Испытание. По зову сердца
Шрифт:
— Железнова, — ответила Вера.
— Я воевал с полковником Же-лез-но-вым... — с трудом произнес Хватов и потерял сознание.
— Полковник Железнов — мой отец!.. Что с ним? — идя вслед за носилками, говорила Вера. — Пожалуйста, скажите, что с ним?..
— Товарищ летчица, — остановил ее дежурный врач, — об отце спросите в следующий раз. Видите, ему плохо.
Вера попросила медсестру, чтобы та написала ей о здоровье Хватова, а если его эвакуируют, сообщила адрес госпиталя.
— Куда его сейчас везти?!. Ведь он нетранспортабельный. У нас останется, — сказала медсестра и побежала к подошедшему автобусу: с фронта привезли раненых.
Когда
«Чего это он за мной ходит?» — досадливо подумала Вера. Сейчас ей было не до его шуток. Она заглушила мотор и соскочила на землю. Нога ее вдруг подвернулась, и Вера оказалась в широких объятиях Урванцева.
— Ходуля, что ль, поломалась? — спросил он.
Вместо ответа Вера оттолкнула Костю. Он не рассердился, а, сведя зрачки глаз к носу, состроил рожу и сказал:
— Вот что, пучеглазая...
— А без фамильярностей нельзя?
— Почему же, товарищ Железнова, можно и без фамильярностей, — ответил Урванцев и вдруг сразу стал серьезным. — Так вот, товарищ Железнова, мне дается задание... — Но не выдержал этого тона и, улыбнувшись, затараторил: — Сейчас мне говорил Владик Федоров, что он поддержал мою и твою кандидатуры. Только взял с меня честное комсомольское, что я по-серьезному отнесусь к заданию командира... С тобой он будет говорить отдельно. Так что нам работать вместе. Ну, что ты так на меня смотришь? Думаешь: «Несерьезный, ветропрах. Какой, мол, из него инструктор?..» Но теперь, Вера, все пойдет по-другому!.. — Он сделал короткую паузу и добавил: — И потом Федоров еще говорил, что нужно серьезно тобой заняться...
Вера нахмурилась и готова была ответить на это колкостью. Но Костя добродушно улыбнулся, и она тут же остыла.
— Ты не ерепенься!.. Со мной еще говорили Рыжов и Кулешов... Рыжов больше напирал на мое сознание, а Кулешов прямо сказал: «Брось ты свое ребячество!» И тому подобное... И приказал, как только ты появишься, сразу тебя к нему привести.
— Ты сказал, что утвердили мою кандидатуру. Значит, меня посылают в школу? — спросила Вера.
— Нет, не в школу... На мое место — ночником летать, туда, — Костя махнул рукой в сторону фронта.
— А ты?
— В летную школу!
Вера сорвала с головы шлем и с горечью проговорила:
— Устала я... Ох, как устала!.. — и пошла рядом с Костей.
— Я подожду тебя здесь. Доложи о своем прибытии ОД и пойдем к самому Кулешову, — сказал Урванцев, когда они приблизились к палатке оперативного дежурного.
Возвращаясь от дежурного, Вера посмотрела на Костю, который ждал ее, нетерпеливо крутя ремешок своего шлема, и невольно улыбнулась. «Вот бесшабашный! Не приведи бог какой-нибудь девушке связать с ним свою судьбу...» — подумала она. Подумала и сама же себя спросила: «Почему? А может быть, полюбив, он изменится? Ведь вот сейчас он ведет себя по-иному». Вера вдруг вспыхнула: ей показалось, что Костя принял необычный для него тон только для того, чтобы поухаживать за ней. А ведь Люся Астахова в нем души не чаяла, хотя и не пользовалась его взаимностью. И, переживая за подругу, Вера готова была наговорить Косте дерзостей, однако удержалась: «Какая, право, я глупая! Как можно сейчас, в такое время, думать о личном, когда предстоит такое серьезное дело! Разве можно вообще в войну сердиться друг на друга!.. Надо переломить себя!.. — Она шлепнула шлемом по своей ладони и снова взглянула на ожидавшего Костю, который теперь уже от нетерпения притопывал ногой. —
— Товарищ Железнова, прибавьте шагу! — крикнул Урванцев. — Ведь командир ждет нас!
— Какой ты, право, Урванцев!..
— А что? Командир ждет, а вы все равно как по парку прогуливаетесь!.. — Он вдруг оборвал сам себя и уступил ей дорогу: — Прошу идти вперед!
Вера вошла в палатку первой. Рыжов протянул ей руку и спросил о полете. Кулешов поблагодарил за доставку раненого в госпиталь, и похвала подняла ее настроение.
— Вот что, друзья мои, — обратился Кулешов к Вере и Урванцеву. — Возлагаю на вас серьезное дело. Вас, Железнова, Урванцев будет готовить к ночным полетам. Через неделю вы замените его. За это время вы должны обучиться, перенять весь его опыт и даже вместе с ним слетать к партизанам. Ясно?
— Ясно! — ответила Вера.
— Ну вот, с сегодняшнего дня и приступайте!
Кулешов проводил летчиков к начальнику штаба и приказал ему спланировать их полеты так, чтобы выкроить время для совместных занятий.
Выйдя из палатки начштаба, Урванцев протянул Вере руку:
— Держи мои пять!.. И не сердись, сестренка! Ты же меня знаешь, уж такой я задался!..
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Поздняя осень затянула небо над Княжином косматыми облаками. Холодные ветры срывали с деревьев последнюю листву. Моросил дождь. Изредка кто-нибудь торопливо промелькнет по улице мимо окон, прогромыхает случайная подвода. И снова пусто и безлюдно на улице.
Женщины перестали вечерами собираться около избы Русских. Замолкли голоса ребятишек. Теперь Железнова и Карпова чаще всего проводили вечера у Пелагеи Гавриловны. Семилинейная керосиновая лампа слабо освещала большую горницу. На лавках сидели соседки, дочери и невестки Пелагеи Гавриловны готовили фронтовикам подарки к Октябрьскому празднику: кто вязал варежки или носки, кто вышивал кисеты, кто шил белье.
Нина Николаевна под руководством Пелагеи Гавриловны вязала шерстяные перчатки. Перчатки получились красивые, в шашечку. Галина Степановна тоже пробовала вязать перчатки, считая петли, сбивалась, распускала и принималась вязать снова.
— Да ты так, милая, и к морковкину заговенью не кончишь, — заворчала однажды Пелагея Гавриловна. — Смотри-ка, опять сколько петель пропустила!
— Как-то мне это, тетя Паша, не дается, — вздохнула Карпова.
Хозяйка глянула на нее исподлобья:
— Раз взялась, милая, за гуж, не говори, что не дюж! Вон Николавна уже заканчивает, а ты все еще настроиться не можешь. Скажи себе, что вяжешь для своего дорогого, и пойдет! Я как возьму в руки шитье и подумаю, что, может, эта-то рубаха моему сыну аль зятю попадет, так руки сами бегать начинают и дело незаметно делается. А если желания нет, то и спицы не слушаются, и петли пропускаются, да и руки-то, как крюки!..
Женщины засмеялись. Карпова залилась ярким румянцем. Ехидный взгляд сидящей напротив тетки Феклы вывел ее из душевного равновесия.
«Что же я за человек? Чего мне не хватает? — заново набирая петли на спицы, подумала Галина Степановна. — Ума? Силы воли? Характера?..» Она быстро заработала спицами, но не заметила, как снова пропустила две петли.
— Опять не получается! — словно прося пощады, призналась она.
— А ты не торопись, наберись терпения! — обернулась к ней Нина Николаевна.