Изнанка матрешки. Сборник рассказов
Шрифт:
У него всё чаще в последнее время появлялись видения того первого дня неравного боя, когда они одним пехотным батальоном не пропустили, как потом сказал полковник, а солдатское радио разнесло, целую дивизию фашистов с танками и пушками. Конечно, везение, конечно удача, но и – подвиг!
Апогеем боя, как показалось тогда Василию, стала смерть деда Тараса. С этого мгновения всё пошло на убыль: взрывы снарядов, цепи противника, свист пуль…
– Ну, чего опять молчишь?.. Думаешь?.. – отвлёк от яркой картины давнего прошлого голос Ковалёва.
– Думаю, Алёша.
– Э-э! Да ты умирать собрался, что ли?
– Это почему же… ты так?
– Сам не знаю. Может быть, к слову пришлось. И почудилось… Голос у тебя какой-то не такой. Случилось что?
– Точно, провидец ты, – Семаков помолчал, решая, посвящать друга в тайну брелока или пока нет? Тот брелок Алексей видел у деда Тараса. Да и слова деда, обращённые к молодому Семакову слышал, даже как-то, давно, правда, вспоминал их в разговоре. Они тогда деда с этим брелоком и похоронили. – Видишь ли, Алёша, – наконец, медленно произнёс он, – мне сегодня Серёжка, внучок мой, к празднику Победы брелок деда Тараса подарил.
– Как так? – не понял Ковалёв.
– А вот так! В магазине купил и подарил мне для ключей к машине.
– А-а ты уверен, – голос друга на противоположном конце провода дрогнул, – что это именно дедов?
– Именно он! Я его уже хорошо рассмотрел.
– Хм… Интересно! – Алексей явно был озадачен. – Ты же помнишь, он тебе говорил, что, мол, ты поймёшь что-то. Поймёшь, когда к тебе попадёт эта… ну, да, вещица. Так?
– Так-то оно так, но я тогда ничего не понял и теперь не понимаю. А то, что предполагаю… несерьёзно как-то.
– Что?.. Не тяни!
– Да то, что дед Тарас – это я… Сам понимаешь… Как же я из сегодня в сорок третий попал? Вот и выходит – несерьёзно…
Они надолго замолчали. В телефонных трубках потрескивало, слабо зуммерило, шелестели чьи-то голоса. Друзья слышали дыхание друг друга.
Семаков, наконец, высказал свои странные мысли вслух не только для Алексея, но и, в основном, для себя. Высказал и укрепился в своей догадке, хотя всё остальное оставалось для него выше его понимания, житейского опыта и всего того, что он видел и слышал в своей неспокойной жизни.
А Ковалёв почему-то сразу поверил в предположение Семакова, впрочем, о механизме явления не задумался, а позавидовал ему. Хорошо позавидовал, так как вспомнил…
Его вызвал командир батальона. Он шёл по сожжённой деревне. Искристый снег скрипел под молодыми, послушными ему тогда, ногами. Они не лежали в ту пору колодами, как сейчас, а казалось, бегали сами… Он подходил к штабу, а навстречу ему из дверей показался бодрый ещё старик и, посмотрев на него каким-то странно удивлённым взором, сказал:
– Так ты вот какой ещё… Алексей Ковалёв.
– Ты, дедушка, откуда меня знаешь?
– Знаю, знаю… сынок. Всё знаю.
– Колдун что ли? – засмеялся Алексей.
– Не колдун, но знаю. И всех дружков твоих…
– Лейтенант Ковалёв! – крикнули из дома, и он, продолжая улыбаться, расстался с дедом, а когда на пороге обернулся, увидел, как чудной дед пристально смотрит ему вслед…
Кто мог знать, что это будущий Вася Семаков?.. Его друг последних сорока с лишним лет… Да и похож был дед на него теперешнего.. Это что же значит? Это же он сам себя и спас, получается. И знал, на что шёл. Да, дела…
– Но почему тогда – Тарас? – спросил он.
– Я уже думал об этом. Так моего родного деда звали. Тарас. Тарас Иванович, а отец мой был Иван Тарасович.
– Но постой, постой, Вася! Дед-то был с бородой. Ещё, помнишь, Николаев предлагал ему её сбрить, чтобы, как он смеялся, «немцев не пугать». Помнишь?
– Ну, так что?
– А ты-то…
– Эх, Алёша! То-то и оно. Борода у меня выросла. В том-то и штука, что я её вот уже как месяца три ращу. С того дня, как у тебя последний раз побывал…. Да… Это же не три, а уж пять месяцев прошло. Вот и борода.
– Хм… Надо же. С чего это ты вздумал её растить?
– Поверишь ли, сам не знаю. Как будто кто подсказал… – Василий даже крякнул от собственных слов. Ведь так оно и было. Как наваждение какое: отрастить бороду и усы – и всё тут. – У меня даже догадок никаких тогда не возникало. А теперь вижу, как я сильно на деда Тараса похож. Да что похож? Вылитый дед Тарас! Даже белый клок в бороде…
Василий закашлялся.
– Необычно всё это, – отдышавшись, услышал он раздумчивый голос Алексея. – Ты и дед Тарас… Наш…
– А я что говорю? Дедом Тарасом был я… Буду ещё… Но, знаешь, как подумаю, сердце щемит. Неужели и вправду это был я? И неужели доведётся мне увидеть нас молодыми… Мы-то с тобой потом только сдружились… Когда его похоронили. А он, помнишь, много о нашей дружбе говорил…
Неожиданно Семакову опять увиделась яркая картина прошлого.
В его полуразрушенный окоп приполз дед Тарас с трофейным автоматом и твёрдо сказал:
– С тобой буду тут, Василий.
– Ты что, дед, сдурел! – наорал он на него осипшим голосом, потому что к тому времени убило командира взвода, ранило или поубивало командиров отделений, и он командовал остатками взвода. – Фрицы! Вон они!.. Сейчас на нас полезут опять!
– Я, Вася, стрелять не хуже тебя могу. Отобьёмся от этих.
Рядом разорвалась мина. Комья мёрзлой земли посыпались на них сверху, больно ударяя по спинам. Василий не сразу понял, что лежит под дедом, прикрытый им.
– Ты… дед… – он не нашёлся даже что сказать.
– Немцы! – донёсся издалека голос Ковалёва.
– Ну, гады! – спокойно сказал дед, словно пожурил противника. – Мы ещё, Вася, погуляем на их Ундер Линдер в Берлине… Ты погуляешь, Вася! Победителем!
Василий слышал его краем уха. Слова деда спокойные и необычные, доходили, будто сами собой, до его сознания. И он с признательностью посмотрел на деда, так его слова ободрили Василия, и он обрёл уверенность выйти живым из боя.