Изнанка матрешки. Сборник рассказов
Шрифт:
Приходя, он садился, замирал истуканом, приоткрывал рот и молча внимал мыслям Зуни, который с каждым разом увеличивал нагрузку, стараясь передать Тиону всё многообразие своего внутреннего мира, любовь к природе и близким, к познанию и созиданию.
Зуня знал, вот он подумал, представил, и зёрна его образов и идей погрузились в почву существа Тиона, достаточно уже вздобренную предыдущими встречами и ростками тех встреч.
Так или примерно так, как знал Зуня, должно было происходить. Но почва при каждой новой встрече оказывалась почти мёртвой, любое семя в ней гибло, не дав ростка. И не появлялось у Тиона в ответ на искренние и естественные стремления Зуни ни восхищения, ни радости, ни благодарности.
Беседы и консультации со старшим Зуней не помогали. Не помогали нашему Зуне, не помогали и тем Зуням, которым после лишений удалось-таки вступить в контакт с людьми.
Новое крушение замыслам Зуней ожидало их. Вначале люди не восприняли их как друзей, но как чудищ, человеко-быков. Что внесло разочарование у многих Зуней. Теперь земляне не воспринимали их способности чему-либо научить их…
Тион приходил и уходил, день ото дня поражая Зуню разгорающимся лихорадочным блеском глаз, стекленеющих от некоторых воспринимаемых от Зуни мыслей и новых знаний. Но в ответ не давал ни искры, чтобы можно было узнать о разумном усвоении им познанного.
Тем временем Зуня привык подниматься на стену, отделяющую Лабиринт от города, и с печалью смотреть на кипение жизни у самых его ног, желанной, но недоступной. Люди, завидя его, показывали пальцами, украдкой грозили кулаками или проклинали в мыслях. Однако теперь Зуня оставался глух к угрозам и не пытался, так как удостоверился в никчемности усилий, вступать со всеми людьми в близкие отношения: и в мысленные и в непосредственные.
Однажды – раннее прохладное утро ещё обнимало зачарованный полусонный мир – Зуня с высоты стены увидел жуткую картину. Многолюдная процессия стенающих жителей города медленно двигалась за обнажёнными юношами и девушками. Руки у них были связаны, на шеи наброшены верёвочные петли.
Семь юношей и семь девушек. Поникшие, безвольные…
Над толпой витал грозный гул. И все проклинали его, Зуню. За жёсткость, бессердечность, кровожадность.
Какая несправедливость!
Сердце Зуни упало в предчувствии чего-то страшного. Это помешало сразу вникнуть в суть происходящего.
В друг из толпы вышел человек. Грубый, властный, энергичный, в сверкающих доспехах. В нём Зуня узнал… Тиона, своего ученика. Своего единственного ученика, который познал его, который, возможно, даже понял его. Он остановит и убедит этих людей…
А Тион провозгласил:
– Во имя и по повелению Минотавра, сына Зевса Всемогущего!..
Что он говорит?!.
Раздался громче всеобщий плач.
– Чудовище, пожирающее наших детей!.. Чтобы тебя поглотило море!.. – слышал обескураженный Зуня, всё ещё не веря своей догадке.
Неужели его именем твориться преступление? И убьют ни в чём не повинных молодых землян, которых он мог бы научить жить без страха и в счастье?
Но горше во сто крат было узнать, что его именем распоряжается Тион.
Горе!.. Горе для Зуни, горе для людей!
Сильные воины по указке Тиона грубо втолкнули обречённых в один из входов в Лабиринт, поспешно прикрыли массивные створки дверей и наставили копья на толпу, придвинувшуюся к ним в едином порыве.
Зуня видел сжавшиеся фигуры несчастных молодых людей, что припали к стене и обречённо ожидали прихода чудовища, Минотавра, должного пожрать их. А по другую сторону стены вопили и рвали на себе одежды и волосы безутешные родители. Им вторили и следовали все остальные.
Зуня изнемогал от ненависти, бьющей по нему.
Но что это? Из глубины Лабиринта выскочили какие-то вооружённые воины, сбили в кучку жертвы и погнали их куда-то прочь.
Волна облегчения освежило существо Зуни.
Тион не мог нарушить его заветов, а, как сын своего неласкового века, он вынужден делать то, что требовало общество и традиции. И совершив обряд приношения молодых землян в жертву, он теперь освободит их! Осушат слёзы родители и близкие, успокоятся жители города, а он, Зуня, обретёт уверенность.
Это победа! Маленькая, но победа!
Надо увидеть счастливые лица освобождённых юношей и девушек, услышать из их уст благодарные слова, ведь он вправе часть из них принять в свой адрес.
Зуня поспешил вслед за землянами, быстро пересекающих Лабиринт. Они прекрасно ориентировались в нём.
На выходе из Лабиринта, за такими же тяжёлыми дверями, их поджидали другие воины, совершенно не похожие на обитателей города. Это были те же люди, но массивные, заросшие густыми длинными волосами, с бородами и усами, под которыми прятались грубые черты лица.
Вооружённые короткими мечами, они перехватили всё ещё связанных молодых людей и поторопились, бесцеремонно подгоняя несчастных, вниз, где на синем зеркале спокойного моря скорлупкой застыло судно, готовое к отплытию.
Зуня последовал за ними. В его душе уже исчезло ликование, а лишь горечь густила кровь и туманило сознание.
Как он ошибался, веря Тиону и успокаивая себя!
А вот и он – Тион. Успел уже объявиться здесь, у сходней на судно. Важный, недоступный. Рядом с ним подвижный человек с хитрым лицом и повадками змеи. Он, поводя маслеными глазами по обнажённым телам жертв, отсчитывал Тиону золото за каждого их проводимых мимо юношу или девушку.
Зуня понял всё! Тело его свело, пробуждая мрачные инстинкты. Он закричал раненным зверем:
– Не-ет! Только не это!..
Такой подлости не мог простить и вынести даже специально подготовленный, тренированный и до мельчайших частиц своего существа убеждённый Зуня.
Между его подросшими рогами полыхнула, скрутилась тугой спиралью молния. Она резко распрямилась и тонким едва видимым лезвием достала до груди Тиона, выжигая жалкую плоть человека, которому он прививал добро, любовь к соплеменникам, знания…