Избранные рассказы
Шрифт:
– И не скучно тебе будет? Хочешь, я тебя с собой заберу? Настоящая жизнь, она ведь не тут, а там, - при этих словах Андрей махнул рукой, словно показывая, где она, настоящая жизнь. –Неужели тебе самой хочется быть выданной неведомо за кого?
– Так ведь испокон веков люди так живут. Отец вон, с матерью, сколько лет прожили вместе.
– А любят ли они друг друга?
– Ишь чего спросил, прыткий какой. Откель же время о любви думать? Земля, Андрюша, она времени столько берет, что и думать некогда. Это у вас, городских, можно опосля работы по бульварам шлындать. А у нас работы каждый
– Темнота ты, Наташа. Учиться тебе надо. Ничего, вот придет наша власть, пойдешь учиться, многое узнаешь о жизни и поймешь, где она, настоящая.
– Больно красиво ты сказки сказываешь. А на земле кто работать будет? Хлеб кто вырастит? За скотиной опять же ходить кто будет?
– И не сказки все это. А что до работы на земле, то это верно ты говоришь. И на ней работать надо. Только вот надо, чтобы человек свободен был, и тогда и труд спориться будет, и на любовь время останется. Вот за это мы боремся, на проволоку колючую кидаемся, крови своей не жалеем.
– Люди бают, что вы землю хотите от станичников забрать, да меж собою поделить. А нас – кого куда.
– Слушай ты их больше, - рассердился Андрей. –Болтают невесть что, а ты и уши равесила, веришь всему.
– А рази не так? А кто ж тогда в восемнадцатом нас расказачить хотел? Ежели б казаки не поднялись, то все бы себе захапали, а нас по миру пустили бы.
– Так это когда было. Теперь все иначе будет. А если хочешь всю правду знать, то указ тот, о расказачивании, Ленин еще в том же году отменил. И трех месяцев не прошло.
– Врёшь!
– Был бы верующим – перекрестился бы, что не вру.
Наташа с удивлением смотрела в его глаза и не умом ещё, но сердцем своим понимала какую-то неведомую ей правоту слов. И уже по другому смотрела она на Андрея, а тот, не замечая в ней никаких перемен, продолжал что-то ей говорить. Но наконец и он заметил, что она не вслушивается в его слова, и засмеялся. Засмеялся заразительно и звонко. И от этого смеха что-то сжалось в груди у Наталии. Она почувствовала незнакомый жар, идущий по телу, и боясь выдать его каким-нибудь неловким словом или движением, попыталась встать. Но Андрей неожиданно взял ее за руку и притянул к себе. Не в силах сопротивляться, она покорно опустилась рядом с ним.
– Наташа, - прошептал Андрей. –Поехали со мной, а?
– Что это ты так вдруг?
– Не поверишь - второй день всего тебя вижу, а дорога ты стала мне. Как заходишь, так мне сразу хорошо стает.
– И мне хорошо с тобой. Не нашенский ты, не казак, а люб стал. Может, ты колдун какой, а? Ворожей, что ли? Или посередь городских красивее меня нету?
– Да какой там ворожей. Человек и человек. Пошли со мной? Что тебе жизнь в этой станице?
– Легко тебе говорить, пошли. А как же отец с матерью? Хозяйство опять же как? Вот просто взять и бросить? Да и страшно мне, спаси Господи, ехать куда-то. Нет, Андрюша, ты уходи лучше, как поправишься. А потом приезжай, когда война кончится, сватайся. Ежели прав ты насчет своей власти, то отец тады никуда не денется, отдаст меня за тебя.
– Ну что ты говоришь, Наташа! Ты эти предрассудки брось, и старорежимные замашки, вроде сватовства, тоже забудь. Нынче человек свободен стал, сам решает с кем ему
Наташа посмотрела в его глаза и страшно ей стало, настолько ярким и сильным был огонь в его глазах, и заколебалась. Но тут же перед ней встали суровые глаза отца, и стало еще страшнее.
– Нет! – крикнула она и вырвалась из рук Андрея. –Нет! Не могу я!
– Понятно, - враз осевшим голосом сказал Андрей и отвернулся к стене.
– Летом приезжай, - сказала дрожащим от невидимых слез Наташа. –Сватайся, и тогда любить будем друг друга по закону, чтобы уж навсегда.
– Иди уж, - сказал Андрей, -Тебе вставать завтра рано, да и мне выспаться надо. И рана чего-то заболела.
Наталия вдруг сердцем почуяла боль утраты. Она не знала такой боли никогда, но почему-то знала, что это навсегда, и ничего с этим нельзя поделать. Этот молодой парень, которого она знала всего два дня, вдруг властно и дерзко овладел ее волей, сознанием и сердцем. И теперь она разрывалась между семьей и Андреем, между внезапно вспыхнувшим чувством и семейным долгом. Она понимала, что многолетняя привычка быть в зависимости от суровой воли отца, побеждает. Не в силах совладать с собой, она громко всхлипнула и побежала домой, где, упав на кровать, дала волю слезам.
Утром, она как обычно сделала все необходимые работы и собрала в узелок небольшой, но сытный завтрак для Андрея. Туда же она положила широкую бабушкину шаль, чтобы ему было чем повязать голову, или же обмотать себя, чтобы не мерзнуть в шинельке. Андрей уже ждал ее, но сегодня он выглядел совсем другим, словно какие-то тяжкие думы терзали его.
– Что с тобой? – участливо спросила Наталия. –Рана болит?
– Душа у меня болит. Уйду я скоро. Меня товарищи мои ждут, они там кровь свою проливают, а я тут отсиживаюсь, словно трус.
– Да как же так? Какой же ты трус, ежели грудь твоя навылет пробитая? С энтакими ранами ходить ой как тяжко! Я как подумаю об этом, так меня всю словно ледышками протягивает. Никак тебе уходить нельзя, покедова рана не затянется.
– Надо, Наташа, если ноги ходить стали, то идти надо.
– Останься, Андрюшка, я тебя знаешь как любить буду! Отца уговорю, в ноги брошусь, что хочешь сделаю, чтоб только с тобою быть!
– Послушай меня, Наташа, и попробуй понять. Ежели я сейчас с тобою останусь, то не прощу сам себя. Всю жизнь меня грызть совесть будет. Покудова не закончим войну эту проклятую, мне возле женской юбки не отсидеться. А вот закончится война, я обязательно найду тебя. Ради тебя жив останусь, и приеду. Веришь ли мне?
– Верю, милый мой, верю. Я тебя ждать буду. Только не уходи так скоро, а? Только узнала тебя, а ты уже уходишь. Мне без тебя тоскливо будеть.
Андрей посмотрел на нее и вздохнул.
– Не плачь, не долго война будет. Мы хребет врагу уже сломали. Осталось чуток и амба! А я тебя найду, обязательно найду. Обещаю! Очень ты мне по сердцу и по душе стала.
После этого он скрипнул зубами, и откинулся на спину, словно бы всю силу истратил на слова. Наталии захотелось кинуться к нему, схватить его в объятия и не отпускать. Но почему-то ей стало стыдно за эти мысли, и как вчера, она молча ушла домой.