Иван Калита
Шрифт:
– Спасибо, преблагой владыка, за помощь твою, за слово тёплое. И ещё хочу об одном совет с тобой держать, преблагой владыка.
– Слушаю, сын мой, о чём ещё говорить станешь.
– Мыслю я, преблагой владыка, Орда Ордой, а ещё надобно Москве с Литвой ряду иметь. А того можно достичь через венчание сына мово, Сёмушки, с литовской княжной. Сёмушке-то уже на семнадцатое лето перевалило…
Митрополии поднялся, встал и Калита.
– Сердце Моё, сын, восстаёт противу сочетания княжича Семена с язычницей, но разумом познаю, нужно сие для Руси. Даю тебе, великий князь, на то своё благословение.
За толстыми сосновыми стенами клети звенит капель, щебечут воробьи. Данилка вдыхает сырой весенний воздух и с тоской разглядывает в щель край неба и белёсые облака. Облака плывут своей дорогой, им нет дела до Данилки.
– Кой же день я тут?
– сам у себя спрашивает Данилка и, наклонившись, пересчитывает сложенные кучкой камешки. Каждый камешек день.
– Один… два… три… восемь… ашнадцать… два десятка, три десятка и один день.
– Он вздохнул.
– Лука, поди, за пропащего считает. То-то Василиска убивается! Как отсель выбраться?
В который раз оглядел клеть. Стены крепкие. Меж брёвен мох темнеет. Подошёл к дубовой двери, налёг. Ни с места. Снова отошёл Данилка к щели, задумался.
Вот и утро! Скоро придут за ним, уведут в княжескую кузницу… И так каждый раз, днём молотом машет, а на ночь в клети закрывают… А из кузницы не убежишь. Два кузнеца, один другого лютее, глаз с него не спускают…
Загремел засов, заглянул заспанный караульный, буркнул:
– Пойдём, цто ль?
Минуя разлившуюся лужу, они выбрались на узкую улицу. Талый снег зачавкал под ногами. Данилка сказал:
– Отпустил бы ты меня, слышь, дядя?
Караульный замахал рукой.
– Цто ты, цто ты! Князь велел глядеть за тобой.
– Да ты не бойсь, дядя, Александр забыл обо мне!
– Пусти тя, а после сам в ответе перед князем буду. Не пущу, иди, куда велят!
Данилка запахнул полушубок, пригладил растрепавшиеся волосы. На боярский двор въехала подвода с битой птицей. Караульный поглядел ей вслед, сказал прибауткой:
– Широки у боярина ворота, смердова забота.
В открытые ворота Данилка успел заметить, как из хлева выгоняют на водопой коров. На забор взлетел петух, забил крыльями, закукарекал. В тон ему затрезвонил вечевой колокол. Караульный остановился, промолвил:
– Вот те раз, цево спозаранку? Может, рыцари прут?
Хлопая калитками, из дворов выскакивали псковичи, бежали на площадь.
– Пойдём узнаем?
– предложил Данилка.
Караульный нерешительно потоптался, потом махнул рукой:
– А, пойдём!
У рубленой церкви люд столпился. Окружили вечевой помост, задирают мужики головы туда, наверх, где стоит архиепископ с посадником и другим, приехавшим из Москвы, архиепископом. Данилка втесался в толпу, увидел впереди тверского князя. Александр медленно поднимался на помост. Посадник повернулся к нему, проговорил:
– Князь Александр Михайлович, не клади гнев на нас, не вольны мы нынче.
Александр остановился, нахмурился. Толпа затихла, а посадник продолжал:
– Приняли мы тя как гостя, а нынче, не обессудь, указуем те путь из Пскова.
Данилкин караульный выкрикнул:
– Це так?
Толпа загудела.
– Не согласны мы с тобой, посадник!
– То как вече решит!
– Не в нашем обычае гостя обижать!
– Отчего за вече говоришь?
– Куда гоним князя, в Орду, на поругание?
– Люди псковские!
– перекричал всех посадник, - Не мы тому виною! Велит так митрополит Феогност. Прибыл от него к нам архиепископ Моисей и привёз такие слова: дабы мы князя московского великим признали и князю Александру путь из Пскова указали.
Боярин Колыванов у помоста пристукнул посохом, заорал:
– Не признавать Ивашку великим князем! Пусть знает свою отчину, а не мыслит взять под себя всю Русскую землю!
Московский архиепископ шагнул вперёд, гневно прикрикнул на Колыванова:
– Ты на великого князя возъярився, на Бога восстал еси!
– Люди псковские, - снова заговорил посадник, - коли не выполним мы той митрополитовой воли, прокляты будем и от церкви отлучены!
Посадник умолк, на площади воцарилась тишина. Князь Александр снял отороченную соболем шапку, поклонился народу.
– Братья мои и друзья мои! Не будь на вас проклятья ради меня; еду вон из вашего города и снимаю с вас крестное целование, только целуйте крест, что не выдадите княгини моей.
Посадник ответил:
– Не выдадим, князь!
Толпа дружно поддержала:
– Не выдадим!
Александр надел шапку, спустился с помоста. Толпа притихла, раздалась, дав ему дорогу. Кто-то, Данилка не рассмотрел, сказал, словно оправдываясь:
– Против митрополита вечу не идти…
Едва Александр удалился с площади, как толпа снова зашумела.
– К великому князю Ивану Даниловичу послов слать!
– Те, посадник, ехать!
– Кажи, князь Александр изо Пскова поехал прочь, а те, господину, князю великому, весь Псков кланяется от мала и до велика…
– Ин быть, как люд решил!
Сказав это, посадник поклонился народу и сошёл с помоста. Следом за ним двинулись архиепископы. Вскоре на вечевой площади остались лишь Данилка и его караульный. Пскович толкнул Данилку локтем под бок, сказал весело:
– Це стоишь? И на кой леший ты мне теперь надобен! Князя-то нет, и ответ мне нынче за тя нести не перед кем. Иди-ка ты туда, откель пришёл.
Данилка рассмеялся.
– Давно бы так, дядя!
Оборвав смех, сказал уже грустно: