Изгнанница
Шрифт:
— Значит, они считали, что Марн хотел колдовать?
— Да я, в общем-то, тоже думаю, что Марн хотел колдовать. Ему удалось убедить короля в безобидности и безвредности его волшебства, но только на время.
— Выходит, Марн и заколдовал Театр? Ну, в отместку, что его выгнали?
— Да нет, ты не поняла, Марн изначально хотел, чтобы в Театре делалось волшебством. Мне кажется, вот в чем его замысел: он попробовал, поэкспериментировал у нас, в Фарлайне, на кукольном театре, а затем решил… хм… изменить масштаб. Понимаешь? Совершенный Театр, совершенные актеры… Призраки! Они сами должны были ставить спектакли, разыгрывать их, а Театр был бы неким режиссером, что ли, по его задумке…
— А декорации?
— Ну, ты же их видела, на тех представлениях ночью. По Марновым
— Почему же Марна выгнали?
— Это было чересчур для Тиеренны, совсем чересчур. Призрачные актеры, Театр — режиссер. Нет, это бы всех шокировало, пугало… Или приучило к мысли, что волшебство — может быть, до определенной черты, милым, простым и полезным, и заставило бы относиться к Фарлайну более доброжелательно. Это, видимо, тогда не устраивало дипломатов и военных. А, быть может, и тех, кто уже мечтал о том, как будет пристраивать своих друзей и знакомых на разные театральные должности — ну, кто теперь узнает, какие соображения, важные, государственные, или, наоборот, мелкие, корыстные, были в головах у тех людей, которые интриговали против Затейника, — отец отложил книгу и принялся складывать в корзину хлеб, окорок и сыр, оставшиеся от завтрака. Пока отец убирал остатки еды, я сложила салфетки и кинула их в сумку к дорожным припасам.
Мы забрались в дормез, и я спросила у отца:
— Но тогда я не понимаю. Получается, что они были правы? Те, кто прогнал Марна?
— Почему? — удивился он.
— Так ведь он и правда сделал злое дело, призраки, конечно, безопасные, и поют, и танцуют великолепно. Но Театр-то! Откуда взялся тот мертвый город, почему люди пропадали? Значит, это дело Марна?
— Нет, не сказал бы… С одной стороны, кто знает, правы они или нет, его противники… Я не думаю, что он хотел специально сотворить такую западню. С другой стороны, мне отчего-то кажется, Марн опрометчиво понадеялся, что сможет заставить Театр придумывать пьесы, создавать и уничтожать призрачных актеров, и все это будет таким же веселым ярмарочным волшебством, как его Кукольный Домик. Кроме того, ему не дали закончить его дело, а раз так, то кто знает, что он оставил бы, что изменил в своей идее. Но, если вдуматься, какая мысль! Совершенный Театр, это надо же! Тут, пожалуй, и тоже ловушка — ничего в этом мире не бывает совершенным, никогда…
— Марн не додумал до конца то, что хотел сделать?
— Да, скорее всего. Возможно, хотел поэкспериментировать… Можно, пожалуй, понять тех, кто возмутился — такое огромное здание и всего лишь для каких-то, с их точки зрения шарлатанских, экспериментов.
— Там еще написано, что Марн приходил на строительство по ночам, когда ему запретили занимать театральными делами, но из страны еще не выслали.
— Я считаю, что знаю, зачем Затейник приходил по ночам: он надеялся или убрать свое колдовство, или как-то нейтрализовать его, он ведь понимал, как и все чародеи, что любое неоконченное волшебство опасно.
— Почему опасно?
— Как недостроенный дом. Кирпичи не закреплены раствором, дождь заливает в окна, на лестницах ступеньки не прибиты. Вот так же бывает в том месте или с той вещью, над которой производились какие-либо чародейные действия, но не завершили их — все неустойчиво, оставлено на произвол непонятных закономерностей.
Отец высунул голову из окна, потом поглядел на часы:
— Через пару часов доедем до гостиницы. И там будем искать охрану для сопровождения и попутчиков… А с Театром, вероятнее всего, случилось вот что — Марн оживил его, но толком не выучил, и Театр не понимал, что положено делать, создавал своих призраков, развеивал их, ставил представления.
— Но потом почему-то стал злым, ну, частично, и сделал себе Подземелье — западню. Ведь могло так быть?
— Ты не учитываешь то, о чем я тебе раньше говорил. Место или вещь не может быть разумной, быть доброй или злой… Правда, Марн именно и хотел сотворить некую сущность, практически разумную, хотя не представляю, как он мог это сделать… С другой стороны, с кукольным театром у него это отчасти получилось… И вот еще что любопытно. Как ты думаешь, что было раньше на том месте, на котором надо было «устроить» Театр? — отец задернул занавеску, чтобы солнце не било в лицо.
— Это-то я знаю, это место называлось — Речная площадь, потом ее назвали Королевской, из-за Королевского Театра.
— Ну, правильно, Речная площадь, но что на ней было?
— Что?
— Эшафот. А такие места, как ты понимаешь, никогда не меняют полностью свою суть. Едва ли Марну сказали о том, что Театр должны строить на месте казней. В общем, думаю, все более — менее понятно, что произошло с Театром и почему. То есть не буду утверждать, но, пожалуй, я эту загадку разгадал. Думаю, дело происходило так, — отец прикрыл глаза и заговорил медленно, словно всматриваясь в далекие — далекие времена. — Когда-то, недалеко от центра города, была малолюдная, продуваемая речным ветром площадь. Я себе представляю бессолнечную, неуютную местность, деревянные дома с черными, как будто отсыревшими стенами, равнодушный и холодный ветер. Может быть, это все фантазии, но я уверен, что-то зловещее было в редких голых деревьях, грязных камнях вокруг страшного помоста. Прохожие ускоряли шаг и прятали лица в воротники, им казалось — от холода, а на самом деле — чтобы не соприкасаться с воздухом, в котором растворились страх, бессилие, отчаяние и злоба. Глубоко под землей билось сердце этого места — неразумное, неживое, но пульсирующее темным злом…
Я поплотнее завернулась в плащ. Мне так ясно представилась давняя, безлюдная Речная площадь, что тоже захотелось поскорее миновать ее, спрятав лицо в воротник.
— …Затем эшафот снесли. Старые, сбитые и грязные камни выворотили из земли и вывезли. Город рос, деревянные разваливающиеся домишки снесли, построили высокие, каменные, в три — четыре этажа. Заложили фундамент Театра. Казалось, если наполнить пространство огнями, шорохом шагов и стуком колес экипажей, музыкой и сказочными декорациями, то шум праздника заглушит и страх, и проникающее в душу с каждым вздохом ветра ощущение опасности. И вот первые кирпичи уже привезены, работы идут вовсю, и тогда сюда приходит Марн. У него отличное настроение, множество идей и неутолимое желание праздника. И никаких сомнений в своих силах — до этого у него все выходило прекрасно, правда, его затеи раньше не были столь масштабными, но от этого Марну только интереснее. Он усовершенствует заклинания, которые применял для кукольного театра. Он придумывает, меняет, экспериментирует, он здесь каждый день, ходит по периметру строящегося Театра, мешает рабочим, однажды его чуть не зашиб незакрепленный кирпич, который свалился со стены. Но Марн просто отряхивает плащ и шляпу и продолжает свое дело. Он все забывает за этой захватывающей работой, и все ему нипочем. Одно за другим заклинания создаются вместе со стенами — как будто они цементируют кирпичи, замешиваются с раствором, проникают в фундамент.
— А какие заклинания?
— Некоторые даже представить себе не могу, но я ведь никогда не пытался сделать ничего подобного. Что это может быть… Какое-нибудь чародейство, превращающее чужие чувства и мысли в призрачных людей, высматривающее, что происходит в мире интересненького… или страшненького… Марн ведь делал не кукольных театр для детей. Одним словом, тут было создание некой сущности, умеющей творить осознанные образы, картины, целые пьесы…
— Все-таки, неужели Марн не подумал, что из всего этого может выйти? Ничего не опасался? Откуда он мог знать — вдруг Театр творил бы своих призраков беспрерывно, а они бы разбегались потом по всему городу?
— Ну, с одной стороны, всего нельзя предвидеть. К тому же, совершенно уверен — призраки всегда, с самого начала, были заперты в стенах Театра. А, с другой стороны, ему, Марну, тогда было-то всего лет двадцать пять — двадцать семь. Помню себя в том возрасте — вроде уже не мальчишка, а все равно… молодость, как брага, в крови бродит, и ветер в голове…
— Такой молодой?
— Ну да, что ты так удивляешься? Ты считала — седой мудрый волшебник? Какое там…
Мы помолчали какое-то время, размышляя о Театре, Марне и всей этой истории. Неожиданно повозку тряхнуло, и она, проехав еще немного, остановилась.