текст - тоже вот-вот...
Урок Франциска:...жить
Брат Лев Франциску: "Отец, я прошу тебя во имя божие, скажи мне, в чем же совершенная радость..."
И Франциск отвечал ему... Нет-нет! Не ему (ему он ответил словом), а папе Иннокентию III, например, - делом, непосредственным человеческим жестом, естественным как листок на ветру, как роса на этом листке или как воробушек - росинку эту в охрипшее горло...
Что же он там такое сделал?
– Он жил, жил, хоть и не умел жить. Несостоявшийся урок? Но зачем спешить? И этому уроку еще предстоит быть данным.
Итак, четыре наставительных урока, четыре Евангелия: от Алкуина, от Августина, от Абеляра, от Франциска (в лице его последователей). Четыре учительских умения. Посмотрим, насколько результативных...
Замечу: здесь даны краткие названия этих уроков, обозначающие лишь тему. Самим же урокам предпосылаются развернутые названия, в которых прочитывается исходная конфликтность собственных дидактических задач наших учителей, вовсе не таких уж "узких специалистов", напротив - замечательных "совместителей" всех четырех "профессий" квадривиума. Живой источник предстоящих общений.
В путь!.. Точнее: по четверопутью - по учительским ориентирам европейских средних веков.
Но прежде - зонг о пятом пути:
Над манускриптом в час ночной,
Когда над сторонами улиц
Сойдется тьма и схлынет зной,
Под гнетом прошлого ссутулюсь
Над манускриптом в час ночной.
Прилежно воспроизведу
Округлые черты латыни.
И как бы невзначай войду
В миры, исполненные стыни,
В отяжелевшие миры
Гранит замшелый, мрамор битый,
Запечатлевшие пиры
И вид пирующего сытый.
Где золото твое, латынь?
Где серебро?.. Каржава проза,
Тускнеющая, как латунь...
Но посмотрите: Крест и Роза
Начертаны внизу листа.
Наверно, розенкрейцер автор.
А за окном шумит листва
Не нынче вычернит, так завтра,
Свои зеленые слова...
Вся жизнь его вот здесь - мертва.
И все же не дают покоя
Поставленные вкось слова
Такою молодой рукою.
И в кровь они, и в бровь, и вкривь
В минускуле зажаты тесном.
Наверное, владел порыв
Старинным автором безвестным,
Ушедшим в темень языка.
Зато изгиб пера, смятенье
Строки, четыре завитка,
С листа сбежавшая рука
Для общего уразуменья
Вполне достаточны пока.
Наверно, на душе его
В ту пору неспокойно было,
Когда для взора моего
Волненье жуткое явила
Душа. И мне передалось
От букв, поставленных нелепо.
Так всякий раз уходит лето
В осенний день, слепой от слез...
Сшибайтесь, буквы, так и сяк,
Как перволед, ледащ и тонок!
И лишь тогда поймет потомок,
Конечно, если не дурак,
Меня, моей строки излом
В единоборствии со злом
И букв разлад мой с тем и с этим...
Отметим, скажет он, отметим!
УРОК АЛКУИНА,
который, наставляя
Карла Великого,
учил учить
неученых,
имея в виду разгадать,
как быть
в этом мире,
правильно читать
начертанное
и жить
по истине
ТЯЖЕЛЫЙ СОН, жаркий и душный, свалил молодого послушника. Сквозь сон гулко доносились удары в доску. Это звал монастырский сторож к ночному богослужению. И вдруг в рваный и смутный сон ворвались хриплые дьяволы и принялись лупцевать бедного монаха. А один дьявол будто бы и говорит: "Кто там в одеяло укутался, лежит себе и посапывает?" Несчастный собрался в комок и стал молиться, обещая больше никогда не пропускать ночных богослужений и, конечно же, никогда даже в руки не брать Вергилия-язычника. А молитва все громче и громче. Сон слетел, как не был. И опрометью в церковь на полуночную службу.
Этим соней, за полночь зачитавшимся Вергилием и потому проспавшим всё на свете, даже - подумать страшно - всенощную, был Алкуин (Alcuinus), или Альбин (Albinus), a если по-англосаксонски, то Алхвине (Alchvine), тогда только еще смиренный ученик (хотя уже и тогда был не прочь почитать язычника Вергилия), но вскоре - великий учитель, блистательно отметивший своим учительством не только свой VIII век, но пожалуй, все целиком Каролингское возрождение (купно с VIII еще и IX век). Прозвище у него было Флакк (в честь Горация, конечно).
Родился он около 730 года в Нортумбрии и был по рождению знатным англосаксом. Учился в Йорке у архиепископа Эльбарта. В 778 году стал главой школы, заслужив сан диакона. Пошли собственные стихотворные сочинения, ученые трактаты. Пошли и ученики. В 781 году побывал на франкской земле, заезжал в Рим, а по дороге назад, в Парме, познакомился с Карлом Великим, который пригласил ученого англосакса послужить у него при дворе. Алкуин долго раздумывал и только в 793 году насовсем поселился при дворе Карла вместе с верными своими учениками, возглавив придворную школу для научения франкского духовного сословия риторике, диалектике и астрономии, но и для выполнения функций министра культуры, если сказать по-нынешнему. Он же советовал королю по части школьных, церковных, юридических и политических дел, за что сам Карл и его домочадцы очень его любили. Алкуин к тому же неплохо управлял аббатством Святого Мартина в городе Туре.