Измена. Я требую развод
Шрифт:
Я оказываюсь окружена жаром, лесом и…домом. Почему этот чужой, посторонний мужчина пахнет домом? Почему обнимает меня?
Я стою на носочках, потому что дровосек очень, очень высокий и рука моя повисает в воздухе, потому что я не понимаю, будет ли уместно обнять его в ответ или даже похлопать по спине.
Это нарушение всяких границ, но я же сама об этом думала, верно? Не стоит лукавить, он правда мне нравится.
Можно ли меня после этого считать хорошим человеком? Я всё еще замужем, только-только пережила (а пережила ли?) измену мужа, с которым прожила восемь лет.
Все эти вопросы вращаются в моей голове долю секунды, только одно, короткое мгновение, а потом вдруг резко осыпаются на пол, сгорев дотла в моем воображении.
Я тоже заслуживаю счастья. Рыжая и рябая, кудрявая, худая, да вот такая, какая есть. И счастья такого, какого сама себе пожелаю. Будь оно мужчиной, городом у моря или собственной кондитерской, не важно. Я заслуживаюсвоегосчастья и делать буду то, что мне кажется правильным.
Я вздрагиваю, но не отстраняюсь, а прижимаюсь к нему на миллиметр ближе. И моя рука послушно ложится на широкую спину железного дровосека в немом объятии.
. . .
– Что ты сказала Марианне? – говорит трубка голосом моего мужа.
– И тебе недобрый вечер. Не имею понятия кто это, - фыркаю я.
Хотя, на самом деле, я отлично знаю, что это и есть та самая визгливая любовница. Она мне звонит, значит, а я еще и отчитываться должна. Феерия какая.
– Не строй из себя дуру, Эмма. Марианна звонила тебе вчера, теперь она только и делает, что орёт.
Его голос чужой, недовольный и уставший. О, мой бедный Марк. Ты думал, молодая любовница это праздник каждый день? Очень приятно, что жизнь быстро показала тебе, как это на самом деле работает.
– О, так я должна заботиться о чувствах твоей любовницы? Ну, нет, дорогой, разбирайся с ней сам. Угомони свою бабу, Марк, иначе пострадаете оба. Понятно? – мой голос не дрожит и не срывается, я уверена в себе как никогда. Я, в самом деле, могу подложить ему свинью, почему бы и нет?
– И что ты сделаешь, бедная, убогая Эммочка? Поплачешь в трубку? – его тон такой мерзкий, что меня даже передергивает. Фу, будто грязью облили. Если бы услышала его пару лет назад, сбежала бы уже тогда.
– Нет, просто передам ваши совместные фото и видео из нашей спальни адвокату. А еще подам в суд на твою резиновую куклу о том, что она порочит мою честь, достоинство и деловую репутацию. И ты тоже. Да, не сопи так громко, ты ведь скрывал, что я больше не работаю в нашем ресторане. И за клевету тоже ее накажу. Ты вообще читал, что она в сетях пишет, эта пустоголовая?
Я искренне не понимаю, как можно так открыто писать в соц.сетях такой бред, который пишет она. Выставлять фотографии с женатым мужчиной, называть его любимым, пупсиком и заей, а потом во всеуслышание хаять его жену. Так бесстыдно и уверенно, как будто я не заставала их в своей супружеской постели. Будто это я всемирное зло, а они премилые хомячки.
– Прекрати ее так называть! – взрывается Марк, а только смеюсь в ответ. У меня для этой девицы много эпитетов
– Ты мне запрещаешь? Как мило! Но обломись, у меня слишком много хороших вариантов! Я могла бы называть ее подстилкой, резиновой куклой, матрешкой, силиконовой уткой или, возможно, утконосом, надувной лодкой, шмарозавром, секонд хэндом или комиссионкой, пятерочкой, правда еще не решила, за размер груди или потому, что пятерочка выручает… Я еще в процессе, так что позже пополню список. Так вот, Марк, только суньтесь со своей гусеницей ко мне еще раз, обещаю, поплатитесь. Я хочу жить нормальной жизнью, получить развод и свою законную половину всего. Больше мне от тебя ничего не надо.
Я кладу трубку, не слушая, что он пытается до меня донести. Опять блокирую все номера и с облегчением выдыхаю. Даже дышать становится как-то легче, вот что животворящая сила стервозности делает. Видимо её можно накачать, прямо как мышцу, чем мне и стоит заняться. Надо хорошенько потренироваться!
. . .
– Лидия Петровна, миленькая, что это вы тащите? – восклицаю я, завидев соседку. Она тащит несколько огромных пакетов, буквально согнувшись под их тяжестью.
– Так вот несу домой продукты, что же еще. Осталось-то всего ничего, метров триста, деточка, - тяжело выдыхает старушка, но очень храбрится, это видно. Вид у нее вполне боевой.
– Ох, да ведь и я это не подниму, а вы-то как тащите? – я берусь за пакет, но даже приподнять его не могу, такой он тяжелый. А ведь их три.
– Тебе и не надо, Эмма, это моя работа. Добрый день, дамы, - Егор появляется как будто из-под земли, внезапно и, как всегда, за спиной. Я практически подпрыгиваю на месте, как это делают напуганные кошки. Вверх на всех четырёх лапах.
– Господи, напугал, - шепчу я на выдохе, держась за сердце.
– Всего лишь Егор, ладно? Господом меня называют в особых случаях, - говорит он, поигрывая бровями, и я тут же краснею. Вот же нахал какой, только вместо возмущения хочет улыбаться. Ага, Егор, подергай меня за косички, и я буду знать, что тоже тебе нравлюсь.
Откуда мне знать, что он имел в виду, верно? Возможно, моя фантазия опошлила и перевернула всё с ног на голову.
Железный дровосек хватает все пакеты и легко их поднимает. Вот это силища! Хотя, с такими руками это не удивительно. Он и меня, наверное, легко поднимет, только думать об этом совершенно нельзя. Так что я беру Лидию Петровну под руку, поправляю сумку, и мы спокойно плетемся домой следом за Егором.
Интересно, мне можно обнять его за помощь? Нет? Как жаль.
. . .
– Вот это ты секреты хранила в шкафу, Эмма, - восхищенно говорит Давид.
Он получил от меня фото, скриншоты всех неприятных постов и сообщений Марианны и даже домашнее видео измены. Я просто хотела снять со стороны, как получится станцевать, готовила ему сюрприз на день рождения и заранее прикупила камеру. Думала, посмотрю потом и сотру, мне такие архивы не нужны. А чтобы всё красиво выглядело, просто поставила запись с самого утра.