Испытание. По зову сердца
Шрифт:
— Держи, дорогой! — еще с большим волнением продолжал Яков Иванович. — Мы скоро вас выручим!.. Будь здоров! Жму руку, дорогой!
— Спасибо за доброе слово, — дрогнувшим голосом ответил Лелюков. Сильный треск и завывание в эфире прервали их разговор. Яков Иванович уступил место у рации полковнику, который, пользуясь кодом, повел с Лелюковым непонятный разговор. Яков Иванович тем временем направился к себе на НП. У порога его встретили Бойко и Хватов.
— Ну, как Лелюков? — с тревогой спросил Хватов.
— Крепко стоит на прежних позициях, — ответил Железнов.
Он подошел к столу и положил карандаш на карту — тупым концом на Акулово, а острым — туда, где Брянское шоссе перекрещивалось с рекой Нарой и где насмерть стояла дивизия Лелюкова.
— Вот направление нашего удара! — показал он Хватову и Бойко.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Второй час подряд возились немецкие врачи с Трошиным, стараясь привести его в чувство.
Это нужно было для немецкой разведки. Она возлагала надежды на то, что допрос пленного Трошина поможет установить, какое соединение, какие части дерутся за Акулово и сколько их там. Никаких документов при Трошине не оказалось, не было даже красноармейской книжки.
— Он контужен. Часа через два заговорит, — успокаивал врач капитана разведки.
А в соседней избе другой разведчик через переводчика допрашивал Стропилкина. Тот, согнувшись, сидел на табуретке и смотрел в глаза узколицему белобрысому немецкому офицеру, изо всех сил стараясь произвести впечатление человека искреннего. Кстати, он действительно ничего не знал о боях в районе Акулова. Стропилкин служил в инженерной части, устанавливавшей фугасы на Брянском шоссе, и его признания ничего разведчику не давали. Поэтому разведчик довольно быстро изменил свой любезный тон. Он забрал со стола портсигар, из которого только что угощал пленного сигаретами, и сказал:
— Наши войска завтра будут в Москве, следовательно... — играя пистолетом, он посмотрел на Стропилкина, — ваше запирательство бесполезно. Выбирайте: смерть или свободная жизнь!
— Почему смерть?.. — в испуге залепетал Стропилкин. — Ведь я ничего от вас не скрываю. Я состоял в резерве Московской зоны обороны и работал на Брянском шоссе. А что творится в Акулове и вообще севернее шоссе, ей-богу, не знаю!.. — Он молитвенно сложил руки и умоляюще смотрел то на офицера, то на переводчика. — Господин капитан!.. Господин переводчик!.. Поверьте в искренность моих слов... Я устал от войны и сдался в плен добровольно... Я хочу только покоя, который вы обещаете в своей листовке... Ведь это правда, что здесь написано? — Офицер утвердительно кивнул головой. — Я честно буду у вас работать, буду восстанавливать разрушенные войной дома, там, где вы укажете...
Выслушав перевод того, что говорил Стропилкин, капитан презрительно скривился.
— Оссъёл! — крикнул он заученное еще в Смоленске слово и по-немецки приказал солдатам: — Увести его! — Когда Стропилкина увели, офицер сказал переводчику: — Это не русский!.. Настоящие русские так себя не ведут!
— Он просто дурак, господин капитан! — ответил переводчик. — Сильно перепугался. Его нужно расположить к себе и что-нибудь пообещать.
Полуденное солнце пробилось сквозь облака, оно осветило деревню Головеньки и заиграло в замерзших окнах домов.
Филипп открыл глаза. Увидев вокруг чужих людей, которые говорили на непонятном ему языке, он понял, что попал в плен. Филипп стиснул зубы и снова прикрыл глаза, но так, чтобы оставалась маленькая щелка.
Переводчик низко склонился к Филиппу и взял его руку.
— Здравствуйте!.. Как вас зовут? — спросил он.
Филипп не шелохнулся.
— Как ваша фамилия?
Филипп видел, как из-за спины переводчика, нетерпеливо пощипывая усики, злобно смотрел на него офицер. Он вдруг оттеснил переводчика плечом и слащаво улыбнулся:
— Ваш фамилий, битте?
— Иванов, — сквозь зубы процедил Филипп.
— Имя? — спросил переводчик.
— Иван.
— Ну, вот и хорошо! — На лице офицера появилось выражение самодовольства, он сел рядом с Филиппом и, постукивая карандашом по книжечке, которую достал из кармана, приготовился записывать.
— Какой части? — спросил переводчик.
Филипп молчал.
— Я вас спрашиваю, какой части?
Пауза продолжалась не больше секунды.
— Нумер тшаст? — вмешался офицер. И старательно протянул: — Тша-аст?
Филипп не проронил ни звука.
Офицер кивнул врачу. Тот пощупал у Филиппа пульс, холодными пальцами раздвинул его веки и по-немецки сказал:
— Все в порядке.
— Битте, тшаст! — неожиданно гаркнул офицер.
Филипп невольно вздрогнул. Врач улыбнулся и подмигнул офицеру.
Филипп открыл глаза, обвел всех взглядом и приподнялся на локтях. Страшная ломота во всем теле и шум в голове валили его обратно на носилки, но он заставил себя удержаться.
— Вы из Акулова? — спросил переводчик.
— Из Акулова, — ответил Трошин.
— Тшаст! Тшаст! — снова заорал офицер.
— Я — воин Красной Армии. Что хотите делайте, ничего не скажу...
— Повешайт! — прохрипел офицер.
— Вешайте! Для меня один конец...
— Завтра мы будем в Москве. Поэтому зря упрямствуешь! Подумай и выбирай: смерть или свобода? — сказал переводчик.
— В Москве вам не бывать. Наши не пустят...
— Фанатик! — вскипел переводчик.
— Коммунист! — выкрикнул офицер и, схватив Филиппа за грудь, подтянул к себе.
— Я беспартийный... Но рад, что вы меня за коммуниста признали.
— Weg nehmen!..* — Офицер толкнул ногою носилки.
______________
* Убрать (нем.).
Вечером Стропилкина снова вызвали в штаб. За столом сидели тот же белобрысый офицер и переводчик. Офицер встал и жестом руки пригласил Стропилкина сесть.
— Битте, господин Штропилкин!
Найдя для ответа подходящие немецкие слова, Стропилкин вытянулся во фронт:
— Гутен таг, господин капитан.