Изначальные
Шрифт:
– То есть, она станет шлюхой? – уточнил посол.
– Если вам так удобнее, то да.
– А вы не задумывались над тем, что она такая же служащая, как и вы, и когда её брали против её же воли, она служила интересам вашего же государства?
Посол отмахнулся от этих доводов, словно от назойливой мухи и как ни в чем не бывало, продолжил.
– Мы скоро породнимся, это главное. В остальном, если вам удобнее шлюху называть – госслужащей с широкими полномочиями, то рассуждайте как угодно, но суть от этого не поменяется.
– Как и не изменится то, что вы не защитили своё, – парировал герцог. – В подобной ситуации я не могу доверить вам свою дочь!
– Как я понимаю иерархию, вы ещё не лорд Маргеманский, а посему права отказать мне, у вас нет, – надменно задрав нос, проговорил Эрзац. – Что же касается ваших обычаев, то мне глубоко на них плевать. Если для того чтобы продвинуть мои интересы будущей супруге понадобится раздвинуть ноги перед чужаком, она раздвинет, и столько, сколько я того пожелаю, а затем я посмотрю расторгать теперь уже этот брак или нет.
«Вот значит, как», – подумал Оданион. – «Финикиец хочет играть грязно! Ну что ж, тогда поглядим, кто кого!» – вслух же ответил следующее:
– Раз у вас нет члена, значит, мне нечего переживать за мою дочь. Мысль, что более достойное семя взрастет в ней, греет мне сердце куда сильней, нежели наше будущее родство и ваши ублюдки в её чреве.
Лицо посла сделалось красным, и тот выпалил не думая:
– Я не трус в отличие от тебя!
– Правда?! Тогда почему вы как побитая шавка стояли и смотрели, как я кувыркаюсь с твоей супругой?
– Весь зал стоял и смотрел! – повысил голос посол.
– Но опорочили именно вашу жену, – все так же спокойно ответил Оданион. – Трижды!
Эрзац сделал к нему шаг и сир Блек, схватился за рукоять меча, говоря, что дальше подходить не стоит.
– Будь мы в Финикии, – процедил посол, – я бы изрубил тебя на куски.
– Будь мы в Финикии, я бы умер, но не позволил при живом муже насиловать жену!
Финикиец в ярости замер, ему нечего было сказать в ответ, похоже, до него дошло, теперь успех нужно закрепить и размазать этого выскочку.
Герцог посмотрел на стоящую за спиной посла бывшую супругу.
– Иди сюда дорогая, – сказал он ей. Та, приблизилась и Маргеман, притянув её за талию, усадил к себе на колени. – Хороша да?! – спросил Оданион, измываясь над гостем жадно осматривая свой приз. Он запустил руку под тунику, сильно сдавив грудь, женщина охнула, ослабив хватку и потеребив пальцами сосок, который сразу же откликнулся на нежную ласку, герцог продолжил. – Как тебя зовут дорогая? – Эрзац гневно фыркнул и отвернулся, а она, покраснев, ответила:
– Галатея, – прекратив играть с соском, Оданион опустил руку вниз и проник в лоно.
– Вижу, Эрзац нечасто взбирался на тебя Галатея, раз твой «Храм» все ещё так хорошо запечатан? – дева усеялась мурашками, закрыв глаза от удовольствия.
– Однажды, – ответила она, – и лишь для консумации брака, двенадцать лет тому назад, – дыхание Галатеи участилось, чувствуя её возбуждение, Оданион продолжил ласки, только теперь с сильным нажимом, да так, что лоно принялось изливать влагу безмерно.
– Хочешь сказать, Эрзац или кто-то другой не трахал тебя более десяти лет?!
– Да-а-а-а, – изнывающе от страсти, простонала она.
Оданион уже и сам сильно возбудился, Галатея это почувствовала. Соскочив, она высвободила его ствол и, раздвинув ноги, села верхом, пустив в себя естество Маргемана. Её необузданная страсть вырвалась наружу.
«Да, вот что мне в ней понравилось. Пламя, тлеющее под маской целомудрия брака».
Галатея двигалась все стремительнее и быстрее, заставляя любовника ускорить момент «триумфа».
– Хочешь знать, как он брал меня? – нагло спросила Галатея, в порыве страсти не подумав, остановится, когда посол закряхтел, пытаясь угомонить их соитие. Герцог кивнул. – Эрзац не мог войти в меня без помощи своего помощника, – она немного сжалилась над Маргеманом, почувствовав его чрезмерное напряжение, и дав тому отдышаться, замерев в яростном забвении, продолжила медленно, но мощно, двигаться, в такт биению Маргеманового сердца.
Герцог весело рассмеялся, а посол скрючился, словно старик.
– Хочешь сказать, ствол Эрзаца встал лишь тогда, когда ему взад вонзился другой?
Момент истины нарастал, мощные движения любовницы ускорились и Оданион почувствовал, как семя низверглось, и Галатея закричала:
– Да-а-а-а!
Более не в силах сдерживать свой необузданный темперамент, движения Галатеи стали настолько мощны, что Маргеман вновь ощутил давно ушедшее сладострастное чувство, когда он сливался с кем-то, отдавая всего себя, за один лишь единственный миг, когда естество бурным фонтаном жизни, орошает вожделенное и желанное лоно полюбовницы.
Миг пробил.
Изнемождённое сладострастным соитием естество Маргемана, безмерным потоком хлынуло в деву, заставляя питаться собой и ставя жирную точку, о её теперешней принадлежности.
Галатея замерла в крепких объятиях своего нового господина, она опустила голову на плечо герцога, пытаясь отдышаться, а Оданион громко расхохотался.
– Как много можно узнать через постель, не правда ли, Эрзац? – Послу пришлось повернуться, раз к нему обратились. – А знаете ли вы, как мы наказываем мужеложцев? – по побледневшему лицу было ясно, что да. – Так вот слушай меня грязный финикиец, – сказал Оданион, присаживая рядом теперь уже свою любовницу. – Ты ни при каких условиях не прикоснешься к моей дочери. Через год ты заявишь, что был нечестен с нею и расторгнешь помолвку, признавшись в измене непорочной деве, лишь в таком случае я сохраню твой секрет и позволю тебе отбыть в вашу загаженную мужеложцами столицу. Ты меня понял?!