История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции
Шрифт:
На диспуте «О современной литературе» в 1913 году, вспоминал Алексей Кручёных, ему особенно запомнилось, как Маяковский читал стихи Хлебникова: «Бронебойно грохотали мятежные»:
Веселош, грехош, святошХлябиматствует лютеж.И тот, что стройно с стягом шел,Вдруг стал нестройный бегущел.Кажется, никогда, ни до, ни после, публика не слыхала от Маяковского таких громовых раскатов баса и таких необычных слов!» (Наш выход. К истории русского футуризма. М., 1996).
Хлебников не принимал участия в диспуте. Чаще всего его можно было застать в библиотеке, где он рылся в словах и высчитывал теоретические возможности неологизмов, своей, футуристической, зауми.
В воспоминаниях Маяковского и Михаила Матюшина проясняется облик Хлебникова. «Его тихая гениальность, – вспоминал Маяковский, – тогда была для меня совершенно затемнена бурлящим Давидом». А Матюшин дал Хлебникова таким, каким он запомнился: «Хлебников был всегда молчалив и страшно рассеян. Отсюда его неловкость, беспомощность и неуверенность… Помню, обедая у меня, он задумался и поднес ко рту коробку со спичками вместо хлеба и тут же начал высказывать замечательные мысли о новом слове. В эти минуты высшей рассеянности он был глубоко собран внутренне. Его огромный лоб всегда производил впечатление горы… Работая целыми днями над изысканием чисел в Публичной библиотеке, Хлебников забывал есть и пить и возвращался измученный, серый от усталости и голода, в глубокой сосредоточенности. Его с трудом можно было оторвать от вычислений и засадить за стол». Но как только возникали споры о роли искусства в жизни общества, он тут же становился точным и определенным: «Свобода искусства слова всегда ограничена истинами, каждая из которых – частность жизни. Эти пределы в том, что природа, из которой искусство слова зиждет чертоги, есть душа народа. И не отвлеченного, а вот этого именно».
В сборнике «Пощёчина общественному вкусу» есть такие интересные произведения, как поэма «И и Э», стихи «Бобэоби», «Гонимый – кем, почем я знаю?..», «Кузнечик».
Крылышкуят золотописьмомТончайших жил,Кузнечик в кузов пуза уложилПрибрежных много трав и вер.Пинь, пинь, пинь! Тарарахнул зинзивер.О лебедиво.О, озари! («Кузнечик»).В книге «Учитель и ученик» (1912) Велемир Хлебников изложил свою «фантастико-поэтическую» (В. Маяковский) программу.
В апреле 1916 года Хлебников был призван в армию. Своё положение в запасном полку Хлебников описал в письме доктору Н.И. Кульбину, который как меценат давно интересовался судьбой поэта: «Но что дальше? Опять ад перевоплощения поэта в лишенное разума животное, с которым говорят языком конюхов, а в виде ласки так затягивают пояс на животе, упираясь в него коленом, что спирает дыхание, где ударом в подбородок заставляли меня и моих товарищей держать голову выше и смотреть веселее, где я становлюсь точкой встречи лучей ненависти, потому что я не толпа и не стадо, где на все доводы один ответ, что я еще жив, а на войне истреблены целые поколения… Таким образом, побежденный войной, я должен буду сломать свой ритм (участь Шевченко и др.) и замолчать как поэт».
События 1917 года Хлебников встретил с радостью. Наконец-то он мог прокричать гимн свободе: «Это было сумасшедшее лето, когда после долгой неволи в запасном полку… Я испытывал настоящий голод пространства, и на поездах, увешанных людьми, изменившими Войне, прославлявшими Мир, Весну и ее дары, я проехал два раза, туда и обратно, Харьков – Киев – Петроград. Зачем? Я сам не знаю».
Свобода приходит нагая,Бросая на сердце цветы.И мы, с нею в ногу шагая,Беседуем с небом на ты.С приходом Октябрьской революции Хлебников не только путешествует по стране, но и работает как журналист в различных газетах, в Пятигорском и Бакинском отделениях РОСТА, в Политпросвете Волжско-Каспийского флота, пишет поэмы, стихи и воспоминания о пережитом. О событиях октября 1917 года он написал воспоминания «Октябрь на Неве» и поэму «Ночной обыск»; о событиях в Москве – в поэме «Сестры-молнии»; о Гражданской войне на Волге в 1918 году – в поэме «Ночь перед Советами» и воспоминаниях «Никто не будет отрицать этого…»; о событиях 1919—1920-х годов – в поэмах «Каменная баба», «Полужелезная изба», «Ночь в окопе» и в рассказе «Малиновая шашка». Куда ни заносила его судьба, Хлебников оставлял поэтические следы своего пребывания, поэмы или стихи о Кавказе или о Персии.
Но стихотворения становятся всё прозрачнее и яснее, их трудно отделить от реалистической поэзии, меньше поисков новых слов, почти совсем нет «зауми»:
Ах вы, сони! Что по-барскиВы храпите целый день?Иль мила вам жизни царскойУмирающая тень?Иль мила вам плетки древнейНалетающая боль?И в гостях цинги деревниОпухающая голь?В людях, вещах, явлениях Велемир Хлебников искал не просто предметы, а природу этих людей, вещей и явлений, их закономерности и связи. Он был конкретен и непосредствен в показе времени и обобщённо символичен. Его реализм, вбиравший в себя как историю, так и сегодняшнюю сиюминутность, исследователи относили к мифологическому реализму, сюда полновластно входили и фантастика, и символика.
В одном из последних произведений Велемира Хлебникова поэме «Ладомир» созданный им человек, по мнению исследователей, словно бы возвращается к самому себе, к своей изначальной природе, хотя вся его поэзия свидетельствует о будущем, о движении вперёд:
Опять волы мычат в пещереИ козье вымя пьет младенец,И идут люди, идут звериНа богороды современниц.Я вижу конские свободыИ равноправие коров:Былиной снов сольются годы,С глаз человека спал засов.В декабре 1921 года, вернувшись в Москву, он уже понимал, что проживёт недолго. Весной 1922 года он вместе с художником Петром Митуричем уехал в деревню Санталово Новгородской губернии.
Он, обладая пророческим даром, знал о своей смерти: «Люди моей задачи часто умирают тридцати семи лет». 28 июня Виктор Владимирович Хлебников скончался.
Критики, учёные, писатели много раз говорили о достоинствах поэзии Велемира Хлебникова, о глубине его поэтических экспериментов. Всё яснее становился его вклад в отечественную поэзию, решительный подход к темам современности, обращение не только к узкой группе поэтов, но и к широкому читателю. В 1928 году В. Маяковский иронически упрекал своих коллег, что если раньше В. Хлебников обращался только к семерым товарищам-футуристам и его идеи заряжали поэтов, то сейчас академия хочет угробить его изданием классического стиха. Во вступительной статье к пятитомному собранию сочинений В.В. Хлебникова Юрий Тынянов отметил, что поэт создал ряд эпических поэм о современности и революции. А известный литературовед А.И. Метченко, вспоминая высказывания В.В. Маяковского о бескорыстии художника, писал: «Он восхищался им в Хлебникове, у которого «бессребренничество принимало характер настоящего подвижничества, мученичества за поэтическую идею».
Такой тип художника, несомненно, резко отличается от карьеристов и дельцов в искусстве… Называя Хлебникова одним из честнейших рыцарей поэтической идеи, Метченко говорил о нём как о беспомощном одиночке, далёком от людей и жизни. В конце двадцатых годов он приходил к выводу, что почти маниакальная деятельность Хлебникова представляет заблуждение с точки зрения борьбы за народное искусство (Метченко А.И. Творчество Маяковского 1925–1930 гг. М., 1961. С. 630).
Итогом характеристики В. Хлебникова могут служить оценки «Лексикона» и О. Мандельштама: «Написанная Х. незадолго до смерти «сверхповесть» «Зангези» является поэтическим сплавом поисков в сфере языка, мифологии, истории и математики, который он вел на протяжении всей своей жизни. В драматических сценах-диалогах Х. говорит устами Зангези, мудреца, пророка и поэта, о волнующих его культурно-исторических законах, например об уничтожении движущих сил и о всемогущем «звездном языке», основанном на алгебраических формулах, о возврате науки, поэзии и языка к мифологическому противостоянию. Хлебников написал даже не стихи, не поэмы, а огромный всероссийский требник-образник, из которого столетия и столетия будут черпать все, кому не лень… Он наметил пути развития языка, переходные, промежуточные, и этот исторически небывший путь российской речевой судьбы, осуществленный только в Хлебникове, закрепился в его зауми, которая есть не что иное, как переходные формы, не успевшие затянуться смысловой корой правильно и праведно развивающегося языка (Мандельштам О. Лексикон русской литературы XX века. С. 445–446). К этому добавим ещё несколько слов О. Мандельштама: «Когда прозвучала живая и образная речь «Слова о полку Игореве» – насквозь светская, мирская и русская в каждом повороте, – началась русская литература. А пока Велимир Хлебников, современный русский писатель, погружает нас в самую гущу русского корнесловия, в этимологическую ночь, любезную уму и сердцу умного читателя, жива та же самая русская литература, литература «Слова о полку Игореве». Русский язык так же точно, как и русская народность, сложился из бесконечных примесей, скрещиваний, прививок и чужеродных влияний… Хлебников во зится со словами, как крот, – между тем он прорыл в земле ходы для будущего на целое столетие… (О природе слова // Осип Мандельштам. Проза поэта. М., 2008. С. 194, 197).