Изгнанница
Шрифт:
Я держала Лил за руку, она шла за мной, опустив глаза в землю. Когда лестница оказалась уже около моих ног, я поднялась на первую ступеньку, потом на вторую и потащила Лил за собой. Она машинально шагнула — и вот она уже в начале лестницы!
— Я стою в воздухе! — изумилась Лил.
— Не в воздухе! Ну, видишь, я была права. Ты можешь выбраться отсюда, и, наверно, все остальные — тоже.
— Тогда надо им сказать, они ведь, бедные, столько лет тут живут. Растанна, получается, ты нас всех спасешь!
И мы слезли с лестницы и побежали в городок. Когда мы рассказали Фленлипу и Оронту, что есть
— Всем нам достаточно четверти часа. Не опаздывайте!
Но тут, одна женщина, ее звали Тафния, громко сказала:
— Неужели мы все уйдем отсюда? И никто не видит, как же это будет ужасно?
— Да почему? — изумился Фленлип.
— А куда мы пойдем? — спросила Тафния сердито и расстроенно. — Ты вернешься к себе домой, твои родные еще живы. Ну, может быть, еще некоторые найдут свой дом и семью, Лилиана, конечно… А мы-то? Где мы будем жить, на что? Ведь ты об этом и не думаешь.
— Да, у нас там нет дома, работы. Зато там — все настоящее, наконец-то, и воздух, и небо, и солнце… Тафния, как ты вообще можешь так говорить? Неужели ты хочешь согласиться на жизнь под этим вот неживым солнцем, с этим всем старым хламом, только чтобы тебя кормили и поили, как ручного кролика?
— А ты знаешь, что такое бедность, голод, холод, болезни? Очень я сомневаюсь, Фленлип. У тебя-то и семья жила в достатке, и в училище тебя кормили и одевали, и тут тебе не приходилось бороться хоть за что-то. А мою семью когда-то из дома выселили, когда мы заплатить не смогли, потому что отец умер, очень я хорошо это помню, и никому мы не были нужны, и еды у нас не было. Потом мама нашла работу на ферме, а знаешь, каково нам было до этого? Рассказать тебе, как…
Тут один за другим заговорили и прочие, кто-то отошел и задумался, кто-то заспорил, началось что-то несуразное и шумное.
Наконец вперед вышел тот, кого я увидела первым в этом месте, человек, одетый в старинную одежду, он и выглядел старше прочих, в волосах кое — где уже виделась седина.
— Милые дамы и досточтимые кавалеры! Выслушайте меня, прошу вас. Я в этом месте дальше всех. У меня-то уж едва ли остался кто-то из родных, мне тоже нельзя надеяться, что тот, настоящий мир, меня встретит приветливо, как долгожданного друга. Но как же я скучаю по всему настоящему — людям, солнцу, небу… Нет, я пойду, и вас прошу — не оставайтесь здесь, в таком странном, неживом, сумасшедшем мире. Уйдемте вместе!
Спор продлился недолго. Тафния и еще две девушки колебались. Остальные очень хотели уйти отсюда, даже те, кто прожил тут долго и знал, что там, наверху, у них ничего и никого нет. Легче всего было решиться тем, кто здесь поженился, все-таки вдвоем не так страшно возвращаться, как в одиночку. В конце концов, Тафния и еще двое сомневающихся тоже решили идти, потому что оставаться здесь втроем им не хотелось.
— Как будем подниматься? — озабоченно спросил Фленлип.
— Давайте я возьму Растанну за руку, ты — меня, и так дальше. Как в сказке о волшебной монетке. Как к ней все прилипали по очереди… Может быть, и нас так получится, — предложила Лил.
— Попробуем, — кивнул Фленлип.
Мы взялись за руки, и я шагнула на лестницу. Фленлип смотрел в пустоту, куда наступила Лил и куда надо было сейчас шагнуть ему, с надеждой и страхом. Он сделал шаг за ней, и радостно обернулся к остальным:
— Все прекрасно! Хватайтесь за руки и за мной!
И вот, один за другим, в воздухе теперь шли по невидимым ступенькам жители этого странного мира. Каждый одной рукой держался за впереди идущего, а вторую подавал идущему следом. Хорошо, что лестница была довольно широкой и не крутой.
Они вылезали один за другим, осматривались и узнавали больничную комнату (почти все тут побывали когда-то или заходили к друзьям), вид за окном. Только самые давние пленники Театра почти ничего не вспоминали. Все прибывшие и осмотревшиеся громко переговаривались, что-то кричали, смеялись, плакали… Госпожа Ташшим прибежала на этот шум, увидела непонятно откуда появившуюся толпу народа и остолбенела у дверей. Даже ругаться не могла от изумления. Пришедшие заглядывали в окна, усаживались на мою кровать, скидывали с плеч узелки с прихваченными вещами.
Наконец, последний выбрался наружу, и почти сразу свет из проема погас, и проем закрылся. А тут неожиданно по комнате разлетелась разноцветная пыль, сначала я не поняла, что это и откуда, а потом стало ясно — это вещи, захваченные из Подземелья, рассыпались, сначала радужным прахом, потом он стал бесцветно — прозрачным, а потом, я только успела поймать в руку горсточку, как и совсем исчез, а в воздухе и в руке осталась только пустота. Госпожа Ташшим побежала за консьержами, потом вызвали госпожу Фарриста, словом, еще несколько часов бывшим пленникам и мне надо было рассказывать, что и как произошло. Нас повели в кабинет начальницы училища, там мы еще раз все объяснили. Послали за родителями Лил и Ульсы, начали прикидывать, кого из родственников прочих можно найти. Уже забрезжил рассвет, я сидела на диване и засыпала. То и дело меня вырывали из сна громкие разговоры, возгласы, потом я снова проваливалась куда-то, мне снилась радужная пыль, поросшие мхом статуи и лестница в какое-то темное и безнадежно — тоскливое место.
Утром я проснулась снова в больничной комнате. Я вспомнила, как меня отвела госпожа Ширх, уже под утро. Пришла госпожа Ташшим, и я начала ее расспрашивать, куда делись все пришедшие. Оказалось, их разместили временно в нескольких помещениях в актерском флигеле, кроме Лил, Ульсы и еще двух или трех, у кого нашлись родные. Ну, а днем сестра принесла еще одно известие: флигель Училища закрывают, всех временно распускают по домам. Таково было распоряжение директора Театра, хотя госпожа Фарриста возражала. Сестра посматривала на меня с опаской, и стало понятно, что теперь мне много еще раз придется рассказывать о Подземном Городе. Госпожа Ташшим помогла мне собрать вещи: те, кому некуда идти, пока что тоже должны переместиться в актерский корпус.