Испытание. По зову сердца
Шрифт:
— Вас, профессор, жаль! В своей специальности вы, как золото, ценитесь. А что касаемо пулемета, то, я думаю, и без вас можно обойтись.
Николай внезапно умолк: сзади послышался конский топот.
Прищурившись, Кочетов всматривался в вихрящийся снег. Вскоре он различил на дороге всадников.
Но всадники, видимо, не услышали его окрика. Они скакали прямо по дороге. Кочетов выстрелил из винтовки. Гитлеровцы сразу же застрочили из пулеметов. Всадники соскочили с лошадей и повалили их на снег. Один, пригибаясь, побежал к пулеметчикам. По бурке Кочетов узнал в нем полковника Доброва.
— Что,
— Нет, держим! — ответил Кочетов.
— Значит, похоже, мы с дороги сбились?
— Немудрено. Вишь, завируха-то какая!.. А Сытьково позади нас, — Кочетов махнул рукой в сторону деревни.
Стрельба стала заметно стихать, а через минуту-две и совсем замерла.
Снова наступила тишина. Ускакали прочь Добров с ординарцем и коноводом.
— И чего это он в такую пургу верхом? — удивлялся Кочетов. — Куда лучше в саночках: и теплее, и скорее, да и по-хозяйски если рассчитывать — всего одна коняка нужна. А тут сам он мерзнет, да с ним еще два солдата. Видать, в трех головах ума меньше, чем в одной.
И Николай опять умолк. Там, в мятежном вихре снежинок, что-то вдруг промелькнуло.
— Глядите, бегут! — схватил он Кремнева за руку. — Дайте им! Дайте им, елки зеленые!
Кремнев провел пулеметной очередью по еле различаемым сквозь пелену снега фигурам людей. Они тут же повалились наземь.
— Ну как? — осведомился Кремнев и даже, неожиданно для себя, прищелкнул языком.
— Оно, конечно, здорово, но все же это непорядок, когда человеческие руки не туда, куда нужно, прикладываются. Человек вы хороший и голова по пулеметному делу сноровится, но вы — профессор. И такой человек не должен зазря пропасть. Мы должны вас сберечь, потому что это науке надобно!.. — Николай снова вгляделся в метель. — Смотри-ка, опять поднимаются.
— Не пущать? — подражая Кочетову, с улыбкой спросил Кремнев.
— Не пущать! — повторил Кочетов. — Только пониже бери, да так, чтоб проклятые не ложились, а кувырком летели!..
Кремнев взял точку прицеливания пониже. Расплывчатые фигуры на этот раз, подпрыгнув на месте, боком валились в снег.
— Молодец, товарищ Кремнев! За такую стрельбу представляю к награде. — Кочетов подобрал ленту и стал засовывать ее в коробку. — А над моими словами, профессор, вы подумайте!
— Никуда отсюда не уйду! — В этот момент над их головами просвистели пули. Кремнев пригнулся. — Слышали, что сегодня ночью политрук говорил? Враг сломлен, но еще не разбит. Мы должны его окружить и уничтожить. Вот когда мы его уничтожим, тогда я уйду с фронта.
— А наука?
— Для меня и здесь наука. Я тут многое понял: познал наших людей, почувствовал преданность народа своей Отчизне...
— Кабы я был комдивом, давно бы отправил вас в тыл под конвоем.
— Защищать Родину на фронте мне никто воспретить не может. Это мой священный долг. И науку мы тут с вами проходим, по сути дела, одну.
Добров одернул гимнастерку и вошел к Железнову.
— Полковник Добров по вашему приказанию прибыл, — с подчеркнутой официальностью представился он.
Железнов сделал вид, что это в порядке вещей, и спокойно спросил:
— А Хватов с вами не прибыл?
— Товарищ комиссар остался
Железнов попросил выйти из избы всех, кроме начальника штаба и врача. Добров насторожился.
— Вот что, товарищ полковник, — в таком же официальном тоне, как и Добров, начал Железнов. — Я не в состоянии сейчас с вами разбираться, да и обстановка не позволяет. Разберусь после боя. Но предупреждаю вас, пока я нахожусь в должности комдива, я не потерплю, чтобы вы так непозволительно обращались с командирами...
— Да, но я командовал дивизией, — возразил Добров, — и значит...
— Я ожидал, что вы на это сошлетесь. Поэтому не сказал вам большего.
— Чего еще «большего»?
Железнов не сдержался и повысил голос:
— А того, что вы всего только заместитель.
— Да, я заместитель, — вскипел Добров. — Но я командир, а не пешка и беззубого либерализма не потерплю. Я требую беспрекословного выполнения отданного мною приказа!
— Я тоже за беспрекословное выполнение приказа! Но ваш приказ был безрассуден. И выполнение его стоило больших жертв.
— Война требует жертв!.. — попытался перебить Железнова Добров.
— Приказ был безрассуден! — повторял Яков Иванович. — Раз полк встретил сильное сопротивление противника, у которого организована оборона и система огня не нарушена, наступать без артиллерии было нельзя. На «ура» врага не возьмешь. И Дьяченко был прав, предлагая вам подтянуть артиллерию и атаковать после артиллерийского налета. А вы...
— Я действовал правильно! Надо было вышибать их с ходу! — крикнул Добров.
— Ломиться на авось? Из-за этого напрасно льется кровь, гибнут люди!.. А дело, может быть, непоправимо проиграно... — Яков Иванович передохнул и продолжал уже более тихо: — Вместо того чтобы выслушать командира полка и подумать самому над его предложением, вы отстранили его от должности. Что же теперь он о вас думает? Каким вы у его подчиненных будете пользоваться авторитетом?
— Значит, по-вашему, прежде чем выполнить приказ, солдат должен подумать, порассуждать: «Нужно его выполнять или не нужно, каких жертв это будет стоить?» А меня воспитывали так: раз отдан приказ — умри, но выполни! — Добров по привычке рассек ребром ладони воздух.
— И я так же воспитан! Так воспитываю и подчиненных. Раз отдан приказ — умри, но выполни! Однако я требую, чтобы командиры, прежде чем что-либо решить, основательно обдумывали свое решение и, организуя бой, добивались победы малой кровью. — Железнов строго взглянул на Доброва. — Солдата следует оберегать, дорогой полковник! И этому надо научиться!..
— У кого же учиться? Не у тех ли юношей, которые под стол пешком ходили, когда я уже воевал?
— Ничего нет зазорного и у них поучиться, — резко возразил Железнов. — Но самое главное — нужно учиться на опыте войны.
— Может быть, у врага учиться? Да мы ему всегда морду били!..
— И у врага тоже, если находишь у него то, что тебе может быть полезным.
— Нет уж, увольте!.. Как-нибудь своим умом обойдусь! У фашистов занимать не буду!..
— Товарищ Добров, довольно! — Железнов хлопнул рукой по столу. Неукротимое зазнайство Доброва наконец вывело его из себя.