Испытание. По зову сердца
Шрифт:
— «Пужаю»! — заревел солдат. — Вот дам тебе прикладом по твоей дурацкой башке — и амба! — Он взмахнул винтовкой, а потом зажег спичку и осветил глупое, с вытаращенными глазами, курносое лицо мальчишки лет десяти. — Продажная шкура! Диверсант проклятый! Шпион!.. — на чем свет стоит ругался солдат. Если бы не Вера, он, наверное, побил бы этого «шпиона».
— Обыскать! — приказала Вера.
Солдат засунул руку мальчику за пазуху и вытащил оттуда несколько ракет, а из единственного уцелевшего кармана рваной кацавейки — конфеты и завернутые в бумажку десять рублей. Солдат дернул мальчика за руку и толкнул его в сторону аэродрома.
Насмерть перепуганный «арестант» побежал впереди бойцов, то хныча, то принимаясь истошно голосить:
— Дядень-ки-и, не фриц я, не фриц... Я фрицев пужаю... Отпустите домой, дядень-ки-и!
Рыжов встретил их у первых палаток штаба и, взяв мальчонку за руку, повел к себе.
— Товарищ Железнова, заберите все, что найдено у этого прохвоста, — приказал комиссар, — красноармейцев отпустите, а сами приходите ко мне.
Когда Вера вошла в палатку Рыжова, мальчишка все еще хныкал и неразборчиво бубнил:
— Дяденька военный велел, чтобы я пужал фрицев вот этой ракеткой... а то, он сказал, фрицы разбомбят ваши самолеты. Дяденька этот сказал, — мальчик потянул носом, — что он командир здешний. Дал жменю конфет и червонец. И еще сказал, что коли хорошо буду пужать, то он и мядалью наградит...
— Ты что это сказки рассказываешь? — цыкнул на мальчугана вошедший в это время Кулешов. — Не с самолета ли тебя сбросили?
— Не-е! Что ты, дяденька! Я вот с этой деревни, что за речкой, за мостком. Егора Кулькова сын... Прошка я... Дом наш второй с краю...
— Отец есть? — перебил его комиссар.
— Тятька?.. Тятька на фронте... Мамка да Машка, так те дома. — И Прошка снова загнусавил: — Дяденька, отпустите домой, вот, ей-богу, больше не буду...
— Не буду, — передразнил комиссар. — А ты понимаешь, дурья твоя голова, что это был никакой не командир, а немецкий шпион?
— Шпи-он? — переспросил Прошка и захныкал громче, размазывая по лицу грязь вместе со слезами.
— А ты, осел лопоухий, за конфеты продался! И кому?.. Фрицам продался!.. Пойми, дурачина, когда ты ракету пускал, то не фрицев пугал, а, наоборот, их летчику наше расположение показывал. А ему только того и нужно. Он по этому месту бомбами... Ну что, понял теперь?
Прошка кивнул головой и залился слезами еще пуще.
— Вот что, товарищ Рыжов, — обратился к комиссару Кулешов, — прошу тебя проехать с этим мальцом в его деревню и проверить, правду ли сказал мальчишка. А вы, Железнова, — он подошел к Вере, — усильте патрулирование. Видите, на какие хитрости пускается враг!..
Вера козырнула, повторила приказание и вышла из палатки.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
2 октября 1941 года немецко-фашистское командование начало свое второе стратегическое наступление на Москву.
«Сегодня начинается последнее крупное сражение этого года», — писал в своем приказе о наступлении Гитлер.
Зная, что советское командование сосредоточивает резервы, которые в конце октября или в начале ноября могут вступить в бой, ставка Гитлера лихорадочно, днем и ночью, в течение двух месяцев готовила это второе наступление. Фашисты ставили своей целью захватить Москву раньше, чем резервные советские армии смогут подойти к фронту. «План разгрома и удушения России», предназначенный заменить провалившийся «план Барбаросса», также был составлен с расчетом на внезапность.
На карте гитлеровской ставки был нанесен план наступления. Стремительные стрелы ударов зажимали Ленинград, пронзали Ростов-на-Дону, словно гигантские клещи, сдавливали Москву. И в завершение давила вдоль Московского шоссе, в центр столицы, более ярко окрашенная стрела.
На Москву, с падением которой, как казалось немецко-фашистскому командованию, решалась судьба войны, были нацелены самые лучшие войска, во главе которых стояли испытанные в боях генералы. В направлении Клина и Солнечногорска наступали две мощные танковые группы генералов Гота и Хепнера в составе пятнадцати дивизий; на Тулу — знаменитая 2-я танковая армия генерал-полковника Гудериана, состоящая из одиннадцати дивизий. Между ними, в центре, прямо на Москву шла 4-я армия генерал-фельдмаршала Клюге в составе пятнадцати дивизий. На флангах же этой мощной «московской» группировки наступали: слева на Калинин — 9-я армия и справа на Елец — 2-я армия.
На зеленом поле карты между Ногинском и Раменским, где сходились стрелы окружения Москвы, были отмечены пункты, куда предполагалось высадить сильные воздушные десанты. Срок для этого был назначен на десятое — двенадцатое октября, когда генералы Гудериан и Гот на том же меридиане повернут свои войска друг другу навстречу. Четырнадцатого-пятнадцатого ожидалась их встреча в районе высадки воздушных десантов, а шестнадцатого октября войска Клюге согласно плану ставки должны были свободно вступить в Москву.
Итак, осуществляя «план разгрома и удушения России», на Москву двинулась лавина фашистских войск. Четырнадцатого октября гитлеровские армии подошли к укрепленным районам Тулы, Калуги, Малоярославца, Можайска, Волоколамска, прорвались в стыке между Калининским и Западным фронтами и захватили город Калинин. Войска советских резервных армий еще не подошли. Обстановка на Западном фронте сложилась крайне тяжелая: против полнокровных дивизий врага сражались малочисленные, обессиленные в тяжелых арьергардных боях советские дивизии.
Две недели подряд Вера работала почти круглые сутки. Ей зачастую приходилось спать под своим самолетом. Отходя к Москве, полк сменил четыре аэродрома. А сегодня на рассвете внезапно поднялся по тревоге и перелетел на пятый, южнее Можайска. Едва Вера успела приземлиться, как к ней на бензозаправщике подъехал оперативный дежурный и приказал срочно заправить самолет. Потом отвел Веру в сторону, нанес на ее карту новый маршрут, проинструктировал, дал срочный пакет и отправил в полет.