Испытание. По зову сердца
Шрифт:
— Я уже больше не прошусь, — ответил тот, поняв взгляд Петра Николаевича.
— Он уже не просится! Какое достижение! — усмехнулся Петр Николаевич. — А вы посмотрите в его глаза: о чем он думает? Что я, не понимаю, что ли?.. А вот наша уважаемая Викторова, — показал он на Марусю, которая в этот момент вошла в палату. — Она мне вчера целый вечер доказывала: «Я отлично стреляю, и на лыжах хожу, и в беге вынослива, я на фронте буду гораздо полезнее...» А в работе она рассеянная, перевязки делает плохо... — Он пересел к столу и стал что-то записывать в истории болезни. — Вам, товарищ Железнов, необходимо окрепнуть. У вас ведь на свежем воздухе еще голова кружится.
— А не разрешите ли, Петр Николаевич, нам с Хватовым сегодня на машине прогуляться по Москве, — попросил Железнов. — Моя машина недалеко, в резерве фронта, в Крылатском. Я могу ее вызвать по телефону.
— Вы сказали «прогуляться по Москве»? — Ординатор одобрительно кивнул головой. — Ну что ж, пожалуй, можно. Только с сестрой или с санитаркой. Причем с условием: за город не ездить, резких движений не делать... — Осмотрев Хватова, Петр Николаевич сказал: — Еще недельки три — и вам можно будет поехать в отпуск.
— В отпуск? — разочарованно переспросил Хватов.
Петр Николаевич хлопнул себя ладонями по коленям и резко поднялся.
— А то куда же? Небось и вы на фронт собрались? Нет, только в отпуск! — Он щелкнул футляром от очков и вышел из палаты.
После обеда санитарка принесла два больших синих пальто на вате, две шапки-ушанки, а Хватову еще и огромные черные валенки с галошами.
— Шофер ваш приехал, товарищ полковник, — объявила она.
— Куда же нас так снаряжают, на Северный полюс, что ли? — спросил Хватов.
— Зачем же на полюс? Гулять. Да разве в вашем драндулете можно на полюс-то? Вряд ли на нем и до заставы доберетесь: гремит, дымит, а с боков вместо стекол одни дыры остались... Ну, одевайтесь.
— И вы с нами, Глафира Мартыновна, едете?
— Нет, Маруся поедет. Она сегодня свободная, поддежуривает. — Санитарка подала пальто Железнову. — Получше застегивайтесь. У воротника крючки не позабудьте. Сегодня дюже студено.
У подъезда стояла фронтовая «эмка». Сидевший за рулем Польщиков то и дело оборачивался на стук открывавшихся дверей госпиталя. В каждом выходившем оттуда раненом ему чудился Железнов, но он всякий раз ошибался. Когда же наконец из дверей вышел человек в неуклюжем темно-синем пальто и серой ушанке, а вслед за ним второй такой же, да еще в валенках, Польщикову и в голову не пришло, что это Яков Иванович с Хватовым.
— Александр Никифорович, не узнаешь разве? — неожиданно услышал он знакомый голос.
Польщиков выскочил из машины и бросился навстречу Железнову.
— И вправду не узнал, товарищ полковник. Как похудели!.. До чего же я по вас соскучился!.. — И против обыкновения, не дожидаясь, пока Железнов протянет ему руку, он сам стал трясти ее, да так сильно, что Яков Иванович невольно поморщился от боли.
— Что вы делаете? Что делаете? — закричала, подбежав к ним, Маруся. — Разве так можно?.. Вот и пусти вас одних! — Она укоризненно посмотрела на Железнова и очень сурово на шофера.
— Да я же не знал!.. — испуганно вскрикнул Польщиков. Он осторожно провел ладонью по шершавому рукаву пальто. — Не повредил, товарищ полковник?
— Ничего, все в порядке! — улыбнулся Якоз Иванович.
«Эмка» покатила по военной Москве. Обезлюдевшие дома холодно поблескивали стеклами, в которых отражалось серое небо. Ощетинились баррикадами дворы и улицы. По проспектам и шоссе двигались к фронту длинные колонны людей в шинелях, беспрерывным потоком шли грузовики.
На улице Горького «эмка» остановилась: в сторону Химок ускоренным маршем шагала стрелковая дивизия.
Вырвавшись наконец на Садовое кольцо, машина покатила мимо задравших дуло зениток, но на перекрестке ее опять задержала колонна пехоты, шагающей в сторону зоопарка. По нечеткому ее строю, по тому, что среди бойцов много насчитывалось немолодых уже людей, было видно, что эта дивизия переформирована из ополченцев. Во главе колонны ехал на коне старый, но еще бравый командир.
Якову Ивановичу эти люди казались знакомыми, словно он с ними уже не раз встречался: вот марширует командир, суровый бородач лет пятидесяти; другой командир, немного помоложе, в очках, своим видом напоминает ученого; третий совсем еще молод, он браво размахивает руками, изо всех сил старается походить на бывалого вояку; четвертый, пожилой мужчина с прямыми усами и рубцом через всю щеку, наверно, уже побывал в боях — он держится по-строевому.
Вместе с колонной по обеим сторонам ее шли вереницы женщин и детей. Они провожали своих близких туда, где грохотала канонада и по ночам высоко в небе поднималось зарево.
И Яков Иванович вдруг понял, почему все это кажется ему таким знакомым. Ему вспомнился Петроград девятнадцатого года. Вот так же шли тогда рабочие полки Петросовета на защиту своего города.
Польщиков заметил небольшой интервал в рядах шагавшей колонны и хотел было проскочить, но Яков Иванович остановил его:
— Не надо! Ведь они на фронт идут. Сворачивай направо, а там поедем переулками.
Трясясь по булыжной мостовой, они ехали узкими и кривыми улочками Красной Пресни. Вдруг вдалеке затараторили зенитки. И сразу совсем близко, почти над самым ухом, ахнуло крупнокалиберное орудие, за ним другое, третье. Артиллерия ПВО заговорила так громко, что в «эмке» зазвенели последние уцелевшие стекла.
— Товарищ шофер, остановите машину! Переждем, — заволновалась Маруся.
Только Польщиков хотел завернуть в переулок, как путь машине загородил мужчина в сером пальто. Польщиков со злостью рванул ручной тормоз, машина несколько раз вздрогнула и остановилась.
— Что случилось, гражданин? — высунувшись из машины, спросил Польщиков.
— Товарищи, помогите! — дрожащим голосом взмолился незнакомец.
Воспользовавшись остановкой, Маруся заставила Железнова и Хватова выйти из машины и, схватив их за руки, потащила за собой в распахнутый подъезд. Вслед за ними пошел и Польщиков.
Незнакомец не отставал, ни на минуту не умолкая и быстро размахивая руками.
— Понимаете, позавчера мне сообщили, что мое учреждение должно эвакуироваться, — говорил он. — Так вот я эвакуируюсь самостоятельно. И видите, какое несчастье: не успел из города выехать — уже второй прокол, а клея нет. Мне бы немножко клейку на дорогу.