Избранное
Шрифт:
Олег встал, отряхнулся, прыгнул на плот и весело сказал, покачиваясь на зыбких бревнышках:
— Вот возьму и уплыву, раз ты так.
— Плыви, — сказала Наташа, — так водой унесет, что домой не вернешься. А мы с Енькой будем тут хохотать над тобой.
Инка вскочила, прыгнула на плот и оттолкнула его от берега ногой, распугав мальков.
— Вот тебе, — сказала Инка Наташе и закачалась вместе с Олегом на плоту.
Теченье Ключа подхватило плот, закружило его и понесло в Иртыш.
— Дура! — крикнул Енька и побежал вдоль берега.
За ним
Инка захохотала, посмотрела на Олега, улыбнулась ему и сказала:
— Вот это здорово. Поплыли. Ага?
— Здорово-то здорово, — сказал Олег, — а что же нам теперь делать?
— Ничего, — сказала Инка, села на плот и свесила в воду ноги.
Плот вынесло в Иртыш и потащило на коренное течение, которое мутно пузырило, словно кто-то огромный поднимался со дна. Олег стоял, широко упираясь в плот ногами, и видел, как быстро уходит берег. Олег смотрел на облака, их медленно кружило над головой. От этого все уходило и раскачивалось перед глазами. И трудно было устоять на ногах. Олег сел. Какая-то большая медленная рыба показала над водой зеленую спину, выгнула ее и ушла под плот.
— Унесет нас, — невесело сказал Олег.
— Пусть несет, — сказала Инка.
— А домой как же?
— Где-нибудь прибьет к берегу.
— А если не прибьет?
— Прибьет. Расскажи что-нибудь. — Инка подняла ноги из воды, легла на спину, заложив руки за голову и глядя в небо.
— Чего тебе рассказать?
— Чего-нибудь. А если хочешь, я тебе что-нибудь расскажу.
— Рассказывай.
Инка молчала, лежала, закрыв глаза, и Олегу показалось, что она уснула. Веки у нее были большие, с ровными ресницами, чуть изогнутыми и чуть синеватыми.
— Ты чего долго не приходила? — спросил Олег.
— Дела были, — ответила Инка, не открывая глаз. — Раз пришла, чего спрашиваешь? Видишь, тут я.
— А я думал, не придешь.
— Я всегда приду, — сказала Инка и открыла глаза. — Захочу и приду.
— А если не захочешь?
— Не захочу, не приду.
Плот несло самой серединой реки. Берега были далеко. Покрытые лесами, они едва виднелись, и казалось, что до них никогда не доплыть.
— Кто-то идет куда-то, — сказала Инка, глядя в небо.
— Где? — спросил Олег.
— Нигде. Там где-нибудь, на берегу. Знаешь, куда он идет?
— Куда?
— У него есть невеста. Она живет в лесу. Ему цыганка нагадала, что она там живет в тереме. А ему волк навстречу и спрашивает: «Куда ты идешь?» — Инка задумалась, чуть прикрыв спокойные глаза, и облизнула губы маленьким тонким языком. — А он говорит: «К невесте». — «Тогда иди», — говорит волк.
— А если бы не сказал, что к невесте? — спросил Олег.
— Тогда бы волк не пустил. Пошел он дальше. — Инка приподнялась на локте. — Озеро впереди. Снял он с пальца кольцо и бросил в озеро. Поднялся над озером белый каменный мост и спрашивает: «Ты куда идешь?» — «К невесте». — «Тогда иди», — говорит мост. Идет он дальше. Лес глухой стоит. А в лесу терем. И сидит в окошке, в тереме, девица: коса черная, брови черные, глаза синие. «Стой, поворожу!» — говорит она. «Чего мне ворожить, — говорит он. — Я к тебе пришел». — «А ты зачем ко мне пришел, я не твоя невеста». — «Нет, моя». — «Нет, не твоя и никогда твоей не буду». — «А если я повешусь?» — «Вешайся». Взял он тут, в лесу, и повесился. А она тогда заплакала и тоже повесилась.
— Чего же она повесилась? — сказал Олег.
— Она же его любила.
— А зачем отказывалась?
— Гордая она была.
— Глупая, наверное.
— Нет, гордая. Знаешь, люди какие гордые бывают?
— Бывают. У меня отец гордый.
— Расскажи, — попросила Инка.
— Стоит черный-черный лес, — начал тихим голосом Олег, — в лесу черный-черный дом, в дому черный-черный стол, на столе черный-черный гроб, в гробу черный-черный… У! — крикнул он вдруг прямо в лицо Инке.
Инка вздрогнула.
— Дурной, — сказала она. — Ты дурной, а глаз у тебя хороший. Расскажи про отца.
— Зачем? — сказал Олег невесело.
— Интересно.
Олег задумался. Он лег животом на плот и стал глядеть в даль реки.
— Расскажи, — попросила Инка.
— Отец жил далеко-далеко отсюда, в Киеве. Однажды пришли за ним.
— Кирилла тоже арестовывали, — сказала Инка.
— За что?
— Один раз — сапоги украл. Другой раз — кольца продавал медные, а говорил, что золотые да с заговором.
— Ну и что?
— Ничего. Арестуют да выпустят. Рассказывай, за что его посадили.
— Командиром он был. А среди командиров тогда врагов много было.
— Ну и что?
— Вот и все.
— А где же он сейчас?
— Не знаю.
— Чего же он?
— Не верят ему, видно. Только он не враг. Он еще с белыми воевал. А когда Кирова убили, он знаешь как плакал…
— Такой большой и плакал?
— Конечно. Все тогда плакали. Сам Сталин плакал. Я и то, кажется, расплакался.
Инка задумалась. Она закрыла глаза и долго лежала молча.
— А ты не врешь? — вдруг спросила она.
— Чего?
— Что отец у тебя был.
— Конечно, был. Он и сейчас есть. Только писем не пишет.
— А у меня не было отца, — сказала Инка. — Я одна родилась. Сама.
— Как же это?
— Взяла и родилась. Мать меня захотела родить.
— Здорово, — сказал Олег. — Какая у тебя мать… Все сначала отца найдут, а потом родят.
— А моя мать сама. Потому и родилась я такая выдра.
— Откуда ты знаешь, что выдра?
— Мать говорит. Да и Кирилл тоже. А интересно, если бы отец был, хорошо это или плохо. Как ты думаешь?
— У меня отец хороший был. Хорошо.
— А я думаю, плохо, только бы и давал подзатыльники. А может, и нет. Денег у него было бы много, как у Кирилла. Я бы тогда в такой шали расхаживала — с каймой с алой!
Инка замолчала, открыла глаза, положила ногу на ногу и стала смотреть в небо. Плот несло к дальнему берегу и все поворачивало, кружило. С берега пахло тайгой, сухо и смолисто. Гулкой лесной дорогой кто-то проскакал на коне и все выкрикивал какие-то слова.