История Авиации 2004 02
Шрифт:
В любом деле китайцы были очень дотошны. Однажды ночью сбили В-29, который шел один, выполняя стратегическую разведку, оттуда посыпались парашютисты, так китайцы почти всех собрали, только одного не нашли, но проверили каждую кочку. Когда сбивали американцев днем, любой китаец мог пленного на штык посадить. Самосуд у них был страшнейший, как увидят парашют, все! «Трумен!..». А это почти тоже самое, что «Гитлер — капут!». Когда сбивали наших летчиков, то их стремились подобрать как можно быстрее, были случаи и наших убивали. Ведь для китайцев любой европеец «трумен».
При этом китайские солдаты были очень неприхотливые, питались очень скудно два раза в день. На человека им выдавали пиалу риса, потом туда же наливали чая, вот и все меню.
Нас же кормили просто замечательно. Продукты
Союзная зарплата у нас шла на сберкнижку, а мы получали командировочные. Я, как начальник станции получал два с половиной миллиона юаней. Как это выглядело на наши деньги? Хороший костюм стоил миллион, бутылка лучшего коньяка 12 тысяч, водка «харбинка» 9 тысяч. Я купил себе кожаный реглан на меху, за 900 тысяч, а в Союзе мне на такой зарплаты бы не хватило. Покупали английское сукно, костюмную ткань бостон, меховые изделия жёнам.
Климат переносили нормально. Зимой в Корее тепло, снег выпадал редко, а летом особой жары не ощущали. Зимой нам выдавали китайские шапки-ушанки, шинели, ботинки на меху. Форма у нас была китайская, у офицеров и солдат мало различалась между собой. Документы у нас были на китайском языке, я даже не помню, что было в них написано.
Жили мы в городках, я жил в комнате с офицерами своего экипажа. Деньги с собой мы не носили, держали в тумбочках.
В редкие минуты отдыха можно было послушать новости по радио.
Болели энцефалитом, у солдат случалось бывала дизентерия, когда они набирали себе земляных орехов. Каких-то других болезней я не помню.
Население относилось к нам дружелюбно. По-русски обычно понимали и военные и население, особенно на базаре.
В Мукдене встретили русских, из числа эмигрантов и детей эмигрантов. Многие из них потом уехали. Им разрешили возвращаться в СССР, где выдавали «розовые» паспорта и расселяли в районе целинных земель.
Но вернёмся к нашему подразделению. Подчинялись мы непосредственно командованию 64-го авиакорпуса, в основном главному штурману, полковнику Цыпляеву, а также отделу связи. Другие РЛС были в дивизиях, а мы подчинялись напрямую командованию корпуса. Станция сантиметрового диапазона была одна, и ею очень дорожили. У нас и командир корпуса часто бывал, и начальник штаба. Работа на станции была организована дежурствами, по 12 часов. На вахту заступал дежурный офицер и смена — операторы на станции и на выносной командный пункт, дизелисты. Наиболее активно работали ночью, чаще в плохую погоду. Тут мы не просто были в готовности, а всю ночь напролет крутили антенну. Во время налетов включались, как только бомбардировщики взлетали и работали до тех пор, пока их не посадим.
Днем в хорошую погоду работали только на наведение. Если где-то появлялась пара или четверка «Сейбров», поступала команда с КП, мы включались. Обнаружили цель, штурманы навели наши «МиГи», и мы отключились. Время включения составляло 5 минут. Днем также эпизодически включались на полчаса — час. Обычно работали часов по 8 в день. Техника работала надежно, устойчиво. Отказы аппаратуры были редким явлением и быстро устранялись, поскольку материальную часть мы знали хорошо.
Нашей задачей было обнаружение, найти цель, определить каким курсом идет, какая у нее высота и скорость. Траекторию наведения истребителей определял один штурманов наведения, которых корпусе было не меньше дюжины. Их набирали из списанных летчиков. Все были в звании капитанов, только один — майор. На КП днем дежурили три — четыре человека и ночью столько же. Один из них был, «на побегушках», направлялся ко мне на станцию, садился за ИКО. На КП три стола для штурманов и планшет.
Бои между истребителями были практически каждый день, в основном пара на пару или между звеньями. Наведение — до визуального обнаружения, дальше летчики работали самостоятельно. После доклада пилотов об окончании боя штурман опять принимал управление боевыми группами.
И всё же истребители и лёгкие тактические ударные машины были для нас отнюдь не главными объектами наблюдения. Причина заключалась в том, что они появлялись только в хорошую погоду, а потому за ними с успехом следили посты ВНОС. В то же время американские стратегические бомбардировщики В-29 действовали практически в любую погоду и по своей боевой мощи являлись практически основой ударной мощи ООН-овской авиации в Корее. Одной из задач, возложенной на их экипажи, были удары по мостам через реку Ялу, по которым шли подкрепления. Другой важной целью стала корейская ГЭС в Супхуне. Станция была мощная, полуторамегаваттная, освещала всю Корею и Северо-Восточный Китай, и ей очень дорожили. А перед нами стояла задача любым путем эти объекты защитить, поэтому там количество зениток и прожекторов постоянно увеличивалось, и в некоторых местах они стояли буквально одна к одной.
До появления РЛС «Перископ» В-29 ходили на бомбежки свободно — идут по маршруту, бомбят и улетают. Ведь с РЛС метрового диапазона перехватчики наводились приблизительно, с большой ошибкой по дальности и высоте. В ясные ночи летчик мог обнаружить бомбардировщик в свете луны или в лучах прожекторов, если же погода портилась, встреча истребителя с целью становилась случайной, так как основным средством обнаружения становились глаза наших лётчиков. С использованием нашей станции стало возможным точное наведение «МиГов» вплоть до рубежа открытия огня — 800 метров, поэтому В-29 стали появляться только в плохую погоду: сплошной туман, облачность, ливень, т. е. когда они знали, что свои истребители с ближайших аэродромов мы не поднимем. Но тут нам на помощь приходил Мукден — вызывали истребители оттуда.
Работали В-29 с помощью аппаратуры «Шоран» и выходили на цель чуть ли не на автопилоте. Ничего подобно в нашей авиации тогда не было. Однако эта система имела немало недостатков. Один из них заключался в том, что когда самолёт шёл на цель, управляемый автопилотом, он не сворачивал с курса даже идя сквозь зенитный огонь. Причём мы довольно быстро выяснили все возможные направления заходов на подвергавшиеся налётам цели, и на этих трассах вскоре началось наращивание числа зенитных орудий. Несмотря на усиливавшийся зенитный огонь, американцы часто действовали шаблонно, летая по одним и тем же маршрутам. После сброса бомб самолеты совершали разворот и уходили. Ударная группа почти всегда состояла из восьми — девяти самолетов. Другое дело, что таких групп могло быть несколько, и они могли бомбить всё ночь.
В основном, они заходили на цель растянутой колонной на высоте 6–7 тысяч метров. Дистанция между самолётами составляла примерно 800 — 1000 метров. Курс их всегда пролегал над Корейским полуостровом, а после сброса бомб они заходили в Китай километров на 20, делали полукруг и уходили обратно, опять по Корейскому полуострову или над побережьем, направляясь на свои базы на Японские острова.
Бывало, «Суперкрепости» действовали мелкими группами — по четыре машины. В этом случае их действия могли отличаться большим разнообразием: одна четверка на подходе к объекту удара разворачивалась на юг, а другая- на север, ещё две могли зайти соответственно с запада и востока. Получался «звёздный» налёт. После этого они, эшелонируясь по высоте, шли на цель. Хотя на В-29 уже стояли в это время бортовые РЛС, с помощью которых можно было бомбить даже невидимые сквозь облака цели, однако такой удар наносился только в ясную погоду. Возможно, это было связано с тем, что американские экипажи, несмотря на наличие бортовых РЛС, всё же вынуждены были контролировать положение своих самолётов в пространстве. В сущности, это было единственное заметное периодически случавшееся изменение в тактике налётов. Случались и перерывы в налетах — тогда нам давали передохнуть.