Исторические портреты
Шрифт:
В июле 1827 года русская эскадра во главе с адмиралом Д. Сенявиным на флагманском корабле «Азов» снялась с Кронштадтского рейда и отправилась в поход.
Незадолго до выхода, эскадру посетил Николай I. Довольный осмотром на верхней палубе, царь спустился на артиллерийские деки. Впервые Корнилов встречался лицом к лицу с императором. Статная, высокая фигура Николая впечатляла. На какое-то мгновение молодой мичман уловил холодный, бесстрастный блеск в глазах императора, скользнувший равнодушным взглядом по фигурам матросов, замерших навытяжку с банниками в руках. Смотр продолжался.
Вместе с императором, после «Азова», Сенявин обошёл все линейные корабли, и царь остался доволен.
— Вырази всем офицерам эскадры моё благоволение, — сказал Николай на прощание, — а рядовым повели выдать из казны по рублю.
Спустя неделю, едва взошло солнце, корабли эскадры, один за другим снимались с якорей, поднимали одновременно паруса, строились в две кильватерные колонны...
Этот поход явился значительной вехой для Корнилова. И всё же на первых порах новая служба на «Азове» показалась Корнилову несносной. Строгость и требовательность командира доводила подчас молодого мичмана до желания перевестись на другой корабль. Лазарев действительно не пропускал мимо ни единого промаха по службе, воздействовал на Корнилова и убеждениями, и строгими внушениями.
Особенно возмущало командира то, что его новый подопечный офицер в свободное время вместо чтения морской литературы увлекался французскими рома нами и не отдавался вполне той профессии, которой посвятил себя. Обнаружив способности Корнилова и зная, что он может и хочет служить на флоте, Лазарев настойчиво рекомендовал ему прекратить ненужные для службы увлечения, стать более целеустремлённым, овладеть специальными знаниями.
«Владимир Алексеевич, — вспоминает его сослуживец, — очень любил рассказывать об этой эпохе своей жизни и уверял, что капитан не довольствовался силой убеждения, а выбросил всю его библиотеку за борт и заменил её книгами из собственной своей... Достоверно, что Корнилов начал заниматься делом, учиться, следить за собой, короче — жить новой жизнью».
На переходе в Англию, общаясь с офицерами на вахте, учениях, в кают-компании, Корнилов завоевал расположение сослуживцев, завязал дружбу с Павлом Нахимовым, Владимиром Истоминым, Ефимием Путятиным, Иваном Бутеневым.
27 июля русская эскадра показалась у входа на Спитхедский рейд. Появились записи в «Историческом журнале эскадры »:
«Утром 27 числа... пошли к Портсмуту и па Спитхедском рейде, по назначению господина адмирала, расположились фертоинг... Во время плавания эскадры от Кронштадта до сего места все корабли и фрегаты соблюдали во всей точности места свои в ордерах, столь же верно ночью, как и днём, все движения управления производились быстро и правильно, ордер или колонна прохода никогда и ни в каком случае не нарушались...
Старейшие и опытные моряки Дании и Англии, посещавшие эскадру в Кронштадте и Портсмуте и видевшие её в действиях, единодушно отзывались, что столь примерной и отличной эскадры они никогда видеть не ожидали...
...С первого дня прибытия эскадры к Портсмуту г. главнокомандующий обще с е. с-вом гр. Л.П. Гейденом приняли самые деятельные меры к скорейшему приуготовлению эскадры, в Средиземное море назначенной...»
Больше месяца простояла армада кораблей на Спитхедском рейде у Портсмута, и 8 августа эскадра под флагом контр-адмирала Л.П. Гейдена направилась в Средиземное море.
«Исторический журнал эскадры» поведал:
«7 августа... Среди сих трудов и попечения в ночь с 5 на 6 августа гг. главнокомандующие эскадрами перенесли свои флаги: Г. адмирал Сенявин на корабль «Царь Константин», а е. с-во гр. Гейден — на «Азов». Начальником штаба при г. командующем назначен командир корабля «Азов», капитан 1-го ранга и кавалер Лазарев 2-й.
Сего числа г. главнокомандующий передал е. с-ву предписания, инструкции, денежные суммы и кредитивы на оную и граф на другой день пошёл в путь, ко славе его ведущий...»
Свежий попутный ветер наполнил паруса, погода наладилась, и с заходом солнца по корме в вечерней дымке растаяли очертания мыса Лизард. Прощай, Британия. Впереди Атлантика.
Впервые ощутил дыхание океана мичман Корнилов. Часами простаивал он, опершись о фальшборт. За невидимым горизонтом постепенно скрывались в пучине созвездия Северного полушария, прямо ни курсу на небосклоне появились незнакомые прежде созвездия, известные ранее только по картам Мореходной астрономии. Ночью впереди и по корме то и дело вспыхивали фальшфейеры, корабли эскадры показывали своё место. В океане развело волну, корабли ощутимо раскачивало с борту на борт.
Корнилов ещё в Северном море на «Смирном» привык к штормовым условиям плавания, его организм принимал качку безболезненно.
Не проходило дня, чтобы не ломался где-то рангоут. То трескался гафель, то бизань, то ломались мачты, то надломился нижний рей у фок-мачты. Боцманские дудки поднимали наверх матросов по авралу. Те на ветру и в проливной дождь карабкались на ванты, заменяли негодный рангоут или порванные паруса И так круглые сутки, что днём, что ночью.
Сменившись с вахты, Корнилов в каюте принимался за чтение солидного тома, который дал ему недавно командир: «Жизнь английских адмиралов».
От товарищей Корнилов знал, что это любимая на стольная книга Лазарева.
Всё было бы прекрасно, но коварная стихия всегда подстерегает человека, готовит ему разные злокозни и предательства.
До траверза Болеарских островов ровные, попутные ветры благоприятствовали плаванию, но когда эскадра повернула курсом на Палермо, в Северной Сицилии погода резко изменилась. Впервые за время похода на Средиземноморье заштормило, небо затянуло по-осеннему хмурыми тучами, беспрерывный дождь хлестал как из ведра, взмокли и отяжелели паруса, по скользкой палубе, когда корабль резко кренился под порыва ми ветра, матросы ходили с опаской, держась за натянутый леер. Несмотря на непогоду, как обычно, у пару сов стояли вахтенные матросы, готовые по первому зову боцмана работать с парусами и рангоутом.
Внизу, в кубриках, отдыхали сменившиеся с вахты матросы, а подвахтенные дремали не раздеваясь, в раскачивающихся койках, в готовности ринуться наверх по авралу на помощь товарищам.
В последней бизань-мачте «Азова» есть прямой парус, крюйсель, второй снизу. Так вот, поскольку на нем в штормовой ветер были подобраны все рифы, следовало его закрепить сбоку особой снастью, тонкой верёвкой — штык-болтом. Боцман послал сделать это двух матросов, а один из них, неудачно балансируя на рее, вдруг поскользнулся, оступился и, потеряв равновесие, полетел за борт. На судах флота всего мира есть тревожный сигнал: