Исторические портреты
Шрифт:
«...Отец мой родной, действительный статский советник Алексей Михайлов сын Корнилов, службу вашего императорского величества продолжал на флоте, ныне мне от роду двенадцать лет, обучен по-российски и по-французски читать и писать и арифметике, но в службу вашего императорского величества никуда ещё не определён, а желание имею вступить в Морской кадетский корпус в кадеты, а потому всеподданнейше и прошу.
К сему прошению недоросль из дворян Владимир Корнилов... руку приложил».
Корнилов единственный, из его предшественников-флотоводцев, происходил из «морской семьи», отец моряк — капитан 1-го ранга
Владимира зачислили сразу в старший класс, а спустя месяц после «оморячивания» на фрегате «Малом» он приступил к занятиям уже в звании гардемарина.
В том же году помощником директора корпуса стал бывалый капитан, командор Василий Головнин. Среди преподавателей выделялись два молодых офицера: математик двадцатипятилетний Дмитрий Завалишин и недавно вернувшийся из кругосветного плавания к Южному полюсу, преподаватель высшей математики Павел Новосильский. Видимо, сказалось влияние Головнина и Новосильского, и Владимир Корнилов загорелся мечтой о дальних вояжах.
После успешной сдачи экзаменов 2 февраля 1823 года Корнилов был произведён в первый офицерский чин мичмана и назначен на фрегат «Малый». Осенью 1824 года он, с желанием совершить кругосветное плавание, отправляется на шлюпе «Смирный» в Русскую Америку. Почти неделю лавировал шлюп в Датских проливах.
Не зря спешил командир шлюпа, капитан-лейтенант Дохтуров, зная коварство Северного моря. На траверзе мыса Скаген в конце октября ветер усилился, развёл большую волну. То и дело зарываясь в волнах, шлюп сотрясался от ударов водяных валов. Около полуночи зыбь прекратилась, но опять усилившийся противный ветер развёл волну. Едва успели убрать верхние паруса, как жестокий ветер достиг ураганной силы.
На передней фок-мачте сильным порывом шквал истого ветра надломило стеньгу, верхнюю составляющую часть мачты. Вместе с реем и парусами она рухнула на палубу, проломив кусок фальшборта. Свалившись за борт, она повисла на вантах и, подбрасываемая волнами, колотилась о борт, угрожая поломать его.
Шлюп тем временем накренился в сторону волочившейся по волнам стеньги. Несколькими ударами топора успели отрубить ванты. Избавившись от не жданной обузы, шлюп начал, наконец-то, слушаться руля и медленно набирать ход.
Самоотверженными усилиями всего экипажа спешно исправили повреждения, но небольшой шлюп по-прежнему находился во власти стихии: ветер гнал его на берег. На рассвете 4 ноября стало видно Ютландское побережье, к вечеру показались скалы норвежского берега.
Высокое мастерство командира и экипажа позволило миновать прибрежные рифы и мели. На следующий день, при непрекращавшемся шторме, сильно повреждённое судно вошло в небольшой норвежский порт Арендаль.
Шлюп остался на плаву, но продолжать дальнейшее плавание оказалось невозможно, требовался капитальный ремонт. Перезимовав в Арендале, «Смирный» с открытием навигации в мае 1825 года вышел в обратный путь в Кронштадт. Кругосветное плавание, к сожалению, не состоялось.
В конце ноября Корнилова прикомандировали к Гвардейскому экипажу. Для службы здесь требовалось меньше всего познаний в морском деле и больше всего — строевой выправки. Корнилов был другого склада, в нём не оказалось «достаточной для фронта бодрости».
Как раз в ту пору в Петербурге царила суматоха, менялись владельцы трона империи. Старший брат Корнилова, Александр, служил в Московском полку, был арестован [28] с подозрением на причастность к событиям 14
28
Старший брат Корнилова, Александр... был арестован. — Александр после окончания лицея, в 1817 году, служил в лейб- гвардии Московском полку. 12 декабря был на совещании членов Северного общества. Дослужился до полковника. После отставки — губернатор, сенатор, о нём упоминает А. Герцен в «Былое и думы».
Дошли, видимо, до командира Гвардейского экипажа, капитана 1-го ранга Качалова, сведения об Александре Корнилове. В придворном экипаже теперь должны служить только благонадёжные. Незадолго перед Пасхой мичман Владимир Корнилов был отчислен в двадцатый флотский экипаж и попал на 40-пушечный фрегат «Проворный». Фрегат направился в Северное море и почти всё лето отрабатывал практическое плавание в районе Доггер-банки, отмели посредине Немецкого моря, как тогда называли Северное море.
В середине сентября, на переломе лета и осени, как бывает зачастую в средних и приполярных широта ч Мирового океана, погода начала меняться к худшему. В день осеннего равноденствия штормовое море, бушевавшее несколько дней, показало характер. На фрегате начало рвать подобранные паруса, ночью переломило нижний рей на грот-мачте. Свободный от вахты Корнилов не спал, а услышав шум, выскочил на палубу. Он первым, раньше боцмана, оказался у грот-мачты. Пока поспел боцман с матросами, он успел принайтовить болтавшийся обломок к фальшборту, привязав его накрепко шкотами. Шторм к утру пошёл на убыль, и фрегат направился к родным берегам.
В полдень 5 октября «Проворный» стал на якорь в Кронштадте, и на фрегате вскоре знали, что в Кронштадт из Архангельска прибыли линейные корабли «Азов» и «Иезекиил», под командой капитана 1-го ранга Лазарева.
В Кронштадте только и было разговоров о строги порядках на «Азове», но хвалили командира за образцовый корабль. Император сам приехал на «Азов Молча прошёл по всем палубам, задержался на артиллерийских деках. Слушал объяснения командира, чуть наклонив голову, упёршись взглядом в орудийные станки... Покидая «Азов», бросил министру:
— Сии новшества полезны. Надобно их впредь исполнять на всех прочих новых кораблях...
Что может быть приятней для честолюбивого командира и экипажа чем лестная оценка результатов его труда самим императором.
Но не только экипаж «Азова» гордился своим командиром, многие офицеры в Кронштадте, в том числе и Корнилов, хотя и слышали о суровом нраве и дотошности Лазарева, желали попасть на «Азов».
К тому же мичман Корнилов после корпуса успешно провёл три кампании, и всюду командиры отмечали его ревность в службе, отзывались единодушно «в должности знающ и благородного поведения». Так или иначе, он попал на «Азов».
В дни весеннего равноденствия Корнилова вызвали в контору командира порта и вручили предписание.
— По Адмиралтейств-коллегии указу, — объявил штабс-капитан, начальник канцелярии, — переводитесь в двенадцатый флотский экипаж.
Корнилов слегка волновался: «Так это же экипаж «Азова»! Как-то пойдёт служба на линейном корабле, которому предстоит дальний вояж, а капитан весьма строгий?»
74-пушечному кораблю «Азов» в составе эскадры Балтийского флота предстоял поход в Средиземное море к берегам Греции, где в то время греческий народ изнывал от турецкого господства. С эскадрами Англии и Франции русские корабли должны были препятствовать переброске турецких подкреплений в Грецию.