История православия

Кукушкин Леонид

Скончался св. митрополит Петр в конце 1326 г. и был похоронен, согласно завещанию, в церкви Успения Богородицы, которую заложил вместе с московским князем Иваном Калитой. В 1328 г. из Константинополя в Россию был прислан новый митрополит – грек Феогност. Сперва он побывал в Киеве, где находилась первосвятительная кафедра, затем – во Владимире, но не остался в этих престольных городах, а поселился в Москве в доме своего предшественника св. Петра. В этом же году на великокняжеский престол был поставлен Иван Калита Московский, так что появилась формальная возможность перенести в Москву кафедру русского митрополита. С воцарением Калиты Россия, наконец, могла облегченно вздохнуть после тяжелейшего столетнего гнета – новый великий князь договорился в Орде, где к нему относились с почтением, что грабительские набеги татар на Русь отныне прекращаются, а взаимоотношения между государствами ограничатся данью и покорностью со стороны России. Отпуская Калиту из Орды в 1329 г., хан Узбек обязал его и бывших там новгородских послов послать на суд в Орду тверского князя Александра Михайловича. Узнав об этом решении, грозившем ему смертью, Александр укрылся в Пскове. Военная угроза со стороны Москвы и Новгорода на псковичей не подействовала – уговорить их выдать Александра удалось только митрополиту Феогносту. Однако Александр сбежал в Литву, а псковичи послали Ивану грамоту: «Князь Александр уехал, весь Псков кланяется тебе, князю великому, от мала до велика: и попы, и чернецы, и сироты, и жены, и малые дети». Это смиренное изъявление покорности означало, по сути, согласие на присоединение Пскова к Москве. Константин, управляющий Тверскою землей, также старался угодить Ивану Калите из страха, что разорение его княжества повторится. Подручниками Ивана стали все князья ростовосуздальской земли, одну свою дочь Калита отдал за Василия Ярославского, а вторую – за Константина Ростовского,

и распоряжался землями зятьев по своему усмотрению. В 1337 г. Александр Михайлович Тверской получил благословение митрополита Феогноста на поездку к хану Узбеку в Орду. Эта поездка оказалась для него благополучной – Узбек простил Александра, заявив окружавшим хана вельможам: «Видите, как князь Александр смиренною мудростью избавил себя от смерти».

Дмитрий Солунский. Икона конца XII в.

Возвращение прощенного ханом Александра в Тверь в качестве князя было ударом для Калиты – он отправился в Орду и хитростью добился для Александра смертного приговора. Александр был снова вызван в Орду, и причина внезапного вызова не была для него секретом. «Если я пойду в Орду, – решил он, – то буду предан жестокой смерти, а если не пойду, то придет татарская рать и много христиан будет убито и взято в плен, и вина за это падет на меня – лучше мне одному принять смерть». Эти слова буквально совпадают с теми, которые сказал перед своей последней поездкой в Орду его отец Михаил Тверской. Взяв с собой сына Федора, Александр отправился в свой последний путь, везя с собой богатые дары. Через месяц им сообщили, что казнь состоится через три дня – это время отец с сыном использовали для горячей молитвы. Наконец, пришли палачи во главе с ханским вельможей Тавлубегом. Александра с Федором повалили на землю, долго били, а затем отрубили им головы. Похоронили страстотерпцев в Твери рядом с могилами князей, прежде убитых в Орде.

Поход Ивана Калиты на Смоленск в 1340 г. оказался неудачным. По возвращении в Москву великий князь тяжело заболел и внезапно скончался, приняв перед смертью схиму. Похоронен св. Иван был в построенной им церкви Архангела Михаила. Своим потомкам он оставил завещание всеми силами заботиться о возвышении Москвы и о благоденствии России под властью любимого им города. Основой политики св. Ивана Даниловича Калиты были трезвый расчет и хитрость, трусом его назвать нельзя, хотя и храбрым – тоже. Все эти черты характера своего предка унаследовал через полтора столетия царь Иван III, который, как и Калита, стал великим собирателем русских земель, а также избавителем от татарского ига. Спокойные годы второй половины XIV в., обеспеченные мудрой политикой Калиты, которую старались продолжить его сыновья и внуки, правда не всегда успешно, оказались благотворными для возрождения России, духовная основа которой была разрушена в первое столетие татаро-монгольского ига – простой народ и духовенство заметно одичали, живя в сожженных городах с оскверненными и опустошенными церквами и монастырями. Как считает Ключевский, «в эти спокойные годы успели народиться и вырасти целые два поколения, к нервам которых впечатления детства не привили безотчетного ужаса отцов и дедов перед татарином: они и вышли на Куликово поле».

Первостепенную роль в деле возвышения Москвы среди других русских городов, более древних и многолюдных, сыграло окончательное перенесение в Москву кафедры митрополита, осуществленное при Феогносте, таким образом, Москва стала церковной столицей еще до того, как стала столицей политической. Об этом у Ключевского написано: «Русское церковное общество стало сочувственно относиться к князю, действовавшему об руку с высшим пастырем Русской Церкви. Это сочувствие церковного общества, быть может, всего более помогло московскому князю укрепить за собою национальное и нравственное значение в северной Руси». В замечательном памятнике древнерусской литературы XV в. есть такой рассказ: к Калите подходит нищий и получает из знаменитого денежного мешка великого князя подаяние, затем нищий подходит к князю еще раз, и еще. «На, возьми, несытые зенки!» – говорит с сердцем князь. «Сам ты несытые зенки, – возразил нищий: – и здесь царствуешь, и на том свете царствовать хочешь», т. е. своим поведением князь старается заработать себе Царство Небесное. Рассказчик считает, что нищий послан Господом, чтобы искусить Ивана и сказать ему, что «любо Богу дело, которое творит».

Требования времени были услышаны Провидением: во второй половине XIV в. Его трудами изголодавшееся по духовности русское общество получило двух великих святителей – митрополита Алексия и преподобного Сергия Радонежского, чьи подвиги во многом предопределили развитие России в последующие века.

Основавшись в Москве, митрополит Феогност стал активным помощником великого князя в деле строительства там каменных церковных сооружений – это было необходимо, чтобы новая столица не казалась провинцией по сравнению, скажем, с Владимиром. Уже в 1329 г. были воздвигнуты внушительные по размерам каменные церкви: в честь Иоанна Листвичника и в честь апостола Петра, в 1330 г. – церковь Святого Спаса (на Бору), а в 1333 г. – Архангела Михаила (нынешний Архангельский собор). Гордостью Москвы были чудодейственные мощи св. митрополита Петра; в 1339 г. патриарх Иоанн Калека дал согласие на канонизацию святителя-чудотворца. После смерти Ивана Калиты великокняжеский престол занял его старший сын Симеон. Для прохождения необходимой процедуры утверждения Симеон вместе с Феогностом отправился в Орду на поклон к новому хану Джанибеку, сыну и преемнику Узбека. Мусульмане, составляющие к тому времени большинство в Орде, потребовали отменить ярлык, выданный Узбеком митрополиту Петру с тем, чтобы Русская Церковь платила татарам подать. Феогност был тверд в своем отказе подписать соответствующее соглашение, за что был посажен в темницу и подвергнут пыткам. Не добившись от митрополита своего, татары отпустили его, взяв богатые дары вместо постоянных налогов. Погиб св. Феогност в 1353 г. от страшной моровой язвы, которая тогда свирепствовала на Руси, унеся множество жизней (это была, по-видимому, чума, которая в те годы обошла все страны Европы и часть восточной Азии). Еще до эпидемии митрополит избрал в качестве преемника славившегося уже тогда своей праведностью и ученостью епископа Владимирского Алексия и перед смертью послал в Константинополь посольство – просить патриарха утвердить это свое решение. От чумы скончался и великий князь Симеон Иванович, прозванный за строгость правления Гордым. В своем завещании братьям он писал: «Худых людей не слушайте, а если кто станет ссорить вас, слушайте отца вашего, владыку Алексия». После смерти Симеона на великокняжеский престол вступил его брат Иван Иванович Московский, прозванный за мягкость характера Кротким, человек слабый и миролюбивый, что по тем суровым временам было недопустимо для великого князя. Вскоре после его смерти на великокняжеский престол был поставлен сын Ивана Кроткого, двенадцатилетний Дмитрий, ученик митрополита Алексия, будущий Дмитрий Донской. Учеником св. Алексия считал себя также преподобный Сергий Радонежский, величайший из святых земли русской, ее небесный покровитель.

Во времена митрополита Алексия в отношениях между Русью и татарами царили относительные мир и спокойствие. В «Житии» преподобного есть рассказ о посещении Алексием Орды и о чудесном излечении им ослепшей жены хана Джанибека Тайдулы. Хан отправил великому князю Ивану Ивановичу послание: «Мы слышали, что есть у вас служитель Божий Алексий, которого Бог слушает, когда он о чем попросит. Отпустите его к нам – если его молитвами исцелеет моя царица, то дарю вам мир, если же не отпустите его, пойду опустошать вашу землю». Святого одолевали сомнения, но судьба России были для него важнее всего: «Прошение и дело превышают мои слабые силы, – ответил он князю, – но я верю, что Тот, Кто даровал прозрение слепому, не оставит без внимания мои молитвы». Перед отъездом Алексий долго и горячо молился у чудотворной раки святого Петра и перед чудотворной иконой Богоматери. В Орде Алексий окропил глаза Тайдулы святой водой, и больная прозрела. Алексию хан выдал новый ярлык с подтверждением прав русского духовенства.

«Ты даришь нас жизнью мирною» – этими словами, согласно «Житию», встретил возвратившегося святителя восьмилетний Дмитрий, будущий великий князь и победитель татар. Поучая юного Дмитрия, св. Алексий внушал ему необходимую тогда для процветания Руси идею, реализацию которой в Москве начал Иван Калита и его сын Симеон Гордый. Сравнительное спокойствие Московской Руси изредка нарушали набеги на западные области государства литовского князя Ольгерда, женатого на сестре смертельного врага Москвы тверского князя Михаила Александровича. Более того, Ольгерд постоянно посылал жалобы на Дмитрия патриарху Филофею с просьбой учредить отдельную от московской митрополию литовскую, которая бы включала в себя также русские области, недовольные московским князем, и потому прибегавшие под покровительство Литвы: «Мы зовем митрополита к себе, а он не идет к нам. И ни к нам не приходит, ни в Киев не отправляется. Дай нам другого митрополита на Киев, на Смоленск, на Тверь, на Малую Россию, на Нижний Новгород». Ольгерда активно поддержал польский король

Казимир, послав патриарху грамоту с серьезной угрозой заставить своих подданных православной веры перейти в католическую, если не будет учреждена новая митрополия во главе со ставленником Казимира епископом одной из южнорусских областей Антонием: «Ради Бога, ради нас и святых Церквей рукоположите Антония в митрополиты, дабы закон руссов не погиб. А не будет милости Божией и благословения вашего сему человеку, не сетуйте на нас после, если придет нужда крестить руссов в веру латинов, т. к. нет митрополита в Малой России, а земля не может быть без закона». Опасаясь за участь живущих в Польше православных, патриарх утвердил в 1371 г. Антония митрополитом западных областей, а в свое оправдание написал Алексию, которого любил и высоко ценил: «Вынужденные обстоятельствами, мы рукоположили того, кого прислал Казимир. Мы отдали в митрополию Галич, а в епископства – Владимир Волынский, Перемышль и Холм, которые находятся под властью короля польского. Больше мы не дали ему ничего, ни Луцка, ни чего-либо другого. Знаю, впрочем, что священство твое должно опечалиться, что так мы поступили, но не было никакой возможности поступить иначе. Как мы могли оставить дело неоконченным, когда ты допустил важный проступок, покинув тамошних христиан на столько времени без наставления? По крайней мере, нами сделано так, и тебе не следует печалиться, потому что ты сам тому виною». В 1373 г. патриарх Филофей отправил в Россию своего посла, инока Кирилла из Сербии (сербом Кирилл назван в летописях; новые исследования показали, что он, вероятно, был родом из Тырнова в Болгарии), чтобы тот разобрал жалобы Ольгерда и Алексия и постарался их помирить. Однако вместо того, чтобы выполнить это важное задание, Кирилл начал строить козни против св. Алексия, имея тайное желание занять место московского митрополита. В этом черном деле Кирилл постарался развязать себе руки, отправив в Константинополь посланных с ним помощников. Поверив ложным обвинениям, выдвинутым против Алексия, патриарх в конце 1375 г. рукоположил Кирилла митрополитом Киевским и Литовским с правом после Алексия стать митрополитом всей России. Так в России одновременно существовали три митрополита: в Москве, в Киеве и в Галиче. Мало того, в 1376 г. появился еще один серьезный претендент на кафедру московского митрополита – любимец великого князя Дмитрия Ивановича, священник из села Коломенского Михаил, или Митяй, как его называли. Митяй был начитан, неплохо владел ораторским искусством, обладал хорошей памятью, отличался богатырским ростом и благообразием. За эти достоинства великий князь выбрал Митяя себе в духовники. После пострижения Митяй стал архимандритом княжеского Спасского монастыря в Москве. Когда св. Алексий почувствовал приближение кончины и выбирал себе преемника, Дмитрий Иванович и бояре стали уговаривать его благословить на митрополию Митяя. Вынужденный как-то отреагировать на эти уговоры, святитель сказал уклончиво: «Я не имею права благословить его, но да будет он митрополитом, если изволит на то Бог, и Пресвятая Богородица, и патриарх со своим собором». Известно, что Алексий считал лучшим митрополитом для России преп. Сергия Радонежского, но тот категорически отказывался. В начале 1378 г. угодник Божий Алексий скончался и был похоронен в Москве в Чудовом монастыре, построенном в честь «чуда архистратига Михаила».

Спасо-Преображенский Мирожский монастырь. Основан в середине XII в. Пек

Следующие десять лет истории обычно называют смутным временем Русской Церкви. Возникновение смуты связывают с внезапной смертью Митяя по дороге в Константинополь в 1379 г. В посольстве Митяя, направившегося в Константинополь на предмет получения сана митрополита, было три архимандрита: Пимен – Горицкого монастыря в Переяславе; Иоанн – Петровского монастыря в Москве и Мартиниан – одного из коломенских монастырей. Архимандриты, не спросив совета у великого князя и церковных властей, решили разыграть между собой освободившееся место претендента на руководство русской митрополией. Спор решился в пользу Пимена, после чего начинается запутанная, почти детективная история. В одну из хартий, данных Митяю князем Дмитрием, архимандриты вписали имя Пимена, и патриарх в 1380 г. поставил его митрополитом «Киевским и всея Руси», хотя был прекрасно осведомлен о действительной ситуации и ждал для посвящения Митяя. Патриарх мог отвергнуть посольство и поставить митрополитом грека или прежнего своего ставленника серба (болгарина?) Кирилла, но Москва захотела видеть русского в этом сане. Правда, узнав про грубый обман, Дмитрий сразу же по возвращении Пимена заточил его в Чухлому, а затем в Тверь, а призванного им же Киприана изгнал, поскольку тот покинул Москву во время нашествия хана Тохтамыша, хотя сам Дмитрий тогда тоже бежал от надвигавшихся полчищ татар. Патриарх продолжал вплоть до 1385 г. поддерживать Пимена и относился к нему как к митрополиту, пока его послы не сочли очевидные обвинения против Пимена правильными. Тогда патриарх лишил обманщика сана, и на престол митрополита, вопреки желаниям Дмитрия, был вновь поставлен св. Киприан. Пимен несколько раз безуспешно пытался оспорить решение Константинополя, пока в 1389 г. в Халкидоне не настигла его смерть. В том же году скончался благоверный князь Дмитрий Иванович Донской, и его преемник, великий князь Василий Дмитриевич охотно согласился принять Киприана в качестве митрополита. На этом церковная смута, продолжавшаяся около десятилетия, благополучно закончилась. В начальный, самый сложный период смуты, великий князь Дмитрий был занят приготовлениями к битве с татарами, а затем – самой Куликовской битвой и последовавшей через два года попыткой остановить хана Тохтамыша, занявшего и разрушившего Москву и ее окрестности, поэтому ему было не до дел церковных, что значительно усложнило процесс.

О Куликовской битве следует рассказать подробнее, поскольку это событие обычно считают судьбоносным для дальнейшей истории России. Ключевский не без основания утверждал, что национальное государство Московское «родилось на Куликовом поле, а не в скопидомном сундуке Ивана Калиты». Во время правления Калиты и его сыновей великокняжеский престол находился в Москве, прежде всего благодаря тесной и верноподданной связи этих князей с Ордой, иначе говоря – силой татар, но, укрепившись в спокойные годы, Москва смогла при великом князе и талантливом полководце Дмитрии Донском «показать зубы», одержав победу в Куликовской битве. Правда, сам Дмитрий вряд ли осмелился бы на такой опасный шаг, как битва с татарскими полчищами. Получив еще в детстве титул великого князя только потому, что был наследственным князем московским, Дмитрий привык во всем слушать своих бояр и духовенство, среди которых, несомненно, главным советником князя выступал его учитель и великий святитель митрополит Алексий. Этой склонностью слушать советы окружающих, этой несамостоятельностью, о которой говорится даже в его «Житиях», можно объяснить, по словам Костомарова, «те противоречия в его жизни, которые бросаются в глаза, то смешение отваги с нерешительностью, храбрости с трусостью, ума с бестактностью, прямодушия с коварством». Судьба была благосклонна к Дмитрию, но князь, к сожалению, далеко не всегда разумно пользовался ее дарами.

Прежде чем описывать Куликовскую битву, которую справедливо называют Мамаевым побоищем, т. к. в ней погибло несметное число воинов, и русских, и татар, кратко упомянем о двух предшествовавших ей сражениях с участием Дмитрия Донского, тем более что одно из них, тоже с татарами, послужило непосредственной причиной Куликовской битвы и прологом к ней. Первая была завершающей в многолетней борьбе Москвы и Твери за великокняжеский престол и произошла в 1375 г. Началось все со смерти московского тысяцкого Василия Вельяминова, после чего Дмитрий решил не выбирать нового, а его должность упразднить. Это был откровенно авторитарный шаг, направленный на расширение самодержавной власти князя. Дело в том, что в выборах тысяцкого князю не полагалось участвовать, тысяцкий не подчинялся князю и был предводителем земского войска, институт тысяцких и их команды являлся отголоском древнего вечевого строя славян. Бояре поддержали князя, поскольку хотели быть единственными его советниками, не подвластными народной воле. У умершего тысяцкого был сын Иван – претендент на освободившуюся должность, – недовольный решением князя; он вместе с младшим братом убежал в Тверь, где они, по словам летописца, «милой ложью» уговорили тверского князя Михаила Александровича бороться за великокняжеский престол, обещая помочь получить поддержку этому плану со стороны Литвы и Орды. Вскоре младший Вельяминов привез тверскому князю из Орды ярлык на великое княжение, а Иван – обещание Ольгерда прийти с литовским войском. Тогда Михаил, уверенный, что помощь с Востока и Запада будет, объявил войну Дмитрию Ивановичу. Однако обещанные войска не приходили, а Дмитрий тем временем двинулся к Твери. Испуганный Михаил послал навстречу великому князю посольство – епископа Евфимия и высших своих бояр, которым удалось выпросить мир на следующих условиях: «По благословению владыки нашего, митрополита всея Руси Алексия, ты, князь Тверской, дай клятву за себя и за наследников своих признавать меня старейшим братом, никогда не искать великого княжения Владимирского, нашей отчизны, и не принимать его от ханов, также и Новгорода Великого, а мы обещаем не отнимать у тебя наследственной тверской области… С татарами поступай согласно с нами: решимся ли воевать, и ты враг их, решимся ли платить дань, и ты плати. Когда я и брат мой, князь Владимир Андреевич, сядем на коней, будь нам товарищ в поле, когда пошлем воевод, пусть соединятся с ними и твои».