Иван Берладник. Изгой
Шрифт:
– Сказано уже - княжье дело!
– Ну, раз княжье, так плывите!
– и ратник хлестнул коня, выезжая из реки.
Ладья пошла дальше. Вскоре показался Чернигов в окружении посадов и пригородов. Город старый и богатый. Но первым в глаза бросился не сам Чернигов, а дружина в несколько десятков всадников, что выскочила невесть откуда и поскакала вдоль берега. Солнце поблескивало на шеломах и бронях, виднелись округлые щиты, трепыхались бунчуки на копьях.
– Поворачивай к берегу!
– раздался крик.
– Ну нет, - скривился боярин Андрей.
– Когда захотим, тогда и пристанем!
Но всадники не отставали. Они преследовали ладью и было в
В то же время все понимали, что бесконечно плыть невозможно. В верховьях уже прошли дожди, Десна полнилась водой и выгребать против течения было трудно. Да и темнело. Гребцы, рассчитывающие вечер провести в Чернигове, с тоской смотрели, как мимо проплывает город.
Верховые отстали - то ли устали гнать ладью, то ли хотели убедиться, что гости не думают причаливать. Это было странно - видать, что-то случилось в самом Чернигове, раз тут так принимают гостей.
Ночевать решили на пологом берегу в нескольких вёрстах от города. Был уже вечер, когда ладья остановилась на мелководье. Бросили в воду обвязанный верёвкой камень, попрыгали с борта в воду, для боярина протянули весло, чтобы прошёл, не замочив ног. На самой ладье оставили стражу. Скоро на берегу запылал костёр. В котле булькал и сладко пах рыбий суп. Можно было пострелять птицу, да времени не было.
Боярин Андрей сидел у огня. Для него уже поставили палатку, но он медлил. Дневная встреча не шла из головы. Предчувствуя неладное, Андрей Высокий решил не спать всю ночь. Сперва он, и правда, сидел, потом устроился поудобнее на подстилке из веток, потом прилёг, опершись на локоть, потом голова его совсем ненадолго склонилась на руку…
Неясные тени возникли ниоткуда. Захрипел часовой и завалился назад, когда метко брошенный нож вошёл ему в грудь. Второй хотел было крикнуть, но на спину пала тяжесть, жёсткая рука легла на рот, и холодное железо полоснуло по горлу. Крик потонул в крови. А мимо скользили неслышные тени.
Тревогу поднял часовой на ладье, когда над бортом стремительно-бесшумно возникла мокрая голова. Он закричал, ткнул в человека копьём, сбил в тёмную воду, но уже лез второй, а за ним и третий - все одинаковые, похожие в темноте на утопленников. Часовому с перепугу показалось, что это утопленники и есть, а с ними тот, первый. Он дико заорал, кинулся было в бой, но был один против многих, и его крик потонул в топоте ног, людских воплях и шуме битвы.
Ночной бой был страшен. Боярские отроки держали оружие при себе, ибо помнили, какую важную птицу везут в Суздаль, но нападавшие кидались, как звери. Их было много - казалось, их рождает сама ночь. Полуголые, выскакивали из реки и кустов, отчаянно напарывались на копья, попадали под мечи, но на место одного срубленного вставали двое других, и часто отрок, сваливший врага, не успевал вынуть меча из тела, как на него бросались и давили числом. Сам боярин Андрей, чья долговязая фигура возвышалась у костра, сперва рубился наравне со своими, но стоило ему отвернуться от спасительного пламени и рискнуть пробиться к ладье, как из тьмы возникла тень. Боярин отмахнулся мечом. Тот нашёл податливое тело, но раненый не упал, не завалился набок, а молча продолжал напирать. И Андрей Высокий дрогнул. Рука, державшая меч, разжалась, он отступил перед этим едва не пронзённым насквозь человеком и увидел, как раненый вынул меч из раны и сам замахнулся на боярина:
– За князя Ивана…
Бой разбудил Ивана. Когда над головой застучали шаги, послышались крики, а после упало что-то тяжёлое и капля крови просочилась на лицо сквозь доски, он понял, что произошло. Жажда жизни проснулась с новой силой, и он, дождавшись, пока шум и крики немного стихнут, сам закричал отчаянно, срывая голос, и принялся колотить кулаками в доски над головой.
Его услышали. Раздались ответные крики, топором вскрыли настил, осветили факелом, и несколько человек, мешая друг другу, попрыгали вниз. Ивана под руки выволокли на воздух. Грязная вода текла с него ручьями, но державшие люди не отстранялись. Они держали его крепко, а потом кто-то примерился и, утвердив цепи на днище перевёрнутого в суматохе котла, рубанул мечом. Удар был такой, что зазвенело в ушах. Иван зажмурился, открывая глаза лишь от голоса:
– Так-то лучше. Приедем до дома - кузнец остатнее сымет.
На плечи набросили тёплый плащ, на голову нахлобучили шапку, поднесли и сапоги. Иван мигом смекнул, откуда вещи - рядом валялся труп боярина Андрея, раздетый до исподнего. Остальных его ратников заканчивали обдирать, забирая всё, что могло пригодиться. Потом тела деловито, за руки-ноги, потащили к воде и побросали в Десну.
Кутаясь в плащ, Иван стоял перед высоким, широким в кости витязем с полуседой бородой. Это он только что рубил на нём цепь.
– Кто вы? Что за люди?
– Имя мне Константин Димитриевич, боярин князя Изяслава Давидича Черниговского, - ответил тот.
– Послал нас князь Изяслав, дабы тебя, Иван Берладник, от смерти спасти и у врага отбить.
– Значит, я свободен?
– Иван неверяще оглянулся по сторонам.
– Свободен, княже, - ответил кто-то знакомым голосом. Берладник глянул - среди ратников боярина Константина встретилось два-три знакомых лица. Богатырь Мошка, бывший холоп Михаила, Бессон… Но Ивану хотелось более всего увидеть ещё одного человека.
И увидел. И радость освобождения померкла. Ибо Мирон, раненный в грудь, испускал последний вздох. Кровь заливала его исподнюю рубаху - как многие, он шёл в бой, сняв доспех, - но рука ещё сжимала окровавленный меч.
Мутные глаза нашли Ивана, склонившегося над старым другом. Он ещё сумел шевельнуть губами, ещё донёсся еле слышный шёпот: «Моим… Жене и сынам… поклон в Звенигород…» - но на большее сил уже не хватило.
Сжимая холодеющую руку старого друга, Иван стоял на коленях над его телом. А вокруг молча сгрудились вперемешку берладники и черниговцы.
В незапамятные времена встал на берегу Десны город Чернигов. За древность спорил ещё с самим Киевом, и не случайно многие черниговские князья вынашивали честолюбивые планы стать когда-нибудь князьями киевскими. Иным это удавалось, иные погибали.
Над рекой поднимались, окружённые посадами, крепостные стены, за которыми теснились белокаменные хоромы бояр, воевод, тиунов, тысяцких, осменников, родовитых купцов и прочего богатого люда. Среди них золотом посверкивали купола соборов. Одни выстроил ещё Владимир Мономах, другие заложены были при сыне его давнего недруга, Всеволоде Ольжиче, третьи только стояли в лесах - властвовавшие сейчас в Чернигове князья Давидичи тоже хотели оставить свой след на земле. Первые каменные строения появились в Чернигове ещё двести годов назад, к ним успели привыкнуть, и лишь простой люд по старинке строился из дерева, да некоторые из бояр возводили верхние горницы из ровных брёвен дуба да сосны.