Испытание. По зову сердца
Шрифт:
— Меня, малец, зови дядя Вася, — ответил хозяин, поглядывая исподлобья добрыми черными глазами. — А тебя как величают?
— Меня Юрой звать... А не страшно нам здесь оставаться?..
— Смотря кого бояться... — ответил дядя Вася, опуская голову старика на подушку.
— Кого же? Врагов, фрицев и разных там предателей... — ответил Юра, зорко следя за каждым движением хозяев.
— Если их боитесь, то не страшно, здесь таких нет! — Улыбка расползлась по широкому, заросшему бородой лицу дяди Васи.
— ...А вы не колхозники? — спросил Юра. Он никак не мог отделаться от подозрительности, которую
— Единоличники, — огорченно вздохнул дядя Вася, — хотел бы в колхоз, да ведь из одного двора колхоза не сделаешь... — Он налил из кувшина воды в кружку и подошел к Гребенюку.
— А какая деревня отсюда близко? — снова задал вопрос Юра.
— Деревня? — удивленно переспросил дядя Вася и незаметно моргнул хозяйке. — А вы разве сами-то не через деревню ехали? — Он положил намоченное полотенце на разгоряченный лоб старика.
— Через деревню... Но мы-то оттуда ехали, — показал Юра на замерзшее окно, — а я, дядя Вася, спрашиваю про то, как с этой стороны.
— А... Тут-то далеко, — ответил дядя Вася и обратился к хозяйке: — Сваргань-ка, Марья Никифоровна, что-нибудь покушать, гости-то, чай, проголодались.
— Спасибо, пожалуйста, не беспокойтесь, — учтиво, как учила его бабушка, сказал Юра. — Я возле дедушки посижу...
Дед Гребенюк спал, а на столе появилась такая аппетитная, поджаренная на сале яичница, что Юру невольно потянуло к столу.
— Садись, малец, заправься! — дядя Вася гостеприимно стукнул по скамье широкой ладонью.
Юра сел на табуретку против дяди Васи и, будучи голодным, стал есть быстро, заправляя за обе щеки. Это не мешало ему все же строить дальнейшие предположения. Он решил, что хозяева не просто единоличники, но даже еще и кулаки, ведь у них было сало, которого Юра давно не видел.
— Сами-то откуда? — медленно нарезая хлеб ломтями, как бы невзначай спросил дядя Вася.
— Оттуда... — растерялся от этого вопроса Юра и назвал первую пришедшую на ум деревню. — Из Середы.
— Из Середы?.. Когда же ее взяли? — спросил дядя Вася, наверняка зная, что она все еще находится в руках фашистов.
— Вчера взяли! — не задумываясь, ответил Юра. — Мы ехали, хлеб нашим везли...
— Кому это «нашим»?
— Нашим в полк. — Юра тут же спохватился, что проболтался, и румянец залил его лицо. — То есть не в полк, а...
— Понимаю, сынок, — военная тайна!..
Дядя Вася положил заросший черной щетиной подбородок на свои большие кулаки и, глядя на Юру прищуренными глазами, спросил:
— Где же дедушку ранили?
— Его фрицы ранили... Стреляли со стороны деревни, той деревни, которую с опушки леса видно. — И Юра подробно рассказал о том, как все произошло.
— А как же будут ваши фамилии? — продолжал свои расспросы дядя Вася.
— Я — Рыжиков Юра, а дедушка — товарищ Гребенюк.
— Ну, вот и хорошо!.. А то гостюете, а кто будете, не знаем. — Дядя Вася погладил Юру по голове. — Ну, ступай, посиди возле дедушки, если хочешь.
Гребенюк спокойно спал, похрапывая во сне. Юра все еще не отделался от своих подозрений. Он оглядывался вокруг, стараясь наконец понять, кто же такие хозяева этого дома, потом на цыпочках подошел к комоду. На комоде лежал немецкий иллюстрированный журнал. С обложки глядел здоровенный самодовольный гитлеровец,
«Наверно, они знают папу?» — подумал Юра и, позабыв всякую осторожность, с записной книжкой в руках пошел на другую половину избы к хозяевам.
— Чем это ты так взволнован? — спросила его Марья Никифоровна, и вдруг как-то очень по-родному прижала его голову к своей груди. — Эх ты, горе мое горемычное!..
Все Юрины подозрения вдруг сразу исчезли, и он почувствовал к этой женщине полное доверие.
— А вы знаете моего папу? — спросил он, нетерпеливо заглядывая ей в глаза.
— А кто твой папа?
Вместо ответа Юра развернул газетную вырезку и показал фамилию отца.
— Ты Железнов? Почему же назвался Рыжиковым? — удивилась Марья Никифоровна.
— Вы, пожалуйста, не спрашивайте... И никому об этом не говорите, — умоляюще посмотрел Юра на хозяйку. — Я ведь даже и дедушке Гребенюку не сказал!.. Если что знаете о папе, расскажите...
— О подполковнике Железнове мы, дорогой мой, ничего не знаем. А вот об этой книжечке, которую ты в руках держишь, я тебе расскажу. Когда мы переезжали сюда, в лесу, на полянке, натолкнулись на подбитый самолет. Молоденькую раненую летчицу спас ее друг, который приземлился рядом. Он увез ее на своем самолете. А эту книжечку бережем как память.
— А кто она, эта летчица?
— Не знаю, дорогой, — ответила Марья Никифоровна и протянула Юре книжку. — Возьми себе, я тебе дарю ее.
В это время из другой комнаты послышался стон Гребенюка.
— Водички!.. — попросил он.
Марья Никифоровна зачерпнула ковшом воду из ведра и протянула ковш Юре.
— Пожалуйста, только не говорите ему, что я Железнов... — снова попросил Юра. — Я потом сам ему скажу!..
— Юра! — чуть слышно произнес Гребенюк, когда мальчик подошел к нему с ковшом.
— Что, дедушка? — припал к его подушке Юра. Старик так и пылал.
— Наши должны наступать, — словно в бреду, зашептал Гребенюк. — Командир, поди, не знает, что фрицы сбоку находятся. Ударят, проклятые, и сорвут наше наступление. Ты должен к нашим пробраться... — Старик вдохнул в себя воздух. — Ты же мне поклялся!..
— Хорошо! — ответил Юра. И Гребенюк погладил своей шершавой рукой его маленькую руку.
А в это время за стеной, на другой половине избы, Марья Никифоровна писала краткое донесение обо всем, что рассказал им Юра...